"Являюсь, - пишет он, - к старшему смотрителю священных яиц. Представляюсь: "Черри-Гаррард, единственный оставшийся в живых охотник за яйцами императорских пингвинов". Не стану приводить протокольную запись нашей беседы, передам лишь ее дух. Старший смотритель. "Кто вы такой? Что вам угодно? Здесь не яичный склад. Кто вас послал? Вы мешаете работать. Мне что, вызвать полицию? Если вам нужны крокодильи яйца, обратитесь к мистеру Брауну, он занимается их лакировкой". Нахожу мистера Брауна, который ведет меня в кабинет главного хранителя. Передо мной господин весьма ученого вида, у которого наготове две манеры общения: одна, предельно любезная, - для Важной Персоны (очевидно, какого-нибудь Ротшильда-натуралиста), с которой он занят куртуазной беседой, другая - крайне пренебрежительная - для простых смертных, в том числе и для ученых, облеченных официальной миссией, вроде меня. Представляюсь с приличествующей скромностью, говорю, что хочу передать музею пингвиньи яйца. Главный хранитель берет яйца и, не удостоив меня ни единым словом благодарности, поворачивается и заводит о них разговор с Важной Персоной. Я жду. Кровь у меня начинает закипать. Разговор продолжается, как мне кажется, до бесконечности. Внезапно главный хранитель замечает мое присутствие, кое вызывает у него явное раздражение. Главный хранитель: "Вы можете идти". Герой-путешественник: "Соблаговолите выдать расписку". Главный хранитель: "Все в порядке, можете не беспокоиться. Вы свободны". Герой-путешественник: "Мне нужна расписка".
Тут внимание главного хранителя вновь целиком посвящается Важной Персоне. Понимая, что присутствовать при чужом разговоре неделикатно, Герой-путешественник вежливо покидает помещение и усаживается на стул в полутемном коридоре. Время он коротает, репетируя слова, которые он скажет главному хранителю, как только Важная Персона удалится. Однако персона, похоже, не собирается покидать музей, и мысли, равно как и намерения путешественника, становятся все более мрачными. Время идет, входя и выходя из кабинета главного хранителя спрашивают у сидящего, что он делает в коридоре. Ответ неизменно один и тот же: "Я жду расписку в получении пингвиньих яиц". Наконец выражение лица путешественника уже не оставляет сомнений, что в действительности он жаждет не расписки, а убийства, о чем, видимо, было доложено будущей жертве, ибо путешественнику весьма скоро вручают расписку. Тот оставляет музей с сознанием, что вел себя как образцовый джентльмен, однако это служит слабым утешением, и до вечера он рисует в воображении урок вежливости, который ему бы хотелось преподать главному хранителю (посредством удара сапогом)".
Подумать только, как совпадают порой желания путешественников! Не смея сравнивать себя с автором этих строк, написанных в Лондоне в 1913 г., я был бы готов подписаться под ними обеими руками в Париже в 1976 г.
1974 год: выбор места
Мыс Крозир я обозревал в 1973 г. с самолета, а в следующем году - с вертолета. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы пытаться пройти их маршрут: троих героев спасло только чудо, а чудеса не повторяются. И все же меня не оставляло желание совершить летний "безмоторный" поход по Антарктиде; наибольший соблазн вызывал маршрут Хиллари 1957-1958 гг. - от базы Скотт до полюса... Но для этого надо быть новозеландцем или англичанином. На худой конец австралийцем, канадцем или американцем.
За неимением возможности отправиться в подобную экспедицию, где единоборство с холодом, усталостью и изнеможением занимает почти такое же место, как в прошлом, а долгий путь очищает душу от шлаков и накипи цивилизованной жизни, я решил, что мы можем на вполне законных основаниях организовать короткую (8-10, максимум 15 дней) экскурсию. Она должна будет включать подъем на Эребус через Бэрд с целью обнаружения следов извержения 1908 г. и прочих извержений, оставшихся неведомыми по той причине, что в здешних краях бывает не много народу, затем визит на вулкан Терра-Нова, тоже скорее всего ошибочно числящийся потухшим, и, возможно, на Террор. Этот проект я изложил Бобу Томсону, одному из первых новозеландских полярников, сейчас возглавляющему Антарктический отдел УНПИ.
- Очень боюсь, что нам не дадут разрешения, - ответил он. - При какой-либо неожиданности - несчастный случай или что иное - на помощь придется бросить все вертолеты. Группу надо будет обнаружить и эвакуировать. Таким образом, остановится работа других групп, поскольку все зависят от вертолетов.
Год спустя, когда мы вновь встретились на базе Скотт для обсуждения последних деталей предстоявшего спуска в кратер Эребуса, я опять попытал судьбу. Все члены группы горели желанием подняться на вулкан своими ногами, пусть даже коротким маршрутом, открытым Дейвидом и Адамсом в 1908 г., а не попасть туда как туристы. Руководство, ведавшее вертолетами, повторило ответ, который я уже слышал от Боба Томсона.
Тогда я начал второе маленькое сражение. Дело в том, что американские врачи базы Мак-Мердо, подчиненные, как и вертолетчики, военно-морскому ведомству, считали, что нас нельзя сразу забрасывать в верхний лагерь; вначале нам следует провести какое-то время в промежуточном лагере на высоте 2000-2500 м для акклиматизации. Перед отлетом из Парижа я самым серьезным образом обсудил эту проблему с врачами-специалистами по "высотным расстройствам". С учетом всех факторов они пришли к выводу, что устройство подобного лагеря излишне, достаточно обеспечить членов экспедиции усиленным рационом, включающим обильное питье и дозу минеральных солей, и дать им возможность провести несколько дней без нагрузки в базовом лагере на высоте 3700 м. Вторая неудача! Антарктические врачи категорически настаивали на промежуточной остановке. В утешение мне предоставили право самому выбрать место для этого лагеря.
Честно говоря, я не сомневался, что мои оппоненты - образец вежливости и доброжелательности - просто сочли, что береженого бог бережет, а раз так, лучше устроить "заложенный" в программу лагерь, чем брать на себя ответственность. Те же люди, будучи с нами в походе, а не на административном посту, не колеблясь, высадились бы у вершины. А так... По моим наблюдениям, люди скорее готовы рискнуть собственной шкурой, чем неприятностями по службе.
Наша группа тем временем разрослась до солидных (слишком солидных на мой вкус) размеров - шесть новозеландцев и шесть французов. Научная часть, техническая часть и тыловая поддержка - таков был обязательный минимум для вулканологической экспедиции. Тринадцатым стал журналист новозеландского агентства печати, а четырнадцатым - фотограф американских ВМС. Четырнадцать человек, оборудование для лагеря, месячный запас пищи, керосин, являющийся в этих широтах синонимом жизни, альпинистское снаряжение для спуска в кратер плюс научная аппаратура - для доставки всего этого на гору потребовался воздушный мост, целая вертолетная операция.
Как старшего по возрасту и чину (я был руководителем экспедиции) меня посадили в первый вертолет. Предстояло выбрать место для промежуточного лагеря. В общем я уже знал, где это будет: чтение рассказов первовосходителей, облет Эребуса, которым нас побаловал пилот транспортного самолета перед посадкой на Мак-Мердо несколько дней назад, данные аэрофотосъемки и моя прошлогодняя вылазка позволили составить довольно отчетливое представление о рельефе вулкана. Я остановил свой выбор на довольно широкой седловине, заканчивавшейся с востока Клыком - острым выступом, торчащим из толщи ледяного панцыря Эребуса. Это ровное место расположено достаточно высоко (около 3000 м) для акклиматизации и вместе с тем на порядочном удалении от верхнего лагеря для оправдания остановки.
Итак, освободившись от квартирмейстерских забот, я полез в вертолет. Мне довольно часто приходится пользоваться винтокрылыми машинами. Несмотря на это, каждый раз восхищаюсь виртуозной легкостью, спокойной уверенностью и заботливостью пилотов, будь то французы, американцы, эфиопы - кто угодно.
Пурга
Надо сказать, что я принадлежу к категории наивных, простодушных людей, которым лицезрение природы никогда не наскучивает. Мне достаточно просто стоять и смотреть на пейзаж. Ну а когда доводится обозревать эту картину с вертолета, все чувства обостряются стократ.