Вопрос весьма непростой и неоднозначный. С одной стороны, мне очень хочется присоединиться к мыслям, высказанным в журнальной статье Алеся Адамовича, одного из авторов той книги, которая цитировалась выше. Говоря о действительно опасной для существования человечества ситуации, сложившейся ныне на земле, писатель делает вывод, что сейчас, когда даже один выстрел, подобный выстрелу Г. Принципа в Сараеве [Убийство в Сараеве в 1914 году австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, послужившее поводом к началу первой мировой войны. (Авт.)], способен стать стартовым сигналом для полного самоуничтожения человечества, насилие как способ решения социальных проблем превращается в чистое безумие. Он мечтает об утверждении "казавшегося бессильным и наивным библейского принципа-запрета "не убий". И далее: "Абсолютный запрет на кровь и жестокость, диктуемый высшими интересами рода человеческого, - вот формула гуманизма, рождающегося и исходе самого жестокого и кровавого из веков..." И еще:
"...Люди обязаны выработать в себе абсолютное отвращение к убийству себе подобных - такое же, как испытывают к каннибализму... Человек разумен лишь в той степени, в какой он добр, милосерден, гуманен..."
Называется статья, из которой взяты эти фразы, "Слово против силы".
Не хочется оспаривать столь симпатичные, столь гуманные, столь красивые и разумные (с позиций конечного развития человечества) утверждения, освященные к тому же именами всех великих гуманистов прошлого, в том числе и наших, отечественных: Л. Толстого, Ф. Достоевского. Хочется верить, что человеческая история действительно уже достигла в XX веке того счастливого рубежа, на котором можно обойтись без всякого насилия, без всякого кровопролития (и, кстати, без традиционных мужских качеств - слабые, кроткие женщины "словом"-то владеть способны ничуть не хуже, чем мужчины). Хорошо, если бы все было так, но увы...
У бурного XX века много разных названий. Среди них не встречалось одного - "кровавый". А ведь наш век его вполне заслужил. Две мировые войны, в ходе которых людские потери составили 70 миллионов человек, гитлеровские концентрационные лагеря, крематории и душегубки, Хиросима и Нагасаки, "грязная война" во Вьетнаме, злодеяния пиночетовцев и полпотовцев, истребление мирного населения израильскими захватчиками на Ближнем Востоке... Всего не перечислишь.
"Не убий!.." Можно ли принять для неотступного исполнения этот чудесный лозунг в "одностороннем", как говорится, порядке? Недавно группа советских писателей ездила в Кампучию и была потрясена цинизмом и легкостью, с которой полпотовская шайка истребляла народ этой многострадальной страны Вернувшись в СССР, некоторые из членов делегации со скорбью и гневом писали про это, поражаясь силе пророческого предвидения Достоевского, который страстно предостерегал человечество, предсказывая, к каким тяжким последствиям может привести идея вседозволенности в сфере нравственности, всякого рода арифметические подсчеты, сколько людей можно принести в жертву ради "всеобщей гармонии". Так вот, спрашивается, могли бы наши писатели с их гуманным "словом" прийти в Кампучию в то время, когда там чинили свой разбой полпотовцы? Увы, пока вооруженные солдаты силой не вымели бандитов, слова этого никто в стране не услышал бы, да и недолго бы удалось его произносить - "красные кхмеры" быстро затыкали рот всем неугодным.
Впрочем, Алесь Адамович сам лучше кого бы то ни было возразил себе в других своих публикациях. В одной из статей он, например, писал так вот: "Всю жизнь болезненно помню - мучит он меня - факт биографии:
я убил слепых котят!.. И сидит во мне ноющее воспотчинание, как нес я их, с какой внезапной злостью все проделал (на них же озлился за то, что они такие беспомощные и что их так жалко!).
И еще знаю, что я убил (или по крайней мере тяжело ранил) двух человек: немца-жандарма и власовца, но присутствует это воспоминание глухо, ничего во мне не задевая, - как-то изолированно от моего существа...
Котята нет-нет да и царапнут живую память, а что ты убил человека нет, не осталось такого чувства. Не люди они были для нас, не вернулись к человеческому образу к десятилетия спустя..."
Отступил ли от принципов гуманизма писатель-партизан, стреляя в фашистов, в карателей?..
Алесь Адамович - соавтор страшной книги "Я из огненной деревни". В ней собраны воспоминания людей из 147 деревень Белоруссии, сожженных дотла фашистскими карателями. Деревень-то таких было в несколько раз больше, но просто больше не нашлось живых свидетелей тех изуверских "акций", в ходе которых расстреливали и укладывали в ямы ряд на ряд стариков, женщин, детей, в ходе которых людей запирали в сараях, домах, церквах и сжигали заживо...
И что же надо было противопоставить палачу, со смехом стрелявшему в ребенка, который умолял: "Не убивай меня, дяденька, я тебе песенку спою!" - проникновенное "слово"? Нет, пулю и петлю. Прав писатель: не люди они, нет! И не на женщин же нам перекладывать "мужскую" работу по очищению планеты от нелюдей!
Но, может быть, ситуация радикально изменилась в этом отношении с времен второй мировой войны? Что и говорить, очень бы хотелось верить, что жертвы, принесенные нашими старшими братьями, отцами и дедами, были последними, что они своей кровью, своими жизнями обеспечили полностью безопасность, мир и покой нынешних и всех будущих мальчишек и девчонок! Но непохоже. Как говорил немецкий писатель-антифашист Бертольд Брехт, "еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада...". Во многих капиталистических странах фашистские организации существуют легально. Кое-где их отряды исчисляются многими тысячами. "Итальянское социальное движение", например, насчитывает в своих рядах 300 тысяч человек. В ФРГ более 150 организаций ставят своей целью возродить в стране фашистские порядки. На митингах фашистской молодежи вновь звучит: "Хайль Гитлер!"
Нет, не настали еще те идиллические времена, когда женщины могли бы целыми днями рвать цветы на лужайках и петь песенки про любовь, а мужчины - играть им на дудочке. Рано еще прятать под музейные стекла, туда, где лежат каменные топоры, луки и кольчуги, традиционные мужские черты характера: смелость, стойкость, силу, умение постоять за свои убеждения и защитить слабого! Но если так, то почему же все-таки произошла у нас некоторая девальвация этих качеств? В этом стоит разобраться.
"ДАМСКАЯ ПЕДАГОГИКА" И МАЛЬЧИШКИ
Итак, почему некоторые наши юноши становятся "женоподобными"? Что мешает им проявлять мужской характер в трудные минуты жизни?
Ведь не меняет же НТР мужских генов, а в крови же у всех у нас заложено стремление быть сильными и смелыми. Ученые это подтверждают даже в отношении самых первых этапов формирования характера.
Вот две типичные реакции на преодоление преграды, установленной между тринадцатимесячным ребенком и его матерью: мальчики, как правило, пытаются энергично преодолеть преграду, а девочки останавливаются перед ней и плачут. Мальчики буквально с младенческого возраста тянутся к более активным, силовым играм, связанным с соревнованием, риском, девочки ориентируются на более спокойные занятия, легче поддаются влиянию окружающих.
Заметьте: дети и подростки по-прежнему любят играть в войну. Как и десятки поколений их предшественников, наши ребятишки галопируют на простых прутьях, рубятся деревянными саблями, разве что лукам предпочитают "автоматы", но и тут, пожалуй, решают не дальнобойность и скорострельность, а чисто акустические достоинства "современного оружия".
- В книгах о войне меня привлекают приключения, драка, стрельба, пишет одиннадцатилетний школьник в ответ на вопрос анкеты Дома детской книги. Это типичный ответ. Девочки же более склонны к миролюбию, даже пацифизму.
Не будем умиляться драчливостью, но, видимо, она остается типичной чертой мальчишки определенного возраста. При правильном воспитании эта черта вольется облагороженной струей в нормальный мужской характер, который несовместим с трусливым миролюбием перед лицом распоясавшегося хулигана, оскорбляющего женщину или избивающего старика.