Сталинскую логику мы постигли через два-три года, когда в Риге появился молодой еврейский писатель из Москвы, скрывавшийся от властей. Он рассказал, что в Москве арестован весь еврейский антифашистский комитет, а Михоэлс был убит КГБ, а не пал жертвой несчастного случая.

Но уже в 1946 году мы твердо знали, что спасение евреев от гитлеровцев и латышских фашистов вовсе не доблесть, в чем окончательно убедил нас суд над шофером Карлисом Янковским.

Карлис был верным помощником Жана. Он не только предоставил подвал своего дома под убежище. Он сделал и гораздо больше. Он подъезжал на своей машине на улицы, близкие к лагерям, подхватывал беглецов, которые пробирались к Жану Липке. Однажды он увидел возле армейской столовой военный грузовик с зеленым брезентом. Ни шофера, ни солдат в кузове не было. Карлис прыгнул в кабину и увел грузовик, в котором были автоматы. Таким образом, почти все евреи в убежищах были вооружены немецкими автоматами и, если убежище раскрывали, отдавали свою жизнь дорого.

Карлиса тоже таскали в КГБ, и как-то он сказал знакомому латышу, что его удивляет у советских языческое обожествление вещей. "Вот придумали Красные уголки или что флаг -- святыня. Хранится под охраной часового, чтоб никто не покусился на сию святыню. Но кому нужна тряпка?!"

На другой день Карлиса арестовали. Сказали, что за оскорбления флага он получит "десятку".

Узнали об этом спасенные им евреи и, один за другим, отправились в КГБ. Рассказывали о том, как Карлис Янковский воевал с гитлеровцами.

Ничего не помогло. Более того, то, что он спасал евреев, лишь ожесточило суд. Судья спросил Карлиса иронически, отчего у него столько заступников, и приговорил Карлиса к 15 годам сибирских лагерей.

-- 10 лет дали за флаг, а 5 за евреев, -- говорили рижские евреи.

Бог мой, сколько подобных фактов я знаю!

Нет, я не настолько наивен, чтобы считать эту страсть к злодейству лицом русского народа.

Но в том, что это было лицом государства, называвшего себя "родиной социализма", у меня сомнения не было. Я больше не верил высоким словам и лозунгам о светлом будущем и нерушимой дружбе народов.

Какая разница между латышскими фашистами, истреблявшими евреев, как бешеных собак, и советскими офицерами КГБ, терзавшими Жана Липке и спасенных им людей, -- только в покрое и цвете мундира? Невелика разница!...

3. ТАК КТО ЖЕ РАЗЖЕГ ОГОНЬ?

В 1914 году, рассказывал мой отец, всю нашу семью, как и всех остальных евреев Прибалтики, выгнали из дома, "как потенциальных немецких шпионов". Таков был приказ наместника царя великого князя Николая Николаевича, командовавшего русскими войсками. Семья оказалась в Воронеже, затем где-то на Украине.

Я помню рассказы отца о погромах и бесчинствах казаков, которые грабили и резали евреев безнаказанно. Рассказы эти так запечатлелись в моем сердце, что даже из немецкого лагеря я бежал, как отец от погромов: не по улице, где караулила смерть, а задами домов, перепрыгивая через заборы.

Четыре поколения нашей семьи были уничтожены русскими погромщиками или бежали от гитлеровской резни. ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ? Не на словах, а на деле? Роль Сталина, сталинских органов и сталинских политотделов сейчас настолько ясна, что в комментариях не нуждается.

А какова роль Никиты Хрущева, который первым поднял руку на кумира? Он рассказал все, кроме того, что процесс врачей носил открыто антисемитский характер. Такой же злобно-юдофобский акцент имели и дела об экономических преступлениях, преданные гласности во времена "оттепели"...

Брежнев не покинул проторенной тропы: организовал польский эксперимент -- изгнание уцелевших евреев; в брежневских райкомах создавались различные клубы, позднее назвавшие себя "Памятью".

Кто проводил идеи "титанов мысли" в жизнь? В каждой области были свои "преданные без лести" сусловы и гришины, ждановы и романовы, несть им числа! Время выбирало своих героев...

В нашей Латвии первым Председателем Совета Министров был Кирхенштейн, откровенный антисемит, о чем знала вся Рига. Первым секретарем ЦК партии стал Калнберзин, также закрывший глаза на глумление МГБ над уцелевшими евреями. Он ни в чем не перечил полицейским полковникам. Не защитил никого, даже своего товарища по подполью Льва Вайнера, которого осудили, как "шпиона..." Помогать арестованным было опасно, а еврею -- тем более. "Ничем не могу помочь,-- передал Вайнеру Калнберзин. -- Пусть не надеется..."

Кто -- нет, не наказал -- осудил их за травлю евреев?

А кто осудил, хотя бы на словах, Арвида Пельше, который отвернулся и от евреев, и от латышей, высланных в Сибирь в 1939-- 40 годах на верную смерть? Сколько совершено злодеяний, на которые высокие партийцы смотрели сквозь пальцы? Пельше, за солдатское послушание, был взят "живым на небо", как говорили в Риге. Стал членом Политбюро ЦК, руководителем Высшей партийной комиссии, расправлявшейся с "инакомыслами". Сколько судеб поломано, сколько крови пролито, кто и когда сказал об этом?

Высокие партийные сановники во всех национальных республиках проводили много лет откровенную политику русофикации и тем самым национального стравливания, обостренного социальным неравенством и нищетой.

Они не понимали, к чему ведет их политика?

Восстанавливать, к примеру, еврейскую культуру -- до самых последних дней -- никто и не думал. Отвечали: "нехватка средств". Восстанавливать всегда не хватало, а разрушать -- хватало всегда.

Едва советские войска вошли в Латвию, как запретили иврит, а нам, школьникам, объявили, что со следующего учебного года школ на идиш не будет. Разогнали эти школы тут же, не дожидаясь следующего года. Тогда же закрыли все еврейские организации, даже спортивные и религиозные. Разогнали еврейскую общину, еврейские больницы, дома для престарелых, детские приюты. Закрыли еврейские библиотеки. После войны уничтожили синагоги, которые гитлеровцы не успели стереть с лица земли.

Государственный антисемитизм, не стихавший ни в сталинской, ни в послесталинской России ни на час, был первой спичкой, поднесенной к тому горючему конгломерату, который назывался советскими газетами дружбой народов. Бикфордов шнур поджег не кто иной, как наш дорогой партийный аппарат -- главная власть и в центре, и на местах. Теперь он как бы поджал когти, выталкивая вперед для маскировки боевиков типа "Памяти"...

Не знаю, может быть, со мной не согласятся многие, в том числе иные ветераны, мои уважаемые соавторы, которые пишут о своей ностальгии; я ностальгии по неволе не испытываю. Не испытываю тоски по российскому шовинизму тоже.

Как и по лагерному беззаконию без конца и края, которое называется однопартийной системой.

Будьте вы все здоровы! И не считайте меня врагом социализма.

Я социализму друг, товарищ и брат. Только скандинавскому да отчасти канадскому, который и сам живет, и другим дает...

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Мы завершаем свой путь в благословенной Канаде. Преувеличиваем ли мы, давая Канаде эпитет "благословенная"?

Судите сами...

Когда мы уезжали из СССР, у нас, вопреки советским законам, отобрали гражданство. И, как следствие, отобрали право на пенсию, которую мы тяжким и многолетним трудом заработали.

А когда прибыли в капиталистическое государство, большинство в преклонном возрасте, нам, к нашему удивлению, выдали столько разных видов социальной помощи, которую в СССР не только заработать, но и в мечтах нельзя представить.

Все мы получили "велфер" (450-- 460 долларов) плюс бесплатное медицинское обслуживание и бесплатные лекарства, транспортные льготы (50%) и практически бесплатные квартиры.

Когда у ветеранов войны родилась идея этой книги, нам пошли навстречу и Бейкрест, где помогают пострадавшим и больным, и федеральное правительство в Оттаве, финансировавшее это издание. Никто не спрашивал, о чем мы хотим рассказать. Никто не навязывал своих идей. Непривычная свобода...

Вот почему нет преувеличения в том, что мы назвали Канаду страной благословенной.