- А мы вас самолетом - "ЯК-40" годится?
- Я из Барнаула на нем прилетел. В наручниках.
- По режиму положено: самолетом - только в наручниках. Но ведь лучше, чем в вагонзаке триста километров по горным дорогам?
- Да мне все равно, - говорю, - мне бы до места, тем более, говорите, там кто-то ждет.
- Еще несколько дней, - говорит, - тут, понимаете, один момент...
- Что еще? - спрашиваю.
- Вы где в Москве жили?
- На Пушкинской площади, в центре.
- Да, хорошее место, бывал в Москве, полгода жил на переподготовке. Здесь у нас, как говорится, дома пониже и асфальт пожиже. С жильем сложности, не то что в Москве.
- Там тоже непросто, - говорю.
- У нас, - говорит, - вообще нет жилья. Вы где думаете жить?
- А я не думал, - говорю, - сниму что-нибудь, мне подошлют деньги.
- Нет, - говорит, - вам снимать по режиму не положено, мы вам сами должны предоставить, а у нас нет.
- Что ж, в тюрьме оставаться? У меня, правда, если по режиму, день тюрьмы идет за три - посижу, быстрей выйду.
- За два, - говорит.
- Сколько ж мне тут еще досиживать?.. - такая тоска меня взяла... - Я читал приговор, знаю: когда на ссылку, день тюрьмы, этапа засчитывается за три дня, так что если подсчитать...
- Нет, - говорит, - в тюрьме вас держать тоже не положено.
- Какой же выход? - я снова перестал хоть что-то понимать.
- Есть выход, - говорит. - Если вы напишете письмо председателю облисполкома, попросите у него жилье, а мы, со своей стороны, вашу просьбу поддержим, думаю, он прислушается.
- По моему заявлению, так просто?
- С нашей поддержкой, - уточнил он.
- Давайте бумагу, конечно, напишу. В Москве годами ждут, чего-чего не пишут... А мне что писать?
- Председателю исполкома областного совета, от такого-то... Написали?.. Прошу выделить квартиру...
- Как - квартиру? - спрашиваю. - Мне и комнаты достаточно, квартиру я до конца срока буду ждать.
- Нет, - говорит, - квартиру. Что ж вы один будете жить - может, к вам кто приедет?
- И он даст мне квартиру? - у меня даже в голове зазвенело.
- Само собой, - говорит, - у нас, правда, квартиры не как в Москве, похуже, но жить можно... Итак, пишите. Прошу выделить мне квартиру на время отбытия наказания... Написали?.. Дальше. Обязуюсь, во время отбывания наказания в виде ссылки, не нарушать закона и не совершать противоправных действий...
Я положил ручку.
- Как... "обязуюсь"?
- Вы же не собираетесь совершать противоправные действия?
- Не собираюсь, - говорю, - я их никогда и не совершал, вы же знаете, мое дело у вас, я и на суде не признал себя виновным, я никогда...
- При чем тут суд, - говорит, - это совсем другое, формальность. Вам надо где-то жить, а жилья у нас нет, а чтоб его выделили, нужно наше ходатайство, а чтоб было ходатайство, я должен быть спокойным, не кто-то там, а я несу ответственность за все, что у нас происходит, и за вас в том числе. Ну, по своей линии, разумеется.
- Но это же юридический абсурд, - говорю я, - у меня приговор: пять лет ссылки, виновным я себя не признал - какие еще обязательства? Я никогда не нарушал закона, а формула, которую вы мне предлагаете, косвенно утверждает: не буду нарушать закон, значит, когда-то нарушал...
- Ну что мы с вами торгуемся, - говорит он, - пусть и юридический абсурд, а мне надо быть спокойным и уверенным. У нас бюрократия, а для вас пустая формальность, зачем вы на ней настаиваете и сами крючкотворствуете?
- У меня день идет за три, - говорю, - даже если бы и за два, могу подождать, пока...
- Что "пока", - говорит, - у нас медленно строят.
- Я год сидел в тюрьме и не участвовал в следствии, - говорю, - не отвечал на вопросы, не признал себя виновным, я никогда не нарушал закон, это вы его нарушили, когда меня посадили, а теперь я должен написать...
- Вот и хорошо, - говорит он, закуривает, - не нарушали и не будете нарушать, а зачем вам сейчас сидеть в тюрьме, хоть и день за два - я ж сказал, вас ждут...
А ведь верно, думаю, а не пошли бы вы все со своими софизмами, я-то знаю кто меня ждет, а у него отпуск кончается, дни считает... Не могу я больше в тюрьме!
- Что писать? - спрашиваю.
У него глаза блеснули.
- Пишите. Обязуюсь во время отбытия наказания в виде ссылки не нарушать закона... Написали? Подпись и число.
Он тянет у меня из рук бумагу, читает, складывает, что-то отрезает от нее и прячет в стол.
- Вот и хорошо, - и голос другой, веселый...
Вот когда я испугался по-настоящему - когда услышал его веселый голос: первый раз меня так употребили, за десять минут сделал из меня дурака, вся моя тюрьма, двенадцать месяцев следствия, восемь пересылок - все ухнуло в... Да что б он со мной сделал - у меня, и верно, по приговору день этапа идет за три, а в тюрьме держать меня не положено...
- Возьмите сигареты, - говорит, - я знаю, у вас и в камере нет...
Он встает: здоровенный мужик, такому на медведя ходить, доволен, профессионально употребил, ничего не скажешь.
Вызывает конвойного.
- Дня через два, - говорит, - мы вас отправим.
Конвойный спустил меня по лестнице, остановил.
- Стой здесь, сейчас за тобой придут.
Я стою у окна, бессмысленно гляжу во двор - напротив тюрьма.
И вот тут - я очень четко это помню: первый раз в жизни прошла сквозь меня та мысль, и я даже не испугался - она была жесткой и точной, не пустые слова. Я повторил ее вслух: "А ведь так кончают самоубийством...".
И любитель рогатого скота меня добил, когда я вернулся в камеру и все ему рассказал. Сплоховал ты, говорит, сделал он тебя, на что мне надо, чтоб ты скорей ушел, но они бы все равно никуда не делись - квартира им нужна, как же, так ли так, жить будешь в бараке, они б тебя еще через неделю отправили, ну, не самолетом, так воронком...
А может, поделом, подумал я тогда, чтоб не хвастался, очень уж просто кончились для меня эти полтора года тюрьмы?.. Да, чтоб не хвастался.
Я не знаю, что делать, сказал я, у меня нет выбора, выхода - понимаешь?.. Я думаю, думаю, у меня игровая голова, но... Нет, не получается. Так что прости меня. Ты о чем? - спросила она. Неловко говорить высокопарности, сказал я, но... Я могу только умереть или... Или отказаться от... Глупости, сказала она, помереть ты не можешь, это Бог решает: что ты говоришь - опомнись?! Но разве ты способен убить... любовь?
Я уже поминал ссылку - в самом начале, когда только-только задумался о музее, когда вспомнился тот - краеведческий, с бивнями мамонта и клыками моржа. Да, ссылка - особый разговор, и тяготы ее особые, прежде всего потому, что неожиданны, нежданны, особенно после бесконечных месяцев тюрьмы, когда уже понимаешь - навсегда, никогда ты отсюда не уйдешь, так и будут добавлять и добавлять к твоему сроку - срок новый, а потом еще и еще. После этапа чуть ли не через всю страну, в Сибирь с заездом на Север, после столыпинских клеток, собак и наручников... А тут - свобода, да такая, что ты и не видел, не знал: горы, горы - и верно, Швейцария! - реки, оглушающая тишина, воздух, как пузыри в стакане с нарзаном... Да, вспоминал я ссылку, когда только начал размышлять о музее - и оглушающую тишину, и воздух, как пузыри... Да хоть целый день, всю ночь просиди на берегу реки, на горе - да где ты такое мог увидеть?!
И вот проходит месяц, другой, третий... И тебя уже не найти на берегу реки, на горе, лежишь на своей койке, перед окном торчит гора - летом зеленая, зимой в снегу, ночью жарит луна, днем полыхает голубое небо, туча зацепилась за макушку горы... А тебе ничего того не надо - ни воздуха, как стакан нарзана, ни обжигающей воды в горной реке, да и... Даже книга, роман, подаренный тебе, а он гудит, сам говорит в тебе - да я уже писал его, как сумасшедший! Но нужно ли его записывать - а дальше что? Писать, прятать, а потом на чьи-то плечи - кто, каким образом, как его отсюда вывезут?..