Последняя встреча с Анютой сильно выбила его из колеи. Он замкнулся в себе и яростно таскал мешки на Товарной, чтобы хоть немного выпустить пар. Он не очень понимал, как дальше жить, и только мысль о деньгах, которых у него никогда не водилось и которые, по слухам, способны решить все проблемы, не давала ему покоя. Решение бросить институт никуда не ушло. Чем дальше, тем больше Генка чувствовал себя чужим здесь. И продолжал учиться только ради крыши над головой.
- Сегодня Михаил Сергеевич Горбачев встречался с президентом Соединенных Штатов...
Гена думал о том, во что превратилась бывшая фарцовка, и что теперь получило право называться бизнесом. Никаких иллюзий по этому поводу он не испытывал. Лезть со своим энским рылом в калашный ряд джинсовых прохвостов, собаку съевших еще у "Советского Композитора" с пластинками "Битлов" под мышкой, было бесполезно... Там, как и везде, все решали связи. А их не было. Генка перебирал в уме десятки вариантов, но ни один, кроме разгрузки товарняков, не принес еще ни копейки...
До появления первого шанса оставалось чуть меньше минуты, но Генка еще не знал об этом. Пока матерая дикторша, розовея от непривычной информации, стоила глазки кому-то за кадром, а литр тухлого московского воздуха только заходил в ее легкие, чтобы принести на выдохе следующую новость, Генка высадил еще стакан портвейна. А потом повернулся к экрану, с которого прозвучало:
- Обмен купюр старого образца на новые будет продолжаться еще неделю. В нашем репортаже вы можете увидеть, что сберкассы работают в обычном режиме. В крупных городах обмен происходит организованно, но из областных и районных центров поступает тревожная информация о панике среди населения. Из Крыма, например, сообщают, что возник черный рынок, где охваченные паникой отдыхающие меняют старые купюры на новые с коэффициентом три к двум и даже два к одному... Мы еще раз подчеркиваем, что эта паника не имеет под собой никаких оснований. Все сберкассы работают...
Дикторша была совершенно непохожа на Медузу Горгону. На ее голове не шевелились змеи. Но Генка застыл, как каменный столб. И пока она говорила что-то о вреде паники и о том, как все на самом деле замечательно, Генка на экране видел совсем другое. Чья-то харя, опухшая от крика, проклинала все и вся перед растерянным мальчишкой - корреспондентом. Она (оно) совало ему деньги и кричало, чтобы он подавился этими бумажками. И таких, бьющихся в истерике, идиотов на экране было достаточно, чтобы Генка понял:
Вот оно! Началось!
Рассовав по карманам все деньги, он понесся по лестнице вниз, забыв выключить телевизор.
...А там шел следующий сюжет. На рябом экране, притулившимся между пустых бутылок и полных пепельниц, появилось лицо, которое Генка узнал бы из миллиона.
- Наши корреспонденты передают с Кавказа, что обстановка продолжает оставаться напряженной. Вот что говорит по этому поводу лейтенант ВДВ Сергей Гончар - непосредственный участник событий, недавно представленный к награде за воинскую доблесть...
- Hands up, baby, hands up!.. - Страшила! - О, пришел таки! Молодец!
Страшила был потный и веселый. Обоим приходилось орать, чтобы расслышать друг друга. Толпа вокруг послушно вскидывала руки вверх под "Оттаван".
- Одевайся и пошли! - Куда? - По дороге расскажу. Бери все бабки, какие есть. Займи у кого сможешь. - Ты чего, охуел, что ли? Зачем тебе бабки? - В Крым поеду. - В Крым? Зачем? - Купаться. Да быстрее ты. Шевелись, ебенамать! - Да ты чего, на самом деле! - Страшила даже обиделся, что с ним случалось редко. Но Генка есть Генка, и он пошел к выходу...
- Куда едем? - спросил он в троллейбусе. - В ближайшую сберкассу. - Она же закрыта! Ночь на дворе. - Спасибо, что сказал. Я бы сам не заметил. - Иди ты... Не можешь толком объяснить. - Хорошо. Объясняю толком. Сейчас ты становишься в очередь, и стоишь в ней всю ночь. Утром я привезу тебе столько денег, сколько смогу занять за ночь. Обменяем все на новые купюры. - Ну? - Баранки гну. Завтра утром я еду в Крым. - А я? - А ты сидишь здесь и ждешь мешков со старыми деньгами. Обменяешь на новые по той же схеме. Ясно? - Нет. - Что непонятно? - Все непонятно. Зачем шило на мыло менять? - А затем, что за одно шило два мыла дадут. Теперь понятно? - Не очень. - Ладно. Приехали. Видишь очередь? - В закрытую сберкассу? - Да. Там тебе все объяснят, будет еще время послушать. Стой насмерть, вперед никого не пускай. Я привезу бутылку, погреешься. Пошел!
Страшила десантировался на улицу, а Генка поехал дальше - к метро. У него было еще много дел. Из окна троллейбуса он увидел Страшилу, который подошел к последней в очереди старушке с таким видом, будто хочет пригласить ее на танец, но отчаянно стесняется...
В довершение ко всему заморосил ледяной, несмотря на лето, дождь...
* * * ...У известного всей Ялте кларнетиста дяди Семы существовала традиция, которая была моложе своего хозяина на двадцать лет. То есть сейчас ей было под шестьдесят. Поскольку традиция, все-таки - не дама, мы можем назвать вам ее возраст без риска обидеть кого-бы то ни было.
Заключалась традиция в следующем. Дядя Сема никогда не спешил начать играть на своем инструменте. Где бы ему не приходилось играть, он вел себя так, будто выходит на сцену просто для того, чтобы посмотреть на зал. А кларнет оказался в руках совершенно случайно. Дядя Сема держал паузу так, будто это была жеманная мамзель, которая так и норовит выдернуть свою руку из его сухой лапки. Цепко держал.
А во время паузы он оглядывал зал и все остальное человечество. Как человек пожилой и видавший виды, он редко оставался доволен осмотром. Поглядев на людей, дядя Сема понимал, что без его фокстрота мир может загнуться раньше, чем остынет мангал. Тогда дядя Сема поднимал свой кларнет и озвучивал окрестное безобразие легким, как румянец, фокстротом. Так продолжалось уже много лет.
Заслышав Семин фокстрот из очередного ресторанчика или шашлычной, Ялта благоговейно притихала. Измученные отдыхом курортники смотрели друг на друга и улыбались. Дерущиеся начинали обниматься. А девочки начинали давать просто так, потому что жизнь коротка и может запросто закончиться вместе с волшебной музыкой.
Сегодня, впервые за последние ...надцать лет, дядя Сема простоял в тишине дольше обычного.
Вокруг творилось невообразимое.
Сумасшедшая Ялта была не похожа сама на себя. Вокруг носились люди. Никто не присел за столик, за исключением одного пьяного толстяка с ряхой товароведа, который сказал "Пропади оно все пропадом!" и заказал четыре порции шашлыка и ящик вина. Ни то, ни другое ему почему то не дали. И дядя Сема поглядел вокруг со смутным узнаванием.
Неужели снова деньги, подумал он. И, как всегда, оказался прав.
Ностальгия, которой решительно не было места в этом бардаке, размотала нить воспоминаний. И под аккомпанемент чужой паники дядя Сема вспомнил время оно, когда его фокстрот был еще совсем новым и даже немного скандальным танцем. Тогда тоже меняли деньги. И паники было никак не меньше. Вот только запомнилась не паника, а... как ее...
Людочка?.. Любочка?..
Катаракта воспоминаний погрузила в туман реальность, но дядя Сема успел разглядеть мальчика, который подсел к обиженному толстяку. О чем они говорили, музыкант не слышал, но по внушительным пачкам денег в руках собеседников понял, что происходит. Ничего нового для дяди Семы в этой ситуации не было. А вот мальчишка, похоже, оказался в ней впервые. Он заметно нервничал и все время оглядывался по сторонам.
Это пройдет, подумал дядя Сема. И снова угадал.
За окнами носилась толпа. Выстраивались и таяли непонятные очереди. Люди сбивались в кучки и горячо обсуждали новости. Дядя Сема почувствовал, как много работы будет у мальчика, за которым он наблюдает. Если только ему хватит денег. Потом пауза истекла.
Мальчик встал и ушел, поглядев на толпу снаружи, как на тарелку с едой. Толстяк, повеселев, заказал шашлык и помахал в воздухе тонкой пачкой новых денег.