— Хорошо.

— Не узнаешь меня, что ли?

— Узнаю.

— Тогда скажи мне что-нибудь.

Опять его заколотило. Он кивал головой, тер ладонями колени. Вдруг взвыл почти:

— Славика-то за что?!

— Гражданин, а гражданин! — сказал за сырцовской спиной женский голос. Сырцов обернулся. За ним стояла продавщица Машенька с двумя объемистыми пластиковыми пакетами. Она с любопытством рассматривала Артема. Гражданин, а гражданин! Вы свое забыли!

И, неделикатно оттолкнув Сырцова, поставила на пол «микрика» пакеты.

— Это не мое, — твердо сказал Артем. — Это хозяйское.

— Но вы ж это покупали! Я все здесь оставляю, — решила Машенька. И Сырцову: — Вы — свидетель.

— Иди отсюда, родная, — посоветовал Сырцов, и она ушла, оглядываясь.

Полковник Махов любовался рекламками, с которых преданно улыбались холеные собаки.

— Что ж! Камин затоплю, буду пить…

— "Хорошо бы собаку купить", — вспомнил бунинские строчки Сырцов.

— Хорошо бы, — согласился Махов.

На бешеной скорости примчался «газик», лихо развернулся перед начальством. С переднего сиденья выпрыгнул местный капитан и доложил-похвастался:

— Нашли! Нашли мы эту «тойоту», товарищ полковник!

Перед тем как ехать к Деду, Сырцов отмылся как следует, побрился наконец-то, оделся как жених и наодеколонился мужским «Опиумом». Решил легко перекусить, зная, что основательно его покормят у Смирновых-Болошевых. Так, чтобы не сосало: пару бутербродов с любимым рокфором, кружка крепкого сладкого чая. Уже успешно поборолся с безмерно томящим желанием закурить (третий год, как бросил, а все тянуло). Он вымыл посуду и прибирался (не любил возвращаться в неряшливый дом), когда дребезжаще протяжно зазвонил телефон.

— Георгий Петрович! — отчаянно прокричала трубка. — Виктор погиб!

От сердца оторвалось нечто и рухнуло в пропасть желудка, задев сразу же задрожавшую диафрагму. Сырцов сглотнул горькую слюну и спросил страшным голосом:

— Кузьминский? Где? Когда?

— Да какой Кузьминский? Вы что, меня не узнаете? Это Валерий говорит, Валерий! Вы к нам приезжали еще по поводу Горбатова.

Прошиб пот, и пришла слабость. От немыслимого облегчения. Вспомнил он Валерия. Да и про того, кто звался Виктором, вспомнил. Сержант — водила «воронка».

— В могилу меня загонишь, лейтенант, — сказал он расслабленно. — Ну что там с вашим Виктором? По порядку рассказывай.

— Я ж не пальцем деланный, Георгий Петрович! — продолжал энергичный Валерий. — Я ведь просек, на кого вы баллон собираетесь катить. Ну и приглядываться к Виктору стал. В пятницу незаметно просек его с одним непонятным товарищем, но потом упустил и товарища этого, и его. А сегодня утром — я на дежурстве сейчас, я с дежурства звоню — вдруг в оперативной сводке читаю: в машине — одиннадцатой марке «жигулей», это его машина, Викторова, — упавшей в пропасть на сто девятнадцатом километре, обнаружен и опознан по документам труп Виктора Бруева. Вот такие у нас происшествия, Георгий Петрович. Вам это надо?

— Надо, Валерий, надо. И спасибо тебе. — Интересные игры начались, интересные. — Как ты считаешь, что это? Несчастный случай или убийство?

— Я-то считаю, что убийство. Но пока так, по подозрению. Оперативная группа уже на месте разбирается. Разберутся, и буду точно знать.

— И позвонишь мне, — вкрадчиво попросил лейтенанта Сырцов. — За мной должок, Валера. Теперь о том товарище непонятном, с которым ты Виктора просек. Внешность, одежда, особые приметы.

— Товарищ как товарищ. Рядовой, можно сказать, товарищ. Росточка небольшого, белесый, нос картошкой, глаза маленькие, глубоко посаженные, цвета не разобрал. Голова будто в плечи утоплена, почти без шеи. Ну, одним словом — корявый такой мужичок. Светло-зеленая куртка на турецкий свитер, коричневые штаны, черные ботинки — все дешевое. И сумка. Сумка хорошая, настоящий «Адидас», я такую хочу купить, но дорого.

— Купишь, — пообещал Сырцов. — Опознать его сможешь?

— Ноу проблем! — щегольнул Валерий.

— А по фотографии?

— Тот же ответ, Георгий Петрович!

— Если ты мне понадобишься, в Москву сможешь вырваться?

— И с удовольствием! Когда?

— Да подожди ты! — Сырцов слегка ошалел от молодого напора. — Оставь свой телефон, я, когда ты понадобишься, позвоню.

— А скоро?

— Сам не знаю. Думаю, дней через пять, через недельку.

— В общем, неизвестно когда, — огорчился Валерий.

— В любом случая я тебя вызову. Должок-то за мной.

Сырцов вернулся на кухню, потрогал заварной чайник. Еще горячий. Налил одной заварки, и ароматом цейлонского чая смыл отвратительный привкус панической горечи. Пора было ехать.

Дед подергал себя за мочку уха, потрогал нос, будто слепой, ощупал, как не свое, лицо и с жесткой уверенностью сказал:

— Протекло у нас, Жора.

— Где? — вызывающе спросил Сырцов, который не особо верил в утечку.

— Вот и мне интересно — где? Давай думать. Лида?

— Ты же сам только что предложил подумать. Я не подумала еще, Саня.

— Тогда хоть общую картинку нам нарисуй. Мы с Жорой в мелочах запутались. А ты со стороны, кистью Сурикова, так сказать. Картинка под условным названием "Утро стрелецкой казни".

Они уже пообедали. Ксюшка, слава богу, в Москву подхватилась. Можно посидеть привычно и спокойно втроем. Устроились равнобедренным треугольником за круглым столом.

— Итак, начало: два убийства, — определила для себя исходные Лидия Сергеевна. Определила и замолкла. Стряхнула тыльной стороной ладони со стола несуществующие крошки и, мысленно проверяя себя, заговорила неторопливо: — Два убийства, раскрытие которых вне компетенции московской милиции. И, естественно, люди, заинтересованные в скорейшем выяснении обстоятельств и причин преступления и выявлении преступников, обратились к частному сыску. Одна характерная особенность: в самой малой степени заказчики были обеспокоены гибелью так называемого Владлена, две стороны, пригласившие детективов, в первую очередь потребовали расследования дела несчастной Лизаветы…

— Бедная Лиза, — сослался на Карамзина Смирнов.

— Не шути так бездарно, — холодно оборвала его Лидия Сергеевна.

— Да я не шучу! — искренне возмутился Дед.

— Продолжать? — спросила Лидия Сергеевна и, дождавшись мрачного кивка Деда, продолжила: — Если Жора пошел естественным путем, тщательно проверяя и исследуя все этапы именно этого трагического события, то некто Андрей Альбертович, нанятый Горбатовым-старшим, единственной задачей которого была хотя бы частичная реабилитация Горбатова-младшего, полностью отверг возможность добиться успеха в этом направлении и кинулся расследовать дело лже-Владлена по весьма проблематичной аналогии. Действительно, с точки зрения борющегося за отчетность милиционера дело Лизаветы-Даниила по всем параметрам закрыто. Есть убийство, есть убитая и есть убитый убийца. Но это для милиции, а не для частного детектива. По сути своей, вся эта ясная и так округло завершившаяся криминальная история есть черный ящик, содержание которого крайне необходимо определить. Но черный ящик- вне связей, вне нитей, вне цепочки, на то он и черный ящик.

— Я вам уже сто раз говорил, — раздраженно перебил ее Дед, — что двойное убийство если не совершено, то наверняка организовано ментами, бывшими или настоящими!

— Как раз к этому я и подхожу, Саша, — смиренно согласилась Лидия Сергеевна. — Андрею Альбертовичу, я смею утверждать с почти стопроцентной уверенностью, этому бывшему милицейскому оперативнику, с высокой колокольни наплевать на изолированный черный ящик. Ему нужна цепочка. Для того, как он утверждает, чтобы в конце ее обнаружить организатора всех преступлений или для того, чтобы проверить эту цепочку на прочность? Я склоняюсь ко второму варианту. Андрей Альбертович — двойной, дорогие мои. И вдруг смерть водителя-милиционера, и вдруг убийство Кобрина. Еще недавно так уверенные в том, что дело Лизаветы-Даниила своей закрытостью не представляет для них никакой опасности, некие неизвестные нам негодяи совершают убийства именно тех, кто связан напрямую с этим делом. Что заставило их убивать? Ответ один: смертельная для них опасность, возникшая в связи с успешной твоей работой, Жора. И вывод: у нас утечка.