***

Сон никак не шел к Драгомиру. Устал он ворочаться с боку на бок, да терзаться думами разными. Слишком много было их – неотложных, да важных. И слишком часто среди них мелькала мысль о Радосвете. Что-то в ней не давало князю покоя. Ему казалось, что девица с земли что-то скрывает, и потому хотелось найти предлог оставить ее в Златославии еще хоть на время. Присмотреться к ней. «Да. Именно поэтому я и желаю оставить ее. Чтобы разведать все ее тайны» – убеждал себя Драгомир.

Так и не уснул князь. Тонкий месяц смотрел в его окно украдкой, будто выманивал на улицу. Поднялся князь с ложа, потянулся. Затем оделся и покинул хоромы, выйдя в ночь. Недолго думая, обернулся змеем, сотворил себе невидимость, да направился прочь из города в лес на опушку, там где глубокая заводь реки.

Там он вдоволь поплавал в змеиной ипостаси, ныряя до самого дна, а потом, обернулся человеком, да улегся в одних портах под кустом на берегу. Над ним раскинулось бесконечное темное небо, усыпанное бусинами звезд. Средний месяц лета – грозник, шел к своему концу. Не за горами жнивень, а за ним уже и осень. Почему-то именно самое теплое время – лето пролетало каждый раз стремительно, и эта мысль будила в груди Драгомира легкую грусть.

Вдруг ночную тишь нарушили чьи-то тихие шаги. Неспешные, да легкие. Драгомир прислушался к поступи. Девичья – сразу понял он. Кто бы это мог быть? Осторожно поглядел из своего укрытия, и узрев знакомую девицу, от удивления так и замер.

Что она забыла здесь?

Его невеста выглядела так, будто только что покинула ложе – на ней была одна лишь исподняя рубаха. Ни кушака, ни обуви, ни лент в волосах. Она ступала уверенно, и даже улыбалась, что совсем удивилось князя. Куда она ступает и зачем? Что происходит? И отчего улыбка на ее губах? Князь подметил, что обычно девица улыбалась больно редко. Нехорошая догадка закралась в разум князя – неужто сюда она пришла для встречи с кем-то? А зачем иначе девице со двора ходить под покровом ночи? Да еще и в таком виде непотребном? Распоясанная… Значит – желающая быть сегодня с мужчиной.

Не смей ко мне прикасаться, не смей! Убери от меня руки сей же час! Я никому не позволяю вот так! Никому!

«Вот, значит, как ты, девица, не позволяешь», – подумал с горечью Драгомир, да сжал от злости кулаки. В груди взметнулся мучительный жар, разгоняя по венам ярость. Кто же к ней приходит? Божедар? Это его надобно казнить?

А девица меж тем, не ведая, что за ней зорко смотрит князь, скинула с себя исподнюю рубаху, и предстала во всей своей наготе.

Драгомир забыл, как дышать.

Разогналась, да в воду прыгнула с тихим плеском. Проплыла под водой в несколько гребков, вынырнула, да фыркнула забавно. «Ох, хорошо!» – молвила девица почти шепотом.

Князь наблюдал за ней, не отрываясь. Неужто просто поплавать пришла? Ночью? Одна? Вот так без боязни?

А девица вдоволь наплавалась, да к берегу повернула. Вышла из воды, да так и осталась стоять на берегу совсем нагая. Лунный свет щедро проливался на влажное после купания тело. И сейчас Драгомир мог узреть так много, как еще ему не удавалось ни разу. Даже тогда через зерцало. Наяву девица оказалась еще краше.

Князь дышал через раз, позабыв обо всем на свете. Да и как тут что-то вспомнить, когда перед тобой такое манящее зрелище? Такая гладкая кожа, белая, что молоко, да тонкие струйки воды по ней стекают. А какие ноги… Разве могут быть такие дивные ножки у простой смертной девицы? Если только у богини…

Радосвета отвернулась в другую от князя сторону, и взору Драгомира предстал аппетитный округлый девичий зад.

Кровь набатом стучит в висках, сердце, словно молот по наковальне… Желание, такое сильное, нестерпимое и мучительное окатило горячей волной все его тело, и сладкая боль тянет низ живота. Как же хочется, о боги…

Здесь так тихо и укромно, что можно забавляться вместе до рассвета. Трава у бережка такая мягкая, земля еще не остыла…

Его разум сходит с ума, одурманенный желанием. Тело умоляет о соединении. Хочется брать ее нежное тело снова и снова, срывать сладостные стоны с ее пухлых губ, стискивать округлые бедра и…

Девица выжала воду из волос, потопталась на месте, сладко потянулась, будто кошка, и в этот миг Драгомир чуть не застонал. Проклятье! Она сведет его с ума!

Радосвета потянулась к ветке за рубахой, облачилась и принялась завязывать тесемки.

Терпение князя лопнуло.

– И часто ли ты, моя бесстрашная, сюда приходишь по ночам? – молвил Драгомир, и вышел из своего укрытия.

Испугалась Радосвета, вздрогнула и вскрикнула от неожиданности.

– Фух, – выдохнула девица с облегчением. Но потом воззрилась на князя со злостью. – Напугал! Зачем так делать, а? Постой… Ты что же это, подсматривал за мной?

– А ежели и так, то что? – усмехнулся князь.

Радосвета задохнулась от возмущения. Щеки девицы заалели, точно маков цвет.

– Да как ты… как ты… Ты что, девиц раздетых не видел?

– Видел. Много разных, – ответил Драгомир.

– Тогда зачем за мной подсматривал? – не унималась Радосвета.

– Ты пришла сюда после меня. Разделась донага, прыгнула в воду. Почему бы и не насладиться таким дивным зрелищем, коли девица сама мне его показать изволит?

Радосвета кажется, разозлилась еще боле.

– Я… Я не знала, что здесь кто-то будет! Думала, что я одна тут!

– Значит, не ждала никого? – спросил Драгомир и в один миг оказался рядом с ней.

Он смотрел в ее глаза – распахнутые омуты, что утягивают на дно. В них так легко утонуть. Так легко забыть все обещания, что он давал самому себе…

Они стоят так близко друг к другу, что он кожей ощущает тепло ее ладного тела.

– А зачем мне ждать кого-то? – не поняла она. – Мне здесь и одной хорошо. Постой… Ты что же, подозреваешь меня в чем-то?

– А как не подозревать? Пришла сюда ночью в исподнем, волосы распустила, кушак не повязала… Я что, по-твоему, должен помыслить?

Девица смутилась, опустила глаза.

– Ой… Я и забыла про кушак… Всемила ведь говорила мне за это…

– То-то же, – молвил князь с упреком.

Радосвета выдохнула и снова воззрилась на князя.

– Драгомир, я и правда сюда шла поплавать. И никто меня здесь не ждал. Вот правду говорю тебе!

Князь усмехнулся. Девица убрала раздраженно мокрую прядь от лица.

– Господи-и, Драгомир, я каждое утро снадобья от болей принимаю! Да еще совсем недавно я думала, что совсем скоро умру! Умру, разумеешь ты? В мучениях! Ты в самом деле мыслишь, что мне есть дело до мужчин? Да я радуюсь, что силы есть просто жить! Ежели мне завтра внезапно станет хуже, то сегодня я хочу босиком гулять по траве, да голышом плавать! И ничего ты мне за это не сделаешь! Считай это последней волей тяжелобольного человека!

От речей девицы Драгомира словно ударило в грудь. Слова иномирянки отозвались болью в его сердце, и душой овладела жалость к Радосвете. Она так спокойно говорит о приближении своего конца! Но так ли в самом деле она бесстрашна? Что творится у нее внутри в этот миг?

Драгомир и сам не успел осмыслить свой поступок. Он наклонился к ней, не отводя глаз, и взял ее лицо в ладони.

До чего же шелковая у нее кожа…

– Радосвета, ты не умрешь! Прекрати так думать! Зачем на себя наговаривать?

– Потому что я знаю, – молвила она почти шепотом.

– Ничего ты не знаешь! Люди – не боги, чтобы ведать, чем окончится их жизненный путь и когда. И ежели тебе стало лучше в Златославии, значит так оно и будет. А ежели пожелаешь еще погостить у нас, сил набраться, то я…

– А что, так можно? – перебила она его.

– Можно, – без раздумий ответил Драгомир.

– Я бы пожалуй осталась еще на несколько дней. Или неделю. Пока боль не исчезнет окончательно. Ты ведь позволишь?

– Позволю, – ответил князь, стараясь скрыть счастливую улыбку.

Да, в этот миг он был безмерно счастлив! Она останется еще на время, и от понимания этого князю стало так отрадно, как хорошо…

Он вдруг осмыслил, как близко они сейчас друг к другу. Ее лицо все еще в его ладонях. Как притягателен жар от девичьего тела! Как соблазнительно вздымается пышная грудь. И ее губы так близко…

Драгомир ощутил, как падает в пропасть. Он так долго ходил по краю, а сейчас… Со смирением летит вниз.

Стоило отпустить ее и отойти. Позволить ей покинуть этот берег. Но бороться с соблазном князь уже не мог.

Он наклонился к ней и припал к приоткрытому рту. Прижал девицу к себе, жадно блуждая руками по телу. Втянул с наслаждением нижнюю губу, лизнул ее, толкнулся языком внутрь. Как же сладко! Как упоительно прекрасно!

Она сначала застыла, будто не ждала такого. А потом выдохнула, тело ее обмякло в крепких объятиях князя. И девица ответила на поцелуй. Позволила их языкам соприкоснуться, скользя и лаская друг друга. И Драгомир не сдержал глухого стона блаженства. Сладкие девичьи губы, до чего же сладкие! Нежные, пьянящие… Наяву девица оказалась во стократ вкусней и бесподобней, чем во сне. Запах ее кожи окутал Драгомира легким облаком, он дышал им с неистовым наслаждением, упивался вкусом ее губ, пил их сладостный хмель и пьянел от удовольствия.

Огнем горело тело ниже пояса, потяжелела плоть в желании соития. Драгомир сходил с ума, прижимая к себе податливое женское тело, столь желанное, что туманится разум.

В жизни Драгомира было великое множество кровавых и жестоких битв. И он из каждой вышел победителем. Но битву с неодолимым соблазном, с безумным притяжением, туманящим рассудок, он проиграл. С самого начала проиграл, когда впервые узрел ее малахитовые глаза.

Драгомир оказался повержен.