ГЛАВА 9

Мы втроем выходим из часовни. Я ожидаю, что мы вернемся тем же путем, что и пришли, но мы не возвращаемся. Вместо этого мы направляемся дальше по лестнице с множеством запертых дверей. Руван снимает с крючка на стене массивную связку ключей и прикрепляет ее к поясу, когда мы начинаем спуск.

Я не отвлекаюсь от пути, по которому он меня ведет, пытаюсь сориентироваться в этом замке-лабиринте. Но это безнадежно. Меня постоянно отвлекают самые странные вещи. В ноздри ударяет слабый запах жарящегося мяса. В воздухе витают потоки, овевающие мои лодыжки, путающиеся в пальцах, как будто здесь есть жизнь, которой я раньше не ощущала.

Вампирская магия все еще течет во мне, угрожая головокружением с каждым шагом от переполняющей меня силы. Я готовлюсь к каждой волне, обрушивающейся на меня, чтобы не споткнуться. Я сильна как никогда, словно могу ковать сутки напролет без остановки, и у меня еще остаются силы, чтобы таскать уголь или поднимать оставшееся плавленое железо на склад. И в то же время меня может разорвать на части в любую секунду.

Руван останавливается перед дверью и отпирает ее, прежде чем войти. Я замечаю линию соли, покрывающую дверной косяк с обеих сторон. Он осторожно переступает через нее, и я слежу за этим движением с замиранием сердца.

— Итак, соль ничего не делает для защиты от вампиров. — Она не помогла защитить нас с Матерью от напавшего на нас вампира-изгоя. Интересно, сколько домов в Деревне Охотников подверглись вторжению; хлипкие средства защиты, которые, как мы думали, у нас были, оказались бесполезными. В чем был смысл всего этого? Разве мы вообще что-то знали о вампирах?

Я не ожидала, что к моим унылым размышлениям прислушаются.

— И да, и нет. — Руван закрыл за нами дверь. — Соль притупляет чувства вампира; она мешает нашей врожденной способности выслеживать и искать кровь, даже ту, что еще течет в жилах. — Он замирает, и я думаю, не передумал ли он давать мне эту информацию. Может быть, он и дальше будет совершать подобные ошибки и откроет мне секреты вампиров. Если я когда-нибудь снова увижу Деревню Охотников, я верну его Дрю и крепости. К моему удивлению, Руван продолжает, не обращая внимания на его колебания. — Итак, соль работает в определенной степени — если вампир не знает, что за дверью находится человек, он не почувствует его и не будет искать. Но если они видят людей внутри, то соль мало что делает.

— А почему она у тебя здесь? — спрашиваю я.

Он вздрагивает. Руван умеет сохранять самообладание, надо отдать ему должное, но я не пропустила его короткого вздрагивания. И я замечаю, что его глаза вдруг стали какими-то отстраненными.

— Для защиты.

— Тебе нужна защита от вампиров? — Я недоверчиво вскидываю брови.

— Вампир, и, вопреки твоему мнению, во тьме таятся чудовища куда страшнее нас. — Он показывает на соль. — Соль помогает.

— Понятно. — Что-то не сходится. Он говорит, что соль разбавляет чувства вампира, но это не объясняет, как вампир почувствовал меня, когда я находилась в хорошо просоленном доме; он меня не видел. Он хочет, чтобы я считала его и его союзников слабыми или сочувствовала им. Я снова решаю, что не стану жертвой его игр разума.

— У тебя есть еще вопросы, — тихо говорит он, когда Квинн проходит мимо.

— Я сомневаюсь, что ты мне ответишь, — отвечаю я.

Мы настороженно смотрим друг на друга, пока Квинн открывает вторую дверь, ведущую из этой скудной прихожей. Интересно, занимается ли Руван теми же расчетами, что и я? Клятва на крови якобы не позволяет нам лгать, но я не знаю, предотвратит ли она полуправду. А Квинн уже доказал, что вампиры умеют уклоняться от вопросов.

— Идем, охотник. — Руван проносится мимо меня и входит в открытую Квинном дверь.

Он ведет меня на антресоль, с которой открывается вид на зал собраний внизу. Там собралось несколько вампиров, но они нас не замечают. А если и замечают, то не смотрят в нашу сторону. Руван быстро вводит меня в другую дверь, которую Квинн держит открытой. Но слуга не следует за ним. Он остается по ту сторону двери, пока она закрывается.

— Это мои покои, — объясняет Руван, проводя меня через еще одну дверь в гостиную. — Ты останешься здесь.

— Здесь?

— Да, здесь я смогу присматривать за тобой лично. Неужели ты думаешь, что я упущу тебя из виду?

— О? Беспокоишься, что я нападу на твоих приспешников? Не веришь в свою клятву, данную на крови? — Я задираю подбородок, надеясь, что он клюнет на приманку и скажет, могу ли я как-то навредить этим вампирам.

— Я верю в клятву, остающуюся на твоем клинке. Но это не поможет твоему языку, а я не хочу иметь дело с напряжением, которое может создать такая грубиянка, как ты. — Он слегка хмурится. Я решила проигнорировать оскорбление.

— Тогда почему бы тебе не запереть меня где-нибудь в комнате? Я была бы счастливее не проводить время ни с кем из тебе подобных.

— Очень жаль, охотник. Тебе придется работать со всеми нами, если ты хочешь снова увидеть эту лачугу, которую ты называешь домом. — Он слегка усмехается. Теперь его свежее красивое лицо выглядит гораздо менее устрашающе. Когда его кожа была обветрена, а клыки обнажены, он был похож на древнего зверя. Теперь он выглядит как любой другой человек.

Нет... это не совсем так. Он по-прежнему двигается с невозможной грацией вампира. Его волосы - лунный свет, а глаза — расплавленное золото. И клыки у него все еще есть, хотя и не так ярко выражены. Даже самые тонкие черты его внешности не совсем человеческие: он как живой портрет, слишком изящный, чтобы быть полностью реальным. Слишком очаровательный, чтобы быть обычным.

— Или... — продолжает Руван. — Ты протестуешь потому, что эти апартаменты недостаточно удобны для нежного охотника?

— По правде говоря, все в этой обстановке некомфортно, — говорю я прямо.

— Отлично. Не хотелось бы, чтобы ты устроилась поудобнее и задержалась.

— Ни в коем случае, — заверяю я его тоном, который, надеюсь, передает всю очевидность ситуации. Я выпрямляюсь. Это не так уж и много. Я несколько коренаста, и мышцы, вбитые в меня кузницей, подчеркивают это телосложение. — А как же ты? Не будет ли тебе некомфортно, если рядом с тобой окажется человек?

Он не отступает, а лишь слегка надувает грудь.

— Ты никогда не сможешь сделать ничего такого, что заставило бы меня чувствовать себя неловко.

— Разве это вызов? — Мои губы раздвигаются, я обнажаю зубы, пытаясь говорить с ним на понятном ему языке угроз. Он отражает это выражение. Его клыки выглядят гораздо более устрашающе.

— Конечно, — приглашает он, протягивая руки. — Пусть мне будет неудобно. Я приветствую тебя. — Он делает полшага вперед. Я быстро моргаю и отворачиваюсь. Я не ожидала, что он действительно... Он смеется. Надо мной. — Я так не думал.

Я пытаюсь сохранить самообладание.

— Мне неинтересно играть в игры. Я здесь, чтобы убивать.

— Хорошо. — Руван слегка опускает подбородок. На его глаза падает тень, и выражение лица темнеет, становясь все более напряженным. Мы находимся на расстоянии одного дыхания друг от друга. Он так близко, что я могу разглядеть полоски золота, такие яркие, что они почти платиновые, вспыхивающие звездами вокруг черных радужек его глаз. Он настолько близко, что я могу протянуть руку и задушить его. Но от одной только мысли об этом у меня начинают дрожать руки. — Я знаю, что каждый день этого соглашения ты проведешь, замышляя мою смерть. — Он говорит медленно. Голос низкий, в нем звучит сокрушительная печаль, такая глубокая, что у меня заныли ребра. — Признай, что я дал тебе эту клятву, зная об опасности, зная, что ты собой представляешь, — что я буду держать на поводке очень опасное существо, которое перекусит мне горло в первый же момент, когда я ошибусь.

Кто я... Очень опасное существо, говорит он, как будто я здесь чудовище.

— Я уже видела твою истинную форму. Я знаю, какое ты чудовище, вампир.

Он насмехается и отстраняется. Напряжение, разгоревшееся между нами, немного ослабевает. Хотя обещание смерти все еще звучит шепотом, ожидая, когда один из нас его выполнит.

— Кто я.… — пробормотал лорд вампиров, подходя к стене. Он хватает покрывало, наброшенное на раму, и отдергивает его, открывая зеркало. Прекрасная ложь, которая является его лицом, смотрит на него, я на заднем плане.

Мой взгляд переключается.

Я снова та женщина, которую всегда знала. Моя кожа снова приобрела свой естественный рыжеватый оттенок. Под ней не проступают темные, злые вены. На щеках нет ни румянца, ни бледности. Однако у основания горла, в ложбинке между ключицами, я замечаю черную метку. Это ромбовидная фигура с длинным тонким капелькой под ней. По обе стороны от него изящно изгибаются два стилизованных крыла летучей мыши. Я легонько прикасаюсь к ней.

— Это моя метка. — Он подходит и задумчиво смотрит на нее. — Подпись моей крови, моей магии. Она означает, что ты связана со мной.

Я медленно вдыхаю, наблюдая за тем, как напрягаются мышцы моей шеи против метки. Она движется вместе с моей кожей, как будто была вытатуирована на ней. Он усмехается.

— Не беспокойся. Как только наша сделка завершится и клятва будет соблюдена, она исчезнет из твоей жизни.

— Хорошо. — Я опускаю руку и хмуро смотрю на него.

Он наклоняется вперед, его нос почти касается моего.

— Не бойся, отвращение к ношению чужой метки взаимно. — Он тянется к воротнику, расстегивая верхнюю пуговицу ловко, даже одной рукой. Мой взгляд мгновенно притягивается к этому движению, и, несмотря на это, на моих щеках появляется румянец. Мое восхищение раздевающимся мужчиной мгновенно угасает, когда он откидывает рубашку в сторону, обнажая ромбовидный контур с меньшим ромбом в центре. Два серпа охватывают его с двух сторон, на их концах торчат крючкообразные острия.

— Что это?

— Твоя метка.

Моя...

— Но я не вампир.