Я ожидала, что меня снова отправят обратно в подсобку, поэтому, когда Лев говорит надеть одну из ...

Я ожидала, что меня снова отправят обратно в подсобку, поэтому, когда Лев говорит надеть одну из его чистых рубашек и шерстяное пальто, то немного замешкалась.

— Одевайся, маленькая воровка, мы уходим. Я тоже проголодался, — он пристально смотрит на меня, натягивая чистую футболку и спортивные штаны.

Во мне есть крошечная часть, та напуганная, которая сомневается в намерениях и не доверяет его спокойствию. Та часть, которую сломало и подвело слишком много людей, чтобы не бояться уйти отсюда с ним. Подсобка, где я провела последние несколько ночей, для некоторых может показаться тюрьмой, но это лучше, чем сырые переулки и лагеря, между которыми я скиталась. Живя там, у меня не возникает надежд. Это крыша над головой, безопасное место. А надежда — жестока. Я боюсь, что, если уйду отсюда с ним, то позволю себе чувствовать надежду.

Мое сердце болезненно сжимается.

— Думаю, мне лучше остаться здесь, — дело не в его предложении накормить меня, а в том, как он смотрит, прикасается ко мне.

С Солом я никогда не чувствовала ничего подобного. Это не было по обоюдному согласию. Между нами не было той напряженной энергии, как сейчас с Львом.

Сердце учащенно бьется, мысли хаотичны, и меня охватывает чувство отчаянного желания пережить это снова и одновременно сбежать.

Его взгляд темнеет, лицо становится более суровым. Не говоря ни слова, он подходит ко мне и засовывает мои руки в свою рубашку, застегивая мягкую ткань, пока обнаженное тело не оказывается спрятанным.

— Я раздражительный, когда голоден. Не играй в игры, Айви. Ты идешь со мной.

Я расправляю манжеты.

— Ты всегда раздражительный.

Тепло окутывает мои конечности, когда он накидывает на меня пальто, и я сдерживаю эмоции, пробуждающиеся в груди.

Он поправляет воротник, защищающий мою шею, его язык скользит по нижней губе, наблюдая за своими действиями, тщательно застегивая его. Я громко зеваю, и он берет меня за руку.

— Не спорь со мной по этому поводу. Собирай свои вещи, — грубо приказывает он и ждет, пока я подниму разбросанную одежду. Украдкой смотрю на него через прядь розовых волос, и его челюсть сжимается. Он избегает смотреть на меня. Это сбивает с толку.

Следую за Левом в его квартиру. Мы находимся на высоте, в шаге от облаков, и ночная жизнь Бостона сверкает вокруг нас. Он бросает ключи, кошелек, и дверь с оглушительным звуком закрывается. Замок щелкает. Я оглядываю его дом. Босые ноги касаются лакированного пола, пока он несет мои потрепанные туфли.

— Ты здесь живешь? — шепотом спрашиваю я.

Ничего подобного я никогда не видела. Даже когда у меня была семья. Дома приемных родителей выглядели совсем не так. Нет, они состояли из крошечных комнат и жестоких приемных братьев, которые пробирались ко мне, пока все спали.

— Да, — он наблюдает за мной, я неуверенно шагаю дальше внутрь, чувствуя себя так же грязно, как и в тот момент, когда он поймал меня на краже. Я не принадлежу такому месту, как это. — Положи мое пальто вон там, — он делает паузу и кивает на большое кресло, — и садись. У меня есть бефстроганов, могу разогреть.

— В нем яд? — шучу я, он переводит на меня взгляд.

Я снимаю его пальто и присаживаюсь на высокий стул, пока он разогревает стеклянный контейнер. Мы обмениваемся короткой ухмылкой.

— Без яда, но я хочу сделать тебе предложение, — говорит он, накладывая две порции, добавляя ломтик хлеба и садясь рядом со мной.

Предложение?

Секс.

Щеки начинают гореть, и я смотрю на тарелку, чувствуя злость. Действительно ли я ожидала чего-то другого? Я же всего лишь бездомная воровка. Мой взгляд скользит по сверкающей кухне и виду на миллион долларов за окном.

— На какой срок? — спрашиваю, беря кусочек хлеба, зная, что мясо будет слишком тяжелым для меня, и начинаю его медленно кусать.

Я уже отработала несколько смен в баре. Скорее всего, покрыла стоимость того, что украла.

Оглядывая безупречную квартиру, чувствую стыд, заполняющий мой желудок, портя аппетит и желание поесть.

— Поехали со мной в Нью-Йорк на две ночи.

— А если скажу — нет?

Я двигаю мясо по тарелке, в то время как мой желудок переворачивается.

— Тогда, похоже, я просто вообразил себе, что, между нами, что-то есть, — он тянет мой стул, скрипя им по полу. — Тебе не нравится еда?

— Я не привыкла к такой еде. Меня от нее стошнит, — отвечаю я и зеваю, мое тело устало после последних нескольких дней. — Зачем нам нужно ехать в Нью-Йорк, чтобы ты получил то, что хочешь? — спрашиваю с горечью.

Он закручивает прядь моих волос.

— Предложение — неподходящее слово. Я бы хотел разобраться в том, что между нами происходит. Хотя бы на несколько ночей, Айви.

Я все еще не оправилась после того, что произошло в его офисе. Разобраться в чем? Между нами ничего нет. Я жалкая воровка, а он живет жизнью богатого холостяка. Он возьмет то, что хочет, и я снова окажусь на холоде.

— Почему Нью-Йорк?

Сначала он не отвечает, и я чувствую себя глупо наивной под его пристальным взглядом. Ему стыдно за то, что он хочет меня. Он хочет спрятать меня. Мое лицо вспыхивает от осознания этого.

Он пожимает широкими плечами.

— А почему бы и нет?

— Ты собираешься оставить меня там? — я сглатываю, не в силах скрыть страх, что меня высадят в незнакомом городе.

Его лицо искажается от отвращения.

— Нет. Знаешь, я бы хотел познакомиться с человеком, который обманул твое доверие, — размышляет он, макая хлеб и откусывая кусок. — Он чертовски хорошо смотрелся бы в моей клетке.

Я представляю, как Лев избивает Сола своими огромными кулаками, ломая ему шею, как последнему противнику.

— Да, он бы смотрелся, — шепчу я, в горле образуется комок. Я размазываю еду по тарелке и подавляю зевок, а Лев приподнимает мой подбородок и хмурится. Откладывая столовые приборы, тру уставшие глаза. — Можно мне вернуться в клуб?

— Нет, Айви, — качая головой, он нетерпеливо вздыхает и встает, возвышаясь надо мной. — Ты закончила? — я киваю. — Хорошо, — он поднимает меня со стула, и я хватаюсь за его плечи.

— Куда мы?

— В постель.

— Думаю, мне стоит вернуться в клуб, — мое сердце бьется быстрее, чем я могу дышать, легкие полностью сжимаются.

Я боюсь, что он временно впустит меня в свою жизнь. Даст почувствовать вкус роскоши. И я стану жертвой надежды.

Пытаюсь оттолкнуть его, но он крепко держит меня, и мы входим в его спальню, оформленную в темно-синих и теплых деревянных тонах. Он бросает меня на кровать, и я вздыхаю, когда мягкие, пушистые одеяла обволакивают меня. Моя спина напрягается, сопротивляясь чувству комфорта. Я не хочу наслаждаться этим ощущением.

Он стягивает с меня рубашку, оставляя обнаженной.

— Спи. О Нью-Йорке поговорим утром.

— Здесь? С тобой? — выпаливаю я.

— Да, Айви. Здесь. Со мной, — бормочет он, на губах появляется мягкая улыбка, но тут же исчезает, и я смотрю на его широкую спину, пока он раздевается, оставаясь полностью обнаженным, и одним нажатием кнопки задергивает шторы. Комната погружается во тьму, кровать прогибается, он поднимает одеяло, укрывая нас. Мое дыхание становится тяжелым, и я медленно отодвигаюсь, поджимая под себя ноги. От его тела исходит жар, и я напрягаюсь, когда он переворачивается и притягивает меня к себе.

— Черт, расслабься, маленькая воровка.

Мягкая льняная ткань нежно касается кожи. Одеяло — это роскошь, которой я давно была лишена. В нем словно вшита насмешка надежды.

Мне страшно наслаждаться такими простыми вещами. Я боюсь снова остаться без всего этого.

— Что, если я храплю? — тихо спрашиваю, нарушая тишину и свои беспокойные мысли.

— Тогда я буду смеяться над тобой утром, — ворчит он, его голос становится тяжелым.

Я забыла, что не так уж много часов назад он выбивал дерьмо из кого-то в клетке. Убил. Мое сердце колотится о грудную клетку. Убил, а потом поцеловал меня.

— Принцесса, расслабься. Ты в безопасности. Дай своему телу то, в чем оно нуждается. Отдыхай, — настаивает он.

Моя нижняя губа вот-вот задрожит, но я крепко прикусываю ее и яростно моргаю, чтобы сдержать слезы.

— Я никогда раньше не видела, как кто-то убивает, — признаюсь я, вцепившись в плотную ткань, пока его большие, как у медведя, руки скользят по моим бедрам и талии. Я сталкивалась с горем и видела, как умирают бездомные. Но стать свидетелем того, как человек убивает с такой легкостью... это должно пугать меня, но я лежу здесь, не испытывая страха перед его силой. Его руки забрали жизнь другого человека, как будто он ломал зубочистку между пальцами, но теперь они властно скользят по моим конечностям.

— Он знал, чем рискует. Они все знают, когда заходят в мою клетку.

— А придя в твою постель, чем рискую я? — сердце колотится, и рука на моей коже замирает.

Его член становится толще и горячо прижимается к моей заднице. Дело не в его размерах, а в нем самом. В опасности, которую он может представлять для моего сердца. Я живу в тщательно выстроенной клетке. Он тоже живет в такой же, но в то время, как он процветает за счет насилия внутри, моя была построена так, чтобы не впускать его.

Я хочу ускользнуть и вырваться из его объятий и дома. Вернуться на пронизывающе холодные улицы Бостона. По крайней мере, там, снаружи, я знаю свое место.

— Никакого риска, только обещание хорошо провести время, — он крепче сжимает меня, гарантируя, что я останусь на месте. — Я хочу быть эгоистом с этим крошечным телом, — грубый, глубокий голос успокаивает меня. — Спи, Айви. Здесь ты в безопасности.

Тяжелое дыхание Льва и широкая грудь, наконец, убаюкивают меня.

Я просыпаюсь, задыхаясь. Удовольствие прокатывается по позвоночнику, и мое тело покрыто потом.

— Ты не храпишь, маленькая воровка, но спишь как убитая, — он стонет, его язык порхает между моих бедер.

Большие ладони обхватывают нижнюю часть моих ног и поднимают их, чтобы обхватить широкие плечи. Его язык скользит по моей киске отработанными движениями. Рука двигается вверх по моей груди и хватает за шею, слегка сжимая. Я наклоняюсь к его рту, воздух в моих легких застывает между грудью и горлом. Вцепившись руками в простыни, задыхаюсь и хнычу, а затем впиваюсь пальцами в его предплечье, когда он прижимает меня к кровати, его рот безжалостен между моих бедер. Прилив крови к голове, интенсивное обожание моей киски — это слишком. Волна за волной непоколебимое удовольствие вырывается на свободу. Его рука движется, и я делаю отчаянный вдох, вскрикивая, когда сильно кончаю. Лев оказывается надо мной в считанные секунды, поднимая мои руки над головой и наклоняясь, чтобы прикусить сосок. Он прижимается своими бедрами к моим. Каждый дюйм его тела скользит взад-вперед, длинный, твердый и слишком толстый.