Волосы на затылке встали дыбом, и я инстинктивно сделала шаг назад. Это было...?

Нет, этого не может быть.

Мужчина вошел и захлопнул за собой дверь. Когда свет из магазина осветил его грубые черты, я почувствовала, как у меня задрожали колени.

Джакомо.

Как...? У меня живот скрутило в узел. Я не могла поверить в то, что видела.

Расслабься. Он не знает, что я здесь делаю.

Его взгляд остановился на мне. Я знала, что его глаза были карими, но прямо сейчас они выглядели как два озера полуночи, беспощадные и неумолимые. Его бесстрастное выражение ничуть не изменилось, когда он направился к тому месту, где я стояла, и каждый стук его ботинка по деревянному полу едва не заставлял меня подпрыгивать.

Я попыталась слегка улыбнуться.

— Джакомо. Что ты здесь делаешь?

— Я не знал, что ты куришь, — сказал он. — Или, может быть, ты решила начать? Могу порекомендовать хорошую марку.

— Синьор Бускетта. — Это был работник магазина, стоявший в нескольких футах от него. — Чем я могу вам помочь сегодня?

Джакомо не отводил от меня взгляда.

—Тебе нужна помощь, жена?

Мне не понравилось рычание в его тоне. Это заставило меня занять оборонительную позицию.

— Да. Очевидно. Зачем еще я здесь?

— Жена? — работник Tabacchi чуть не подавился этим словом. — Синьора Бускетта, это честь.

Я уставилась на Джакомо, но работник табачной фабрики звучал так, будто он вспотел. Я спокойно сказала:

— Grazie, signore.( Спасибо, сэр.)

Джакомо придвинулся ко мне поближе. — Что ты покупаешь, Эмма?

— Марки, — выпалила я.

— Марки для чего?

— Письма.

— Интересно, что я увидел тебя возле SIM-карт.

— Только потому, что я смотрела на конфеты.

Его рот изогнулся в понимающей улыбке.

— О? Выпечка и конфеты сегодня утром?

Я ничего не сказала. Я была ужасной лгуньей, но теперь уже было поздно отступать.

— Синьор, — громко крикнул он продавцу табака. — Принесите моей жене марки.

Мужчина прочистил горло.

— Конечно, дон Бускетта. Какого рода?

— Что бы ты ни имел, черт возьми. Все это. — Обернувшись к работнице, он махнул рукой. — Все, что она захочет.

— Для открытки, Per favore (Пожалуйста), — крикнула я, когда работник побежал за марками. — Не надо грубить, — прошептала я Джакомо. — Ты его пугаешь.

— Это не он должен бояться.

Хотя мои внутренности рассыпались в ужасную пыль, я смело встретила его взгляд. Я не сделала ничего плохого. Я вышла купить марки, конец.

—Вот, пожалуйста, синьора. —Дрожащей рукой мужчина положил на прилавок лист почтовых марок.

— Grazie, signore.( Спасибо, сэр.)— Я открыл свой кошелек. — Сколько?

— Ничего. — Джакомо схватил марки одной рукой, а мое запястье — другой. Он начал тащить меня от прилавка.

Я вырвалась из его хватки. — Мне нужно заплатить за эти марки.

— Нет, не надо.

— Да. — Я наклонилась к стойке, открывая кошелек. — Сколько, синьор?

Прежде чем мужчина успел ответить, Джакомо бросил на прилавок толстую пачку евро. — Вот. А теперь прекрати, мать твою, спорить со мной и пошевеливайся.

Сохраняй мир. Не жалуйся. Не создавай проблем.

Это было то, что я говорила в детстве, побочный продукт того, что у меня были две старшие сестры-бунтарки. Но я больше не была в Торонто, и Джакомо не был Джией или Фрэнки.

Я не могла позволить ему помыкать мной.

Когда мы вышли на улицу, я остановилась на тротуаре.

— Я ничего плохого не сделала. Ты сказал, что я могу исследовать Палермо.

Джакомо подошел ко мне, его лицо напряглось от гнева. Он указал на свой седан, который был припаркован у обочины в неположенном месте.

— Садись в эту чертову машину, Эмма.