Но если у меня будут только ночи с ней, мне потребуется гораздо больше времени, чтобы обучить ее так, как я хочу. Витторио знал об этом, я не сомневаюсь, и позаботился о том, чтобы снабдить офис учебного центра всеми кипами бюрократической работы, которые он смог найти на мусорных свалках по всей Сицилии, потому что нет ни малейшей вероятности, что все это действительно принадлежит Саграде.

На татами перед моим окном мужчины двигаются с ловкостью и точностью - танец, который я очень хорошо знаю, но от которого я также на неопределенное время отстранен.

37

РАФАЭЛА КАТАНЕО

Я держу глаза закрытыми, прислушиваясь к окружающей обстановке. Просыпаться с ощущением неловкости - определенно неприятное новшество. Обычно эта мысль хотя бы дожидалась, пока я позавтракаю, чтобы появиться, но, похоже, это еще одно мое недовольство, которое я добавлю к счету мужа.

Муж.

Я медленно, как могу, переворачиваюсь в постели, вытягиваю ногу, симулируя непроизвольное движение во сне, и нащупываю холодные простыни. Очень медленно открываю один глаз и подтверждаю свои подозрения, что я одна.

Я открываю оба глаза и испускаю долгий вздох. Я сажусь, и простыни соскальзывают с меня, оставляя меня голой, и я тру лицо в злобном напоминании о том, насколько я жалка, как будто едва заметная пульсация между ног и напоминание о наслаждении, все еще бурлящем в моих венах, были недостаточным напоминанием о том, как жалко я провалила прошлую ночь.

Я шлепаю рукой по лицу, потирая его и откидывая волосы назад. Желание дать себе пощечину не сильнее, чем желание сделать все заново. В какую глубокую яму я себя загнала?

Я хотела извинений. Я хотела, чтобы этот ублюдок хотя бы признал, что было нелепо вот так выставлять меня напоказ, прежде чем я раздвину перед ним ноги, но я не продержалась и десяти минут. Даже десяти чертовых минут. Ему было достаточно раздеться, помучить меня почти несуществующими прикосновениями, разложить перед моими глазами то, что, как он знал, мое тело отчаянно желало получить, чтобы я забыла обо всем на свете и сдалась.

И как эффектно я поддалась. Я умоляла, и не раз, и в итоге проснулась одна. Я ведь не лучше собаки, правда?

Черт возьми!

Я встаю, отказываясь думать об этом, думать о том, куда Тициано мог отправиться так скоро. Неужели ему уже наскучило? Неужели ему понадобилось даже меньше, чем я предполагала, чтобы считать себя победителем и перейти к следующей бедолаге?

Я качаю головой, кривя губы от отвращения, когда прохожу мимо свадебного платья, сваленного в торт на полу, по пути в ванную. Я долго принимаю душ, хотя знаю, что вывести запах Тициано с моего тела с помощью его мыла будет невозможно.

Все произошло так быстро... Я даже не подумала о косметике, когда собирала чемоданы. Может, мне стоит заехать к родителям попозже и забрать ее?

Чемоданы? Я закатываю глаза. Я не взяла с собой чемоданы. О, Боже! Если мне придется выбирать между нарядом от Тициано и тем, чтобы снова влезть в это платье, клянусь, я вернусь в ванную и утоплюсь в ней.

Я иду в гардеробную, моля святых, чтобы каким-то чудом мои чемоданы оказались здесь до свадьбы. Не исключено, что я не заметила. Возможно, мама даже говорила мне что-то об этом, а я просто не обратила внимания. В течение нескольких часов после того, как меня застукали, и до церемонии я не обращала внимания ни на что, кроме собственных мыслей.

Когда я вхожу в гардеробную Тициано, мои брови взлетают вверх, и я разрываюсь между удивлением и облегчением, когда обнаруживаю, что целая часть комнаты практически пуста и занята теми немногими вещами, которые я положила в два собранных чемодана.

Очевидно, их не только принесли, но и освободили для меня одну сторону шкафа, в котором были разложены мои вещи.

Я смеюсь, хотя мне это не кажется смешным. Видимо, Тициано еще не осознал, что женился на бедной девушке. Моя одежда не заняла и восьмой части отведенного для нее места, и я моргаю.

Я вышла замуж. Святое дерьмо! Я вышла замуж за Тициано Катанео, а потом занялась с ним сексом. Несколько раз мое собственное отражение в зеркале, занимающем всю стену комнаты, как бы говорило мне об этом. Я всегда считала, что то, что женщина меняется после первого секса, - полная чушь. Но красноватый румянец на моей коже, припухлость губ и следы на теле, некоторые фиолетовые, а некоторые красные, скрытые под полотенцем, в которое я завернута, – это, безусловно, изменения.

Интересно, это то, что люди имеют в виду?

Я беру с вешалки платье, но останавливаюсь, когда оно все еще висит в воздухе. Я слегка наклоняю голову. Могу ли я это надеть? Синьора Анна всегда одета так, словно собирается на какое-то мероприятие, и даже Габриэлла, даже дома, выглядит хорошо одетой.

Я смотрю на остальную одежду и прикусываю губу. Не похоже, чтобы у меня были лучшие варианты. Мой взгляд падает на платье, которое Тициано подарил мне на поминки Марсело. Это мой лучший повседневный наряд, и на мгновение я задумываюсь о том, чтобы надеть его, но чувствую себя не в своей тарелке.

Я откладываю выбранную вешалку и решаю надеть желтое платье с маленькими белыми цветочками. Если оно неуместно, думаю, я очень скоро об этом узнаю.

Я одеваюсь и расчесываю волосы, решив дать им высохнуть естественным путем. В животе урчит, когда я уже готова выйти из комнаты, хотя мне этого совсем не хочется.

Что же мне делать? То есть я точно знаю, какими должны быть обязанности жены, но они как-то не вяжутся с тем, что мне нужно делать. Ну, мне определенно нужно что-нибудь съесть, иначе мой желудок покинет мое тело в знак протеста. Начну с этого.

Передвигаться по дому легко и до странности естественно. Но, конечно, это естественно, ведь последние несколько недель я работала здесь каждый день. Я прекращаю идти, когда дохожу до гостиной и вижу на одном из сервантов две огромные подарочные коробки. Обе черные, с красным бантом, так что нет никаких сомнений, что это свадебные подарки. По традиции их всегда присылают в упаковках в цветах Святой, чтобы принести удачу новобрачным. Однако беглый взгляд на открытки заставляет меня оставить коробки на месте. Обе адресованы Тициано и только ему.

Знают ли люди вообще, на ком он женился? Я очень сомневаюсь. Скорее всего, если бы я открыла дверь особняка одному из тех людей, которые так вежливо прислали подарок, они бы все равно обращались со мной как с экономкой.

Я поворачиваюсь, чтобы идти на кухню, но звук шагов на лестнице заставляет меня оглянуться через плечо. На площадке появляется Луиджия с небольшой папкой в руках и в сопровождении Анализы, которую, судя по ее униформе, повысили из камердинеров в экономки.

Я поворачиваюсь к ним лицом, не зная, как себя вести, но Луиджия спасает меня от выяснения отношений.

— Синьора Катанео, — здоровается она, и я почти оглядываюсь, ища глазами синьору Анну. Почти. Но мой мозг снова срабатывает как раз вовремя, чтобы избавить меня от неловкости. Со мной. Она говорит со мной.

— Доброе утро, Луиджия. Доброе утро, Анализа.

— Я пришла представить вам вашу новую экономку, мадам, — говорит Луиджия, и, возможно, я слишком рано поздравила свой мозг, потому что к такому выводу я пришла не сама.

— Мою новую экономку, — повторяю я.

— Да, вы уже знакомы с Анализой. Она будет присматривать за вашим крылом.

— Даже после возвращения Марты?

— Марта не вернется, мадам. Она решила навсегда остаться с сестрой.

Я опускаю голову, ошеломленная новостью, затем поворачиваюсь лицом к Анализе, которая теперь сложила руки перед собой и смотрит в пол.

Она всегда была застенчивой. Ее карие глаза, кажется, испытывают какое-то фатальное влечение к земле с тех пор, как я встретила ее после возвращения в Италию. Не нужно быть великим гением, чтобы понять, почему Луиджия выбрала именно ее для управления моим новым домом: скорее всего, она одна из немногих сотрудниц, которая не ложилась в постель моего мужа. А если и нет, то я доверюсь Луиджии. Она всегда все знает.

— Что ж, добро пожаловать, Анализа.

Мои слова прозвучали почти как вопрос, потому что я не знаю, что сказать. Ради всего святого, мне нужно научиться вести себя хорошо, и побыстрее. Женщины семьи будут стремиться уничтожить меня при первом же признаке слабости, а я не хочу давать им такую возможность.

— Я... Я... — Анализа запинается, поднимая глаза. Она дважды переводит взгляд с меня на Луиджию и с Луиджии на меня, прежде чем снова заговорить. — Спасибо. И поздравляю со свадьбой.

— Теперь, когда тебя представили, ты можешь заняться своими делами, Анализа, — Луиджия отстраняет ее, и темноволосая миниатюрная девушка практически вылетает в коридор.

— Она действительно застенчива, не так ли? — Говорю я скорее себе.

— Да, это так, мадам.

— О, Луиджия, ради Бога. Мадам? — Я жалуюсь, потому что очень странно слышать это от нее. Теперь я понимаю жалобы Габриэллы.

— Теперь ты такая — она меня ругает. — И тебе лучше привыкнуть к этому.

Я смеюсь, провожу руками по лицу и опускаюсь на диван.

— Если у тебя есть инструкция, я возьму ее.

— Для начала не надо так бросаться на мебель. — На этот раз мой смех искренний. — Разве ты не собираешься открыть свои подарки?

— Они не для меня, — говорю я, откидывая голову на спинку дивана и поднимая глаза.

— Это свадебные подарки.

— На них нет моего имени.

Строгое лицо Луиджии проникает в поле моего зрения и становится всем, что я вижу, когда она наклоняется ко мне.

— Ты провела достаточно времени в этом доме, чтобы знать, что у здешних стен есть уши, юная леди. Так что будь осторожна в своих словах. И если ты не будешь вести себя так, как подобает, мадам, никто не будет относиться к тебе подобным образом.

От этого предупреждающего тона мои плечи напряглись, и я села прямо.

— Все произошло слишком быстро.

Я снова потираю лицо, чувствуя усталость, хотя еще нет и девяти утра.