Показуха, такая же, как и спортсмены, живущие в ней.
— Репортерша, неужели это ты?
Я повернулась на голос, и мое сердце ушло в пятки. Только не Хадсон, кто угодно, только не он. Но это был он. Его влажные коричневые волосы и свежий запах мыла говорили о том, что он недавно был в душе.
Я вытянула руку, чтобы поправить волосы, но наткнулась на дурацкий тугой пучок, и моя рука просто повисла в воздухе. Я попыталась скрыть этот неловкий момент, сделав вид, будто поправляю очки.
— Я только, э-эм, вышла из офиса газеты и наткнулась на это восхитительное место. Здание будто светится.
Зачем я сказала это тупое «э-эм»? Мама вечно попрекала меня тем, что я делала так на конкурсах. Она считала, что так я выставляю себя глупой деревенщиной, и должна радоваться, что не выступаю в Алабаме, как когда-то она. В то время соревнования были куда сложнее.
Хадсон взглянул на здание современного искусства, будто раньше никогда об этом и не задумывался. Будто воспринимал его как должное. Наверняка он считал, что заслуживает лучшего.
— Да-а-а, наверно, — протянул он. — Это очень хорошее место. Даже лучше тех, в которых я мечтал хоть когда-нибудь играть. Но время от времени я скучаю по старым и простым. По любительским играм. В них было не так много правил.
Черт. В каком-то смысле это был хороший ответ. Клянусь, он анализировал меня так же, как я анализировала его. Будто пытался понять, устроил ли меня его ответ. И я задалась вопросом, был ли этот ответ правдивым. К тому же он признал, что не любит правила, а это было для меня словно красный флаг. А еще он назвал меня репортершей. Ставлю на то, что он даже не помнил мое имя.
Держись, Уитни. Не ведись на его обаятельные ответы.
Хадсон намотал на палец ручку своей сумки.
— Так ты сказала, что идешь из офиса газеты? Что заставило тебя пойти в журналистику?
— Желание выводить на чистую воду всякую грязь, — на моем лице появилась надменная ухмылка. Так-то. Пусть проанализирует это. Не важно, что я скажу, мне уже никогда не удастся поладить с этим хоккеистом. Было в нем что-то такое, что пробивало трещину в моей защите.
Наверно, потому что я знала, если хоть немного ослаблю ее, начну думать о его карих глазах. Они так и манили к себе. Или о том, как он всего на несколько сантиметров выше, но в два раза шире меня. Его футболка обтягивала грудь, выставляя напоказ мышцы.
— Мне нравится твоя прямолинейность, — сказал он, и на секунду мне показалось, что он имел ввиду то, как я на него пялилась. — Но ты выглядишь немного уставшей. После упражнений с гирями я обычно отмокаю в джакузи.
— Как интересно, — сказала я, радуясь тому, что мой голос прозвучал спокойно. Потому что моя внутренняя сигнализация сверкала красным. Джакузи? Он ведь будет там почти голый? Лучше об этом не думать.
Он потешался надо мной.
— Я подумал, ты захочешь присоединиться ко мне. Это может помочь тебе справиться со стрессом.
— Почему-то я не думаю, что тебя заботит мой стресс. Скорее, ты больше заинтересован в том, как я выгляжу в бикини.
Его брови взлетели вверх.
Да-да. Я уже не та девушкой, что ведется на льстивые фразочки.
И получаю очко в свою пользу за разрыв стандартной манеры поведения. Мне бы хотелось, чтобы рядом кто-то стоял, чтобы дать ему пять. Хотя обычно я была не из тех, кто так делает.
— На самом деле я удивлен, что у тебя есть бикини, — произнес он. — Я полагал, ты из тех, кто носит скучные закрытые купальники.
Я сжала зубы. Это уязвило меня больше, чем мне того хотелось. Особенно, когда это означало, что мой нудный имидж удался.
— Знаешь, что говорят о тех, кто слишком много предполагает. Они могут выставить себя полными ослами.
— Ты это обо мне? — спросил он.
— Да. О тебе. А теперь, извини, но мне нужно быть в другом месте.