ГЛАВА 8

Кинг

Моя маленькая пленница сидела неподвижно на своем месте, наконец-то ведя себя так, как должна была, до нескольких минут назад. Теперь она сидит впереди, с восхищением наблюдая, как я делаю последние несколько поворотов к своей собственности. Это не единственный дом, которым я владею, но я в нем живу. И я понятия не имею, почему я решил, что привезти ее сюда будет хорошей идеей. Потому что это худшая идея. В буквальном смысле, было бы лучшей идеей привести ее куда-нибудь еще. Но день был долгим. И я хотела пойти домой, и я не собирался позволить какой-то женщине, с неудачным выбором времени и неудачным вкусом в отношении мужчин, испортить мне остаток вечера. Я еду по изгибу дороги, пока фары не освещают тяжелые железные ворота, возвышающиеся в конце подъездной дорожки, затем я замедляю ход. Я видел, как Саванна уставилась на озеро, когда я отвернул нас от него. И я уверен, что люди подумают, что такой богатый придурок, как я, будет жить прямо на воде. Но я так не считаю. Потому что я не хочу никаких неконтролируемых точек входа на мою собственность. И озеро, полное пьяных идиотов на лодках и яппи на досках для серфинга, не совсем то, что я считаю запертым наглухо. Так что вместо этого у меня есть десять акров земли в миле от берега. Все это огорожено. И все это охраняется командой охранников. Я замечаю движение за воротами, но, не дожидаясь, пока мои люди подтвердят мою личность, нажимаю на пульт, и ворота открываются. Руки Саванны, которые ерзали у нее на коленях, заталкиваются обратно между ее бедер. Ее толстые, трясущиеся бедра, на которых мне хочется вздремнуть, черт возьми. Я крепче сжимаю руль.

Я не могу так о ней думать. Эта женщина — моя пленница, сколько бы времени мне ни потребовалось, чтобы понять, что с ней делать. А чтобы понять, что с ней делать, мне нужно узнать о ней больше. И я не могу этого сделать, когда она кричит мне в ухо, или убегает от меня, или пытается выпрыгнуть из моей движущейся машины.

Что оставляет мне ограниченный выбор.

Думаю, ограничимся лишь тем, что запрём её внутри.

Она наклоняется вперед, и я вижу, как она смотрит в боковое зеркало на ворота, разъезжающиеся позади нас и закрывающиеся.

«У меня двадцать человек охраняют периметр». Их четверо. «Если ты попытаешься пробежать через ворота или забор, они тебя застрелят». Они этого не сделают. «Поэтому, если ты окажешься у незапертой двери, не беспокойся о том, чтобы пройти через нее». Все они будут заперты.

Впереди возвышается дом с горящими окнами, отчего кажется, что он полон жизни.

Конечно, это не так. К настоящему времени весь персонал уже ушел на отдых в свою резиденцию, небольшой дом на заднем дворе моей собственности, но мне нравится оставлять горящими огни, создавая ощущение теплого приема, когда я прихожу домой. Даже если это всего лишь фасад.

Типа как носить эти костюмы. Никому не нравится носить гребаный костюм. По крайней мере, никому с бицепсами. Но я ношу его, потому что он заставляет меня выглядеть респектабельно. Цивилизованно.

Я уверен, что Аспен устроил бы адский день, копаясь в психологии, стоящей за моими решениями. Но терапия — это роскошь невинных. А у меня в шкафу слишком много скелетов, которые держат мой багаж в вертикальном положении. Так что, облажавшись, неудовлетворенный и тайно грустный, я буду жить до того дня, когда Смерть с косой наконец отойдет от меня и повернется ко мне лицом.

Я останавливаюсь у подножия ступенек, ведущих к входной двери.

Мой дом до смешного большой. Намного больше места, чем нужно одному человеку. Больше места, чем нужно семье из десяти человек. Но дом такого размера — это то, чего от меня ждут. И в нем легче прятать вещи. Так что это то, что я построил. И деньги, возможно, не могут купить счастье, но они могут купить лучших архитекторов. И я нанял лучших, чтобы построить мне огромный английский особняк в стиле Тюдоров. И он выглядит здесь идеально, укрытый подстриженными газонами, в то время как остальная часть собственности покрыта деревьями, дающими уединение.

Я переключаюсь на парковку и глушу двигатель. «Традиционно это та часть, когда ты отстегиваешь ремень безопасности».

Саванна смотрит на меня. «Зачем ты меня сюда привез?»

Моя голова откидывается на подголовник. «Я не мог просто оставить тебя там. Ты должна это понять». Я не удивлен, что она не отвечает. «Как бы там ни было, мне жаль, что все так вышло. Но после того, что произошло сегодня днем…» Я не могу скрыть осуждения в своем тоне. «Должен сказать, я не ожидал, что ты появишься. Обычно, когда кто-то узнает, что его парень — изменщик и негодяй, это как-то убивает романтику».

Саванна выпрямляет спину, но все равно не отворачивается от окна. «Он не был...» Она качает головой. «Я пошла туда за ключами от машины».

Я думаю о ее сумочке, которую я забросила в багажник, и задаюсь вопросом, узнаю ли я, лжет она или говорит правду.

«Это…» Она останавливается, и в свете огней дома, обрамляющих ее профиль, я наблюдаю, как она сжимает дрожащие губы, прежде чем попытаться снова. «Могу ли я что-то сказать или пообещать, что заставит тебя отпустить меня?»

Я любезно останавливаюсь, размышляя над ее вопросом. Но я ее не знаю. Не знаю, могу ли я доверять ее слову. Не знаю, кого она знает. Не знаю, какая у нее семья, есть ли у нее люди, которые попытаются спрятать ее от меня. И не похоже, чтобы что-то столь тривиальное, как NDA, хоть как-то помешало бы ей сообщить об убийстве.

Я вполне уверен, что мне это сойдёт с рук. Даже если я сейчас открою ворота, отдам ей сумочку и отпущу её, что она сделает? Она может позвонить в полицию, сказать, что её парень мёртв, и что она видела мужчину в его квартире. Они поедут по адресу, найдут чистую квартиру — ни тела, ничего подозрительного — и уедут.

Она могла бы пойти к своей подруге, женщине, которая восстанавливается после операции, которая, безусловно, принимает много обезболивающих, и попросить ее подтвердить, что мы встречались. Но никто не может сопоставить нас на месте преступления. Это была бы просто ситуация «он сказал, она сказала». За исключением того, что мои слова были бы подкреплены моей репутацией честного гражданина, миллионами долларов и Альянсом.

Так что я вполне уверен. И все же…

«Нет», — честно говорю я ей. «Тебе нечего сказать».

Неважно, что ей не удастся меня свалить, она и так уже слишком много видела. И если нужный человек схватит ее...

Я никому не позволю использовать ее против меня. Все просто.

Ну, это первый шаг. Мне еще предстоит решить, что с ней делать.

Приняв мое решение, Саванна наклоняется и расстегивает ремень безопасности.

Повторяя ее движения, я выхожу из машины, останавливаюсь на мгновение, чтобы открыть заднюю дверь и достать ее сумочку.

Когда я обхожу свой Suburban сзади, я вижу Саванну, стоящую рядом с открытой дверью, и считаю победой то, что она не попыталась бежать к забору.

«Пошли». Я подхожу к ней и протягиваю руку, чтобы закрыть дверь машины. «Пойдем внутрь».

Моя рука автоматически поднимается, чтобы прижать ее к пояснице, но я останавливаюсь. Она может быть моим типом, но она здесь не на свидании.

Затем я вспоминаю, что она моя пленница, и я могу делать с ней все, что захочу, поэтому я продолжаю движение, пока моя ладонь не прижимается к ее позвоночнику.

Она немного подпрыгивает, но не отталкивает меня. Еще одна победа.

Мы уже почти у ступенек, когда в ночи раздается глубокий, зловещий лай.

Я останавливаюсь и сжимаю пальцами рубашку Саванны сзади, останавливая ее вместе с собой.

Низкий лай на этот раз больше похож на рычание и раздается ближе.

«Что это?» Саванна делает шаг вперед, прижимаясь своим боком к моему.

Я сдерживаю улыбку.

Я не думаю, что она понимает, что пришла ко мне в поисках защиты.

«Это моя собака», — говорю я ей, когда к нам неуклюже идет полностью черный кане-корсо весом в сто десять фунтов.

«Это не собака, это чертово чудовище!» Она пытается зайти мне за спину, но я держу ее за рубашку, не давая ей этого сделать.

Я округляю губы и коротко свищу. Зная его команду, мой большой мальчик ускоряет темп.

«Стой!» — командую я, и он делает, как и ожидалось, издавая еще один громкий рык.

Саванна пищит и сильнее вжимается в меня, давая понять, что команда сработала так, как и было задумано.

«Стой». Он слушает, и рычание прекращается. Темные глаза метнулись между мной и Саванной, и я знаю, что он думает: «Что за фигня, мужик?» Ты только что сказал мне запугать ее на месте, а теперь говоришь мне успокоиться? Выбирай дорогу. На что я невербально отвечаю, что нам нужно, чтобы она боялась тебя, потому что я держу ее против ее воли. Он моргает. Как домашнее животное? Я моргаю. Ну, теперь, когда ты это упомянул…

«Он или она дружелюбный?» — вопрос Саванны прерывает наш разговор.

Настоящий ответ немного сложен, потому что он, черт возьми, лучшая собака, которая когда-либо ходила по этой земле. И он никогда не причинит вреда тому, кто этого не заслуживает. Но он также обучен защищать меня и моих близких, так что бывают моменты, когда он определенно недружелюбен.

«Нет», — отвечаю я и чувствую собачье возмущение от своего ответа. «Он — высококвалифицированный инструмент безопасности. Он не нападет, если его не спровоцировать». Я молча прошу у него прощения, пока произношу следующую часть. «Но если он увидит, что кто-то бежит, он его уложит. А собачьи зубы — это не очень приятно, когда они прокалывают твое бедро».

Всхлип, который вырывается из груди собаки, звучит как возмущение, но Саванна, должно быть, не воспринимает его таким образом, потому что я чувствую, как она дрожит, прижимаясь ко мне.

Это правильная инстинктивная реакция на рычание собаки такого размера. И поскольку она значительно меньше меня, монстр, как она её называет, стоит примерно на уровне бедра.