Глава 15

Данте

После невероятно напряженного и эмоционального разговора с моим старшим братом о том, как нашей младшей сестре удалось пролететь полмира незамеченной, я зову Джоуи в свой кабинет.

– Лоренцо очень зол на меня? – спрашивает она, широко раскрыв глаза и выглядя невинно. Но она способна причинить больше неприятностей, чем мы оба, братья, вместе взятые.

– Да, он взбешен. Но я думаю, что прямо сейчас он немного отвлечен.

– Я знаю. Аня снова больна, и я не думаю, что Лоренцо даже хочет признать это, – говорит Джоуи, качая головой, когда мы сидим лицом друг к другу по разные стороны моего стола.

– Ну, ему потребовалось много времени, чтобы смириться с этим в первый раз, – напоминаю я ей, вспоминая вспышку ярости моего старшего брата, когда четыре года назад у его жены обнаружили рак.

– Я знаю. Что, если он снова сорвется? – спрашивает она.

– Он не будет.

– Да, - она прикусывает нижнюю губу. Это привычка, которая у нее с детства. Она делает это, когда нервничает или волнуется. Ей всего двадцать один год, и она дитя в нашей семье. Мы с Лоренцо всегда присматривали за ней и защищали ее от наихудшего проявления ярости и жестокости нашего отца, но она все равно впитала в себя много этого. Дети любят, не так ли? Как маленькие губки. Она, очевидно, возмущена нашей защитой, и я это понимаю. Она испытывает клаустрофобию, пленница. Но однажды она поймет, что все это для ее же блага. Все, что мы когда–либо делали для нее, было только из любви и заботы.

– Она снова победит, Джоуи, – говорю я ей.

– Что, если она этого не сделает, Данте? – спрашивает она, ее глаза наполняются слезами.

Я качаю головой, потому что у меня нет ответа на этот вопрос. Наша мать умерла от рака, когда ей было тридцать семь. Мне было тринадцать, Лоренцо – семнадцать, а Джоуи – всего четыре.

– В любом случае, расскажи мне о Кэт, – говорит она, меняя тему. На ее лице появляется злая усмешка. Моя сестра может быть сладкой, как сахар, когда захочет. Невинна и уязвима во многих отношениях, но в ней также есть жестокая жилка длиной в милю. Она просто получает удовольствие от причинения боли людям — даже тем, кого любит.

– Ее брат украл деньги у папы. Я не могу его найти, и она не знает, где он. Так что оставалось либо убить ее, либо привезти сюда, чтобы она работала на нас.

– И что? – отвечает она, нахмурившись. – Почему бы просто не убить ее?

Я свирепо смотрю на нее. Этот вопрос вызывает столько эмоций, и я не хочу, чтобы она видела даже крупицу этого. Правда в том, что я убивал людей и за меньшее. Хотя и не невинных женщин. Я определенно никогда не убивал женщину с кристально–голубыми глазами, которая может заглянуть мне в душу, и задницей, которая преследует каждую мою мысль наяву.

– Она не имеет никакого отношения к тому, что ее брат – мудак, Джоуи. Мы не просто так убиваем людей.

– Но не зря же он у нас украл? Семья есть семья, – отвечает она, пожимая плечами, как будто лишение жизни ничего не стоит. Я надеюсь, ей никогда не придется узнать суровую реальность того, что это стоит того, чего нельзя вернуть. – Ты просто собираешься держать ее здесь вечно?

ДА. Навсегда, блядь, и еще немного:

– Нет, - я потираю рукой челюсть. Я действительно понятия не имею, что мне делать с Кэт, особенно теперь, когда Джоуи вернулся. Она добавляет дополнительный элемент сложности. Она сделает своей миссией нажимать на кнопки Кэт при каждой возможной возможности, и в итоге я застряну между ними двумя. – Только до тех пор, пока она не сможет отработать долг своего брата или не придумает что–нибудь, что поможет мне найти этот кусок дерьма.

– Да, точно, – фыркает она.

Я хмуро смотрю на нее:

 – Что?

– Ты трахаешься с ней.

– Джизеппина!

– А что нет? – спрашивает она с ухмылкой.

– Не твое собачье дело, – рычу я.

Она выпрямляется на своем стуле и смотрит на меня широко раскрытыми огромными карими глазами:

– О Боже, она тебе нравится! – говорит она с отвращением и легкой грустью. Моя младшая сестра не привыкла бороться за мою привязанность.

– Она работает здесь несколько месяцев, а потом уйдет, – лгу я, но говорю это с такой убежденностью, что почти верю в это сам.

– Как скажешь, старший брат, – говорит она с милой улыбкой. Коварная маленькая ведьма уже что–то замышляет.

Уже перевалило за полночь, когда я отправляюсь спать. Я не видел Кэт с тех пор, как появилась Джоуи. Я бы предпочел держать их как можно дольше порознь. Джоуи – это подстановочный знак, но Кэт может дать все, что в ее силах. Последнее, что мне нужно, это мелкие ссоры, пока я все еще пытаюсь выяснить, что произошло в ночь, когда был застрелен один из моих людей. Но я вообще не видел ее в доме. Единственное уединение, которое у нее есть, – это ее спальня, и у меня есть камеры, направленные на дверь и окна, так что я знаю, когда она выходит из комнаты. Я всегда знаю, где она, но то, что я не вижу ее своими глазами, заставляет меня чувствовать что–то, чего я не могу понять. Не совсем грустно, но что–то вроде этого.

Я качаю головой, поднимаясь по лестнице. Я останавливаюсь у ее комнаты. Я должен пойти спать, но, черт возьми, если она мне не нужна прямо сейчас.

Мои пальцы сжимаются вокруг дверной ручки, и я иду открывать ее, только чтобы обнаружить, что она заперта. Она зла на меня. Но она может смириться с этим, потому что я хочу, чтобы она была в моей постели сегодня вечером. Мой член твердеет, когда я вспоминаю, как трахал ее на моем столе. Погружение в ее горячую, влажную пизду без презерватива было невероятным. Я больше никогда не хочу надевать их при ней и делаю мысленную пометку позвать врача, чтобы он прописал ей какие–нибудь противозачаточные.

Я прижимаюсь лбом к прохладной деревянной двери:

 – Кэт, – зову я достаточно громко, чтобы знать, что она услышит меня, даже если спит.

Она не отвечает.

– Кэт. Открой дверь.

Ничего, кроме тишины.

– Открой эту чертову дверь, или я вышибу ее ногой, – шиплю я. – И если я это сделаю, она не будет возвращена на место.

По комнате раздаются шаги, и несколько секунд спустя дверь приоткрывается:

 – Я спала, – огрызается она.

Я хмуро смотрю на нее:

– Почему ты заперла свою дверь?

– Потому что я хочу быть сам по себе.

Я прищуриваюсь, изучая ее лицо. Она зла. И расстроена.

– Джоуи может быть чересчур, – объясняю я.

Она закатывает глаза и качает головой:

– Я действительно устала. Могу я вернуться в постель?

– Ты можешь лечь в мою постель, - я толкаю дверь, заставляя ее сделать шаг назад.

– Я же сказала тебе, что устала.

Я тоже, и я, блядь, не могу уснуть без тебя:

– Я дам тебе поспать, – шепчу я.

Она сглатывает, затем отворачивает голову, чтобы не смотреть мне в лицо:

– Пожалуйста, Данте. Я просто хочу спать одна.

Я беру ее за подбородок, наклоняю ее голову, чтобы встретиться с ней взглядом. По ее щеке стекает слеза, и она смахивает ее.

К черту это. Она не может быть одна. Не после того, как она сделала меня таким зависимым от нее.

– Либо ты спишь в моей постели, либо я сплю в твоей. Твой выбор.

Она смотрит на меня, стиснув зубы, обдумывая свои варианты. Понимая, что у нее их нет, она разворачивается и крадется обратно в постель. Заходя в комнату, я закрываю за собой дверь и следую за ней. Она проскальзывает под одеяло, пока я раздеваюсь. Как только я обнажаюсь, я забираюсь рядом с ней, прижимаясь к ее спине.

Она шаркает вперед, но я обнимаю ее и притягиваю обратно к себе, зарываясь лицом в ее волосы:

 – Ты разозлилась на меня, котенок?

– Нет.

– Похоже, что так и есть.

– Иногда мне просто нужно небольшое напоминание о том, кто я для тебя, и ты дал мне его сегодня. Я совсем не сержусь. На самом деле я должна быть благодарна тебе.

– И кто именно ты для меня?

– Никто. Ничто. Просто твоя последняя игрушка, верно?

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем прижаться губами к ее уху:

 – Никогда не забывай, с кем ты разговариваешь, Катерина. Я буду потакать тебе так долго, прежде чем напомню тебе о том, какой я мужчина и на что я способен, - она дрожит в моих объятиях, и будь я проклят, если от этого мой член не становится твердым. Я прижимаю его к ее заднице. – Для тебя это ни на что не похоже?

– Я точно знаю, кто ты, Данте Моретти. Как я могла забыть?

Это звучит многозначительно, но я слишком устал, чтобы спорить с ней. Я просто хочу заснуть рядом с ней. Я закрываю глаза и прижимаю ее к себе крепче. 

– С этого момента ты будешь спать в моей постели только до тех пор, пока я не скажу тебе иначе. И я собираюсь вызвать врача, чтобы он скоро приехал. Я хочу, чтобы ты принимала противозачаточные, – говорю я ей.

– Что? Почему?

– Не задавай вопросов, на которые ты уже знаешь ответ, Кэт, - я зеваю. – А теперь немного поспи, или я пересмотрю свое обещание позволить тебе.

– Инъекции мне не нравятся, – шепчет она.

– Тогда ты можешь принять таблетку, верно?

– К ним лучше всего приступать через некоторое время, чтобы мы могли быть уверены в их стопроцентной эффективности.

– Отлично. Тогда, как только у тебя начнутся следующие месячные. А теперь спи, блядь.

Даже в темноте и с закрытыми глазами я чувствую, как она открывает рот, чтобы сказать что–то еще, но она этого не делает.

Я лежу, обняв ее, и ее теплая кожа прижимается к моей, измученный, но не способный уснуть. Когда ее дыхание выравнивается, я переворачиваюсь на спину и смотрю в темноту.