Но его план провалился всеми возможными способами, и с тех пор Лоренцо с ним почти не разговаривал. Хотя я никогда не хотел этого наследия, теперь оно мое. Первые несколько лет после того, как он ушел на пенсию, я так отчаянно хотел проявить себя, что убивал и пытал любого, кто хотя бы посмел посмотреть на меня не так. Мы с Максимо пронеслись по Чикаго, оставляя за собой шлейф из тел, который мог бы соперничать с бубонной чумой. И это была та сторона меня, которой восхищался мой отец. Часть меня жаждала его одобрения, пока я не понял, что больше в нем не нуждаюсь. И теперь время, и опыт научили меня, что есть лучший способ ведения бизнеса, чем тот, который он мне показал.

– Что бы ты ни хотел сделать, папа, теперь слишком поздно. Ты сделал меня главой этой семьи, так что придержи свой язык, прежде чем когда–либо снова посмеешь назвать меня слабым.

Он прищуривается, глядя на меня, и его лицо немного смягчается. 

– Ты так похож на свою мать. Она была хорошей женщиной, но ты не можешь быть и тем, и другим — хорошим человеком и главой этой семьи. Эти две вещи взаимоисключающие. Ты не можешь быть одним, если ты другой.

Он вдалбливал это в меня с того момента, как передал мне своё наследие. 

– Я не пытаюсь быть хорошим человеком, папа.

– Нет, но это все равно внутри тебя. Тебе приходится подавлять эту часть себя, чтобы быть тем, кто ты есть. Что касается Лоренцо, то ему это дается легко. У него нет сострадания твоей матери.

Я качаю головой и вздыхаю. 

– Как ты можешь быть нашим отцом и при этом так мало знать о нас обоих?

Он хмурится, как будто понятия не имеет, о чем я говорю. И прежде чем разговор может продолжиться, в комнату входит София с ужином.

 Атмосфера оставалась неловкой, и на протяжении всего ужина мы вели ограниченную, высокопарную беседу. Мой отец, в конце концов, ушел, и теперь я чувствую, что снова могу дышать, когда мы с Максимо потягиваем по стакану скотча в моем кабинете.

– Ты должен перестать позволять ему доставать тебя, Ди, – говорит он, делая глоток виски. – Он выводит тебя из себя, как никто другой.

Я хмуро смотрю на него. 

– Это действительно удивительно, Макс?

– Нет, но если ты никогда не собираешься рассказать ему обо всем, что знаешь, тебе нужно найти способ не желать отрывать ему голову каждый раз, когда видишь его. Прошло шесть лет.

– Я не могу противостоять ему. Ты знаешь, что я не могу, – огрызаюсь я на него.

– Да, – добавляет он, кивая головой.

– В любом случае, это больше, чем просто это. Это все остальное, – говорю я с тяжелым вздохом. – Он… многое.

– Я понимаю, Д. Он великий Сальваторе Моретти, - он ухмыляется мне, и это снимает напряжение.

Мои плечи расслабляются, и я откидываюсь на спинку стула, позволяя голове откинуться назад, чтобы облегчить тупую боль между лопатками.

– Ты видел своего гостя с сегодняшнего дня? - он спрашивает.

– Нет. Я не думаю, что она выходила из той комнаты весь день.

– Может быть, она замышляет твою гибель? - он мрачно усмехается.

– Может быть, – я тоже смеюсь, благодарный за смену темы. Кэт Эвансон – гораздо менее неприятная тема для разговора. Из–за нее у меня подскакивает кровяное давление совсем по другой причине.

– Есть какие–нибудь мысли о том, что она собирается здесь делать?

– Пока нет. Я работаю над этим.

– Ну, я бы работал быстро, потому что, если у нее будет слишком много свободного времени, она сможет придумать действительно классные способы убить тебя. Однажды утром ты можешь проснуться, встать с кровати и, — он делает жест рукой, перерезающей горло. — Угодить прямо в мину–ловушку, которая начисто снесет тебе голову.

– Ты снова смотрел Индиану Джонса?

– Это классика, – говорит он, пожимая плечами, прежде чем допить виски. – В любом случае, мне пора. Я хочу заскочить к Фреду и убедиться, что у них больше не будет неприятностей.

Альфредо Фарина работает на меня шесть лет, и он управляет для меня складами. У нас достаточно законного бизнеса, чтобы оправдать тот образ жизни, которым мы живем, и держать налоговую службу подальше от нас. Однако, если в этот город попадает что–то незаконное, то это проходит через меня, и я беру процент. Кроме того, мы получаем прибыль от казино и стрип–клубов в обмен на нашу защиту. Это прибыльный бизнес, но люди всегда хотят поучаствовать.

– У них были еще проблемы? - спрашиваю я, нахмурившись.

– Ничего серьезного, - Максимо качает головой. – Они разобрались с этим, но Фред думает, что что–то происходит. Русские вели себя слишком тихо, как будто, возможно, они переносят операции в другое место, чтобы держать нас в курсе.

Я провожу рукой по бороде. Я не доверяю своему русскому коллеге. Никогда не доверял, но у него был союз с моим отцом, так что у нас непрочное перемирие.

– Пока все тихо, я не хочу начинать войну без причины, Макс. Скажи Фреду, чтобы он держал ухо востро и держал нас в курсе.

– Будет сделано, Ди, – говорит он, прежде чем исчезнуть за дверью и оставить меня в одиночестве обдумывать события дня.

Реакция моего отца не была полностью неожиданной, даже если она и казалась немного чрезмерной. В основном я думаю о Кэт и о том факте, что она лежит одна в одной из моих кроватей наверху. Я привел ее сюда, чтобы отработать долг ее брата, верно? Так почему же я не могу выкинуть из головы образ того, как я ползаю по ней и широко раздвигаю ее бедра, пока не смогу погрузиться в нее?