Я чувствую себя совсем другим человеком. Покидая Кайлиана, он изменил меня. Всего за мгновение, прижавшись своими губами к моим, прижав свое большое тело к моему маленькому.

И это после того, как он узнал, кто я. И только после этого он понял, что я запятнана. Мерзость для всего мира, но он все равно пришел за мной, как будто хотел меня.

Он. Хотел. Меня.

Никто никогда не хотел меня.

Никто, кроме того злого человека, когда я была ребенком. Кроме того, все относились ко мне как к прокаженной. Как будто я кто-то, на кого следует смотреть свысока. Никто никогда не прикасался ко мне интимно, не хватал меня сексуально, не смотрел на меня чувственно. С ним я чувствую себя женщиной, а не монстром.

Я не знаю, что принесет завтрашний день или послезавтрашний. Но я чувствую, что уже зависима. Я хочу больше его.

Я хочу его всего.

Схватив на пассажирском сиденье свою цепочку, я застегиваю ее на шее и еще раз потираю губы, потому что они все еще кажутся опухшими с того времени.

Вздохнув, я выхожу из машины и иду сквозь темноту к своему дому.

Я отпираю входную дверь и облегченно вздыхаю, увидев, что гостиная пуста. К счастью, мои тетя и дядя уже легли спать. Я пробираюсь сквозь темноту, прокладывая себе путь наверх. Бросив сумку на кровать, я прохожу в соседнюю комнату и вижу, что дверь Арии приоткрыта.

Она знает, что Кайлиан тренирует меня, и я не знаю, стоит ли рассказывать ей о том, что произошло сегодня, но чувствую, что не могу не рассказать. Она моя лучшая подруга, и, если честно, я должна кому-то рассказать.

— Ария? — шепчу я.

Она поднимает взгляд от своей книги, уже укладываясь в постель. Сняв очки, она кладет их и книгу на тумбочку и садится, улыбаясь мне.

— Иди сюда. Закрой дверь. — Она похлопывает по месту рядом с собой на кровати.

Я улыбаюсь, тихо закрываю дверь и прохожу на свободную сторону кровати. Откинув мягкое розовое одеяло, я проскальзываю под простыни вместе с ней, и улыбка мгновенно появляется на моих губах.

— Что заставило тебя так улыбаться? — шепчет она, склонившись на бок и положив щеку на ладонь.

Я быстро бросаю взгляд в сторону двери, прежде чем прильнуть к ней.

— Он меня поцеловал.

Ее глаза расширяются, и она удивленно откидывается назад.

— Что?! — шепотом кричит она.

Я прикусываю губу и закрываю ей рот рукой.

— Ну, вообще-то, я вроде как поцеловала его. Но потом он поцеловал меня.

Ее рот складывается в удивленную букву «О», и я не могу остановить румянец, пробивающийся по моим щекам.

— Я знаю. Я знаю. —` Я не знаю, что сказать, но чувствую себя маленькой девочкой, у которой было первое свидание, хотя это было совсем не так. Я просто встретила мужчину — зрелого мужчину, — который убивает людей. И который учит меня убивать.

— Он тебе нравится? Когда ты собираешься снова с ним встретиться?

Я качаю головой, чувствуя себя не в своей тарелке. Но я также чувствую себя живой. Впервые, черт возьми, мне кажется, что мое сердце бьется для жизни, а не для смерти.

— Я должна увидеться с ним в пятницу, а в субботу у меня бой. Но я не знаю. Я не знаю, нравится ли он мне. Я просто чувствую себя... по-другому.

— Ты выглядишь по-другому. — Она щурит глаза, разглядывая меня с ног до головы. На обратном пути ее взгляд останавливается на моей шее, и ее глаза расширяются.

— Что... — Ее рука тянется к моему шарфу, прежде чем я понимаю, что она делает.

— Ария, нет. — Я качаю головой, отрывая ее руку от края шарфа, но уже слишком поздно. Она уже увидела кусочек и теперь собирается быть чертовски настойчивой.

— Нет, Рэйвен, дай мне посмотреть, что у тебя на шее. — Она встает на колени и тянет за ткань, пока та не отрывается от моей шеи. Она задыхается, ее глаза становятся огромными, как блюдца, а рука подносится к разинутому рту. — Что, ради всего святого, с тобой случилось? — Ее взгляд устремляется на меня, и на глаза наворачиваются слезы. — Это моя мама так с тобой поступила?

Я отворачиваюсь от нее, меня охватывает грусть и стыд. Она так чертовски любит своих родителей, и мне не хочется, чтобы она узнала правду. Но в то же время, когда же она узнает о жестокости и истинном зле своих родителей, если никогда не увидит этого своими глазами?

— Это не имеет значения, Ария. Просто оставь это в покое.

— Я не оставлю это в покое! Почему у тебя на шее выжженный крест, Рэйвен? Это не случайность. Кто-то сделал это с тобой! Это были мои родители?

По ее щекам катятся слезы. Я хочу вытереть их, но застываю на месте, пока она смиряется с реальностью.

Ее родители — чертовы психи.

— О боже, они действительно это сделали, не так ли? Они так тебя обидели? За что? Что ты сделала не так?

Я могу только пожать плечами, пока моя бедная кузина разражается рыданиями.

Она складывает руки перед собой и смотрит в потолок, молясь Богу, который никогда не оказывал мне никаких услуг.

— Господи, пожалуйста...

Дверь распахивается, и мы с Арией подпрыгиваем на метр в воздух, оглядываясь назад.

Блять.

Тетя Глория и дядя Джерри стоят там, каждый с одинаково раздраженным выражением лица.

— Что здесь происходит? — кричит тетя Глория, ее безжалостные глаза мгновенно переходят на мои.

Ария сползает с кровати и поднимается на ноги. Обойдя изножье кровати, она встает посреди комнаты, разводя руки в стороны.

— Мама, пожалуйста, скажи мне, что ты не делала этого с Рэйвен!

Глаза тети Глории сужаются, словно она хочет обезглавить меня на месте.

— О чем ты говоришь, Ария? — Дядя Джерри входит в комнату и смотрит на мою шею. Его глаза вспыхивают от удивления, но после того, как он понимает, что произошло, в них появляется довольный взгляд. — О...

Ария выглядит взбешенной, глядя туда-сюда между своими родителями.

— Почему ты причиняешь ей боль? Почему?

Тетя Глория делает шаг к ней, ее руки вытянуты, как будто она собирается обнять ее. Ария отшатывается назад, и лицо тети Глории становится яростно красным.

— Ария, тебе не понять. Некоторые люди не могут быть спасены Богом, дорогая. Это трудно объяснить.

— Она — дурное семя, Ария, — говорит дядя Джерри, его глаза плюются ненавистью в мою сторону.

Ария смотрит на меня, ее глаза расширены от ужаса.

— Мне так жаль, Рэйв. Это так ужасно, — говорит она сквозь мучительные рыдания.

Я качаю головой, не желая говорить или говорить что-то, что может навлечь на меня или на нее неприятности.

— Не стоит жалеть это дьявольское отродье, Ария. Она рождена от дурной крови.

Ария перевела взгляд на мать.

— Если она плохая кровь, то и я тоже! Мы же кровные родственники, неужели ты не понимаешь? Ты не можешь сидеть здесь и говорить мне, что она — дьявольское отродье! Что вы за чудовища? Причиняете ей боль? Я вас ненавижу! Я так ненавижу вас обоих!

Ее крики болезненно рвутся из груди, и я чувствую, как в комнате нарастает напряжение, доходящее до удушья, а дыхание становится похожим на втягивание горячего воздуха.

Тетя Глория и дядя Джерри бросают короткий взгляд друг на друга, и мое тело замирает, когда дядя Джерри подходит к Арии. Я уже собираюсь броситься в бой и отшвырнуть его задницу без сознания, когда он прижимает ее к стене. Она бьется об него, а он грубо удерживает ее. Я сползаю с кровати, ярость пылает в кончиках моих пальцев, и все, что я вижу, — это красный цвет, когда я наблюдаю за ее испугом, ужасом, чертовым ужасом.

Покооойник.

Тетя Глория дергает меня за волосы, вырывая пряди и хватаясь за новые. Она выдергивает меня из спальни, и я издаю крик, когда она тащит меня по коридору. Я хватаюсь за дверную раму, но она сейчас неестественно сильна, и я не могу ничего сделать, кроме как кричать и бороться с ней.

Она спускается по лестнице, а я бьюсь спиной о каждую деревянную ступеньку. Я кричу, кричу, как измученное животное, пока она спускает меня по лестнице и ведет через кухню. Я хватаюсь за кухонные стулья и вздрагиваю, когда они падают на меня. Я дергаю за кружевную салфетку на торцевом столике и слушаю, как стекло бьется об пол.

Скрипит входная дверь, и тетя Глория наклоняется, поднимает меня и вышвыривает за порог.

— Сегодня ты можешь спать на улице, маленькая ведьма. Если еще раз попытаешься убедить мою дочь, что я плохая, я сама тебя убью. — Она лезет в карман и достает ключи от машины. Она бьет ими по моему лицу, края ключей впиваются мне в щеку. Я хнычу, когда она ставит ботинок мне на бедро и толкает меня вниз по ступенькам и в траву. — Или никогда больше не возвращайся, мне все равно. Я почти надеюсь, что ты умрешь здесь; это избавит меня от необходимости иметь дело с твоей злобной сущностью.

Дверь захлопывается, а затем раздается знакомый звук защелкивающегося замка.

Я переворачиваюсь на спину, в небе мерцают звезды.

Я должна уйти сейчас. Я должна уйти и никогда сюда не возвращаться. Судя по ее словам, я окажу услугу нам обоим.

Но... Ария.

От вида ее лица, когда отец прижал ее к стене, у меня перехватило дыхание. Злая рука скользит в мою грудь и разрывает сердце на части. Я не могу дышать.

Ее глаза.

Ее глаза были такими чертовски мучительными.

Моя шея выгибается дугой, голова наклоняется почти вверх, когда я испускаю мучительный крик. Я хочу вернуться туда, но боюсь, что у дяди Джерри будет пистолет. Его единственный пистолет. Применит ли он его против меня? На Арии?

Меня пробирает дрожь.

Я не готова. Я не готова.

Я не знаю, что делать, но понимаю, что должна выбраться отсюда, пока не сделала то, о чем потом пожалею.

В голове мелькает образ, и грудь оседает. Я сразу понимаю, куда иду. Все было решено еще до того, как мой мозг понял, куда идти.

Я падаю на колени и хватаюсь за ключи, лежащие в гравии. Я поднимаюсь на ноги, морщась от боли в каждой части моего тела.

Хромая к машине, я смотрю на листок бумаги, приколотый под стеклоочистителем. Я прислоняюсь к капоту машины, поднимаю стеклоочиститель и вытаскиваю бумагу из—под резины.

Сердце колотится в груди и стучит в ушах, пока я разворачиваю бумагу. Из моего горла вырывается хныканье, когда я читаю надпись на лицевой стороне.