Пятнадцать

Дариус

Я смотрел как Рея спала, ее грудь поднималась и опускалась с каждым вздохом, который она делала. Звук грохотал внутри меня, когда я смотрел на нее. Она выглядела такой маленькой, такой хрупкой. У меня сжалось в груди при виде этого.

Все, что она нам рассказала, все, что она сказала… Мои коренные зубы скрипнули друг о друга. Она не лгала, она говорила правду. Все это время она говорила правду.

На протяжении многих лет мы были слепы ко многим вещам, выполняя приказы Высших, отправляясь туда, куда они приказывали, когда их ведьмы указывали нам направление. Мы следовали, не задавая вопросов. Больше нет.

Мне не нравилось быть орудием Высших, я просто хотел делать то, что прививали мне с детства. Защищать Врохкарию, народ. Когда мы упустили это из виду по пути? Это то, кем я видел свою Элиту, защитниками, и мы потерпели неудачу, слепо следуя приказам и не задавая вопросов.

Высшие не годились для правления, если это то, что они делали и продолжали делать с учетом того, что сказала нам Рея. Как это могло продолжаться? Как я мог быть таким чертовски невнимательным?

Внутри меня нарастал гнев, и моя сила покинула мои руки. Я посмотрел на нее сверху вниз, наблюдал, как она стекала по костяшкам пальцев и между ними. Что хорошего в том, чтобы быть Наследником после того, что я сделал или не делал?

Я узнавал о волчьих богах всю свою жизнь, читая тексты и старые свитки, мне всегда было интересно узнать о них, хотя говорили, что Казье сошел с ума. Но после замка Вокхайм я погрузился глубже, изучая все, что мог. Теперь я знал, что не мог доверять всему, что прочитал. В конце концов, историю всегда писал победитель.

Я снова посмотрел на Рею, еще один звук покинул меня. Это беспокойство и правильность. Видеть ее в своей постели, в своей комнате, в своем доме, даже при таких обстоятельствах, казалось, что так и должно быть. Когда она рядом и в моем пространстве, со мной происходило то, чего я никогда раньше не чувствовал. Или когда-либо хотел чувствовать.

Почему необходимость держать ее здесь наполняла меня этим чувством собственности? Я хотел, чтобы ее запах смешался с моим, переплелся так, чтобы мы не могли отличить его друг от друга, и наш запах стал нашим. Что-то большее, что-то пьянящее, сладкое и тяжелое.

Всего один запах любого из нас, и другие узнали бы, кому мы принадлежали. Нравилось мне это или нет, нравилось это ей или нет, но теперь я принадлежал ей. Со времен Мертвых земель, может быть, даже раньше, учитывая то, что она рассказала нам ранее.

Я вздохнул и провел руками по лицу, не в силах заснуть, но все равно хотел бодрствовать, чтобы смотреть на нее, убедиться, что с ней все в порядке. Видеть ее в поле моего зрения после того, как я так долго ее не видел. Я был потрясен, когда мы наткнулись на нее возле стаи Арагнис, но что потрясло меня больше, так это ее слова, сказанные с тех пор в столовой. Я не ожидал, что она рассказала бы нам правду. Никогда не думал, никогда не представлял.

Я кипел от гнева с тех пор, как она упала, и я поймал ее, окутал своей силой и принес в свою комнату. Все, что она пережила в детстве, все, что она потеряла… Можно с уверенностью сказать, что мы все облажались.

Я облажался.

От одной мысли о хлысте в моей руке, о том, как ее тело напрягалось, готовясь к следующему удару, о том, как ее спина выгибалась, вздрагивала и сотрясалась после каждого удара, мне хотелось пробить дыру в стене и разъяриться по всей стране.

А потом я разозлился на самого себя.

В этом нет ничьей вины, кроме моей собственной. Как Альфа Элиты, я не верил ей, я не хотел ее слушать, только не после того гребаного кристалла памяти. Мое горе из-за того, что моя мать и младшая сестра были убиты рогурами, затуманило мой разум, и из-за этого я не мог видеть правду. Ее правду.

Теперь я ей верил. Ее слова, что она сделала, чтобы выжить, как она, блядь, выжила. Никто не мог подделать эмоции, исходящие от нее, независимо от того, насколько искусен в манипулировании ими. Я чувствовал каждую из них, черт возьми, до мозга костей.

Гнев не утихал, зная, что я был какой-то гребаной марионеткой в руках Высших, и мне лгали годами. Я знал, что они не самые лучшие правители для Врохкарии, учитывая налоги, которые они декларировали, и то, что они никого не пускали в замок в поисках убежища со времен рогуров. Я просто не представлял себе, насколько глубоки их злодеяния.

Рея захныкала во сне, и я поднял голову к ее лицу. Ее красивые черты искажены чем-то похожим на боль. Я поднялся со своего места в кресле, бесшумно обошел кровать и сел рядом с ней, осторожно, чтобы не потревожить ее. Темные круги у нее под глазами сказали мне все, что мне нужно знать о ее бессонных ночах. Почти ничего, по словам Анны, когда я спросил, как у нее дела. В конце концов она неохотно рассказала мне, как обстояли дела. Я знал, что она тоже ничего не ела, не заботилась о себе, и мог ли я винить ее? Но я проследил бы, чтобы она поела, проследил, чтобы она выспалась, и обязательно помог бы ей. Нравилось ей это или нет. Она могла ненавидеть меня, а я злился на нее за многие вещи, которые казались бессмысленными, но мы не могли освободиться от того, кем мы были, и это было в моих интересах.

Она могла считать меня своим врагом, и в некотором смысле мы все еще ими являлись, и я знал, что не имел права кем-либо быть для нее, но она оставалась бы со мной до тех пор, пока это невозможно.

Я эгоистичен, недостоин этого, но другого выхода нет, я этого не допущу.

Мои брови нахмурились при этой мысли, но вместо того, чтобы оттолкнуть ее, на этот раз я немного принял ее.

Из нее вырвался стон, трогающий что-то болезненное внутри меня. Она бормотала слова, которые я не совсем расслышал, поэтому я придвинулся немного ближе.

— Цветок лесии.

Я протянул руку, нежно прикасаясь пальцем к ее щеке, успокаивая ее своим прикосновением. Дракс вышел на поверхность, и я почувствовал ее волчицу под собой, они приветствовали друг друга, утешали. Она мгновенно расслабилась, вздыхая в подушку и зарываясь в нее поглубже. В мой запах. Я не мог не испытывать чувства гордости за это. Я провел пальцами по ее распущенным волосам, отводя их с ее лица и чувствуя, как шелковистые пряди пропускались сквозь мои пальцы, прежде чем проделал это снова.

Стон, такой тихий, что я едва услышал, как он исходил от нее, и моя рука замерла, я посмотрел ей в лицо, чтобы понять, не разбудил ли я ее, но ее красивые льдисто-голубые глаза оставались закрытыми. Поэтому я продолжил, проводя рукой от ее волос вниз к шее, чувствуя ее пульс, ровный и расслабленный под моими пальцами. Интересно, понимала ли она, что я делал это много раз раньше в Эридиане? Я ждал, пока она заснёт в своей комнате, и прокрадывался туда, не в силах оставаться в стороне, и садился на кровать, как сейчас, и просто прикасался к ней. Необходимость сделать это была неоспорима, как и сейчас. Она так и не узнала о моей одержимости ею. Может быть, сейчас пришло время это изменить.

Рея не знала, что я уходил за несколько часов до восхода солнца, чтобы убедиться, что мой запах не оставался, пробирался в свою комнату и слышал, как она просыпалась, прежде чем спускался вниз. Сначала я был в ярости из-за того, что мог просто войти, а она не проснулась, что, если кто-то попытался бы напасть на нее? Но теперь я знал, что это потому, что в глубине души я не представлял для нее угрозы, или, по крайней мере, не должен был представлять.

Мы оба ошибались в этом предположении после того, что я сделал.

Раздался тихий стук в дверь, и я нахмурился, что кто-то осмелился нарушить ее столь необходимый отдых. Бросив последний взгляд на Рею, я встал и молча направился к двери. Открывая ее, Джош стоял с другой стороны, подняв руку, как будто собирался постучать снова, но я отбрасываю его руку в сторону и тихо зарычал. Когда он начал открывать рот, чтобы заговорить, я толкнул его назад, не слишком нежно кладя руку ему на грудь, и он ударился о противоположную стену. Маленький засранец должен быть благодарен, что его голова все еще у него на плечах.

Я тихо закрыл за собой дверь и пошел дальше по коридору, заходя в гостиную, зная, что он последовал бы за мной, как побитый щенок. Я взял деревянную чашку со стола в дальнем конце комнаты и до краев наполнил ее медовухой, не предлагая ему.

Он мог трахнуться.

Я подошел к камину и сел в одно из стоящих там кресел, вытянул ноги перед собой и сделал глоток, ощущая, как его сладость стекала по моему горлу, откидываюсь на подушку и закрыл глаза.

Я услышал, как Джош сел напротив меня, почувствовал его нервозность, и это взбесило меня еще больше.

— Какого хрена тебе надо?

Он либо глупый, либо храбрый, если приходил ко мне вот так, один. Особенно когда я хотел, чтобы его голова висела на стенах моего Замка. Рея — единственное, что помогало ему дышать.

Мой маленький волчонок держала меня за руку, нравилось мне это или нет.

— С ней все в порядке? — спросил он.

— Так и будет.

— Я не виню тебя за то, что ты ударил меня, черт возьми, за то, что чуть не лишил жизни, — в конце концов сказал он после долгой паузы.

— На самом деле мне все равно, что ты думаешь, — проворчал я, но внутри меня поднялась волна удовлетворения при виде его разбитого лица.

— Я не сомневаюсь, что так оно и есть, просто кто она для тебя? — я открыл глаза в ответ на его вопрос, выгибая бровь.

Она ему не сказала.

— Это не твоя забота.

Он не имел права спрашивать меня об этом, а я не собирался ему говорить. Даже мои собственные братья не знали, хотя и подозревали.

Он тоже вздохнул, и я, прищурившись, посмотрел на него, наблюдая, как он смотрел в огонь с хмурым выражением лица.

— Ты ей веришь? — спросил он, все еще не отрывая взгляда от пламени.

— Да, — ответил я ему, мой собственный взгляд устремлен на камин, когда я сделал еще глоток и слушал потрескивание дров.