— Вот и все, — выдохнул он в мои приоткрытые губы. — Вот и все, Галлея.

Упав на меня, Рид обхватил рукой мою макушку, чтобы удерживать на месте, а потом зарылся лицом в мои волосы и дал себе волю.

Он жестко входил в меня, каждый толчок был сильнее, чем предыдущий, пока он приближался к оргазму.

— Ах... черт. — Он напрягся, яростно содрогаясь с хриплым стоном, его шея выгнулась назад, струи горячей спермы пульсировали в его члене и изливались внутрь меня. Удовольствие исказило его лицо и разжало челюсти, пока он стонал во время кульминации.

Все, что я могла сделать, — это прижаться к нему, пока мы приходили в себя, мои пальцы скользили по его гладким волосам, я прижималась щекой к его щеке.

Все было кончено.

Я не хотела, чтобы все было кончено.

Все произошло так быстро. А закончилось еще быстрее.

Капельки пота скатывались по его вискам и шее, когда он опустился на меня, все еще пульсирующий глубоко внутри и содрогающийся от последних толчков. Мы оба задыхались, и наше прерывистое дыхание было единственным саундтреком к моим мыслям, кружащимся вихрем в голове.

Мы занимались сексом.

В его квартире.

На его тренировочном коврике.

Эмоции бурлили, пока мы лежали в тишине, сплетенные друг с другом и полностью обнаженные. Вокруг нас витал аромат секса, пота и резины, а над нами мерцал одинокий светильник, тусклым прожектором освещая наше преступление.

Я была липкой, удовлетворенной... и грустной.

Не желая быть девушкой, которая рыдает после умопомрачительного секса, я подавила подступившие слезы и отвернулась от него.

Но он потянулся ко мне, накрыл мою щеку своей ладонью и заставил наши глаза встретиться. Большой палец провел по моей скуле, его взгляд светился нежностью.

Извинениями.

— Рид. — Мои глаза наполнились непрошеными слезами, и я рвано вздохнула. — Скажи мне, что это что-то меняет.

Я должна была знать.

Я должна была знать, что у нас есть надежда. Это не было спонтанным порывом, слабостью или ошибкой в суждениях. В этом что-то было. Что-то сильное.

Жизнь, которую стоит прожить.

И все же я уже знала, что он скажет.

Мне очень жаль.

Мы не должны были этого делать.

Ничего не изменится.

Рид закрыл глаза, но мне не нужно было смотреть в них, чтобы понять его. Несмотря на то что он все еще был твердым внутри меня, все еще гладил мою щеку и водил большим пальцем по скуле, ответ заключался в том, что он промолчал.

Мои ноги обреченно скользнули по его спине, бедрам, икрам, пока не упали на коврик, все мое тело смирилось с поражением, а надежды уменьшились до хрупких угольков.

Я боролась со слезами. Я боролась с гневом.

Мне нужно было уйти.

— Встань с меня. — Тихо прохрипела я. — Пожалуйста.

Его глаза распахнулись. В них светились обещания, которые он хотел дать, но не мог выполнить. Волшебные сказки, которые он хотел превратить в наше «долго и счастливо».

Боль, настолько острая, что на нее было больно смотреть.

Но он подчинился моим желаниям и отстранился от меня, а я прикрыла грудь обеими руками, оглядываясь по сторонам в поисках разбросанной одежды, мои бедра были влажными от только что испытанного удовольствия. Я не могла встретиться с ним взглядом, пока он натягивал свои боксеры, поднимал с пола мое платье и нижнее белье и протягивал их мне.

Я села и натянула платье через голову, затем кружево на ноги и продолжала молчать. Рид расхаживал по гостиной, запустив руки в волосы, и казался размытом пятном в моем нечетком зрении.

Когда я оделась — молния была застегнута, а мечты развеяны, — я подошла к своим покрытым царапинами туфлям на каблуках. Моя кожа была розовой и покрытой засосами. Между ног и ребер пульсировала боль — едва уловимое напоминание о том, что мы были слишком глупы, чтобы сопротивляться, и слишком слабы, чтобы продолжать. Мы даже не предохранялись, но я была слишком ошеломлена таким поворотом событий, чтобы поднимать эту тему.

Мне просто нужно было уйти.

Измученная, я схватила сумочку и фотоаппарат, пригладила растрепавшиеся волосы и потянулась к дверной ручке.

Рид окликнул меня, его голос дрогнул на моем имени.

— Галлея, подожди.

Если бы я открыла рот, то расплакалась бы, а я не хотела этого делать. Я не плакала даже после секса с безымянными и безликими мужчинами, после того как они несколько раз кончали в меня и уходили, оставляя без удовольствия и без сил. А все потому, что я ничего не чувствовала.

— Я не могу остаться, — сказала я.

— Куда ты идешь?

Он не ожидал, что я уйду. У меня не было ни машины, чтобы уехать, ни кроссовок, чтобы убежать. Ничего, кроме адреналина и боли, не подстегивало меня к побегу.

— Домой.

Я отперла дверь и выбежала в коридор, а затем через главный вход. Влажная ночь и полумесяц направляли меня все четыре мили до дома Тары. Сбросив каблуки, я босиком шла по тротуару, а горячие слезы обжигали глаза, затуманивая зрение. Я бежала. В мои подошвы впивались камни, а легкие были наполнены стеклом. Я все еще чувствовала его тело, прижатое к моему, чувствовала его между ног, чувствовала его язык на своей плоти, впечатывающий в меня его сущность. Я никогда не смогу стереть его со своей кожи.

Я бежала всю дорогу до дома, пока не споткнулась на переднем дворе и не упала на колени, задыхаясь, потеряв надежду, сжимая пальцами траву.

Все внутри меня болело и кровоточило.

Слезы хлынули из моих глаз, оставляя следы опустошения на щеках.

Я упала на землю и молила ее похоронить меня.

Одно я знала точно — я больше не была бесчувственной.

И как же мне хотелось, чтобы это было так.