Я втянула воздух и наклонилась над консолью. Дыхание Рида сбилось, когда он отпустил мою руку и коснулся щеки. Его слова были резкими, но прикосновение — нежным. Ласковым. Словно поцелуй его пальцев, прижатых к моей челюсти.
Я выгнула шею. Мои губы приоткрылись, и звук, похожий на стон, вырвался из моего горла и наполнил воздух вокруг нас всем неправильным и всем правильным.
Хватка Рида на мне стала дикой, его пальцы обхватили мою шею, когда он притянул меня ближе. Я почувствовала, как его губы впились в мою шею. Какая бы сущность ни овладела мной, ей нужен был Рид и только Рид, и последствия ее не волновали.
Его большой палец скользнул по моей нижней губе и приоткрыл рот.
— В тебе столько силы. — Его слова обожгли мою кожу. — Я хотел отдать тебе ее всю. Я хотел увидеть, как она наполняет тебя, поглощает.
— Рид. — Я запрокинула голову, мои руки сжали в кулаки лацканы его кожаной куртки, когда я притянула его ближе.
— Но, черт возьми, я дал тебе слишком много. — Он приоткрыл рот шире, оставляя горячий, влажный след вдоль моей шеи, пока его губы не оказались в миллиметре от моих. — Я дал тебе власть над собой.
Затем он приблизился.
Легкий поцелуй.
Мягкий, как шепот.
Он давал мне попробовать, но я хотела пиршества.
Всхлипнув, я украла еще немного, приоткрыв губы и проведя кончиком языка по его губам. Рид тяжело дышал, его сотрясала дрожь, когда он боролся с влечением.
— Пожалуйста. — Я осыпала поцелуями его нижнюю губу, а мои руки обвились вокруг его шеи.
— Боже, Галлея. Мы не можем. — Он не отстранялся, наоборот, еще крепче прижал меня к себе, как будто его слов было недостаточно, чтобы удержать на расстоянии.
Я чувствовала его слабость, лазейку в его решимости. Трещины расходились все шире и шире, позволяя мне проскользнуть внутрь. Отклонившись назад, я опустила его лицо к выпуклости своей груди. Я соблазняла его. Умоляла, чтобы он сдался и покорился.
Рид дрожал, глубоко вдыхая и проводя носом по выступающим округлостям, а его голова качалась из стороны в сторону, словно он ненавидел себя за это.
Ресницы затрепетали, и он издал стон капитуляции. Снова поднялся вверх. Схватил меня за затылок и притянул к себе.
Он поцеловал меня. Жестоко.
Огонь пронзил меня, когда я обхватила его лицо руками, притягивая ближе, впуская глубже. Он поглощал меня, скользил языком по моему, одной рукой сжимал мою шею, а другой обхватил и потащил через консоль.
Это было глупо, неправильно, бессмысленно. Все это и даже больше.
Стоны, полные облегчения и еще более чистой страсти, вырывались наружу. Наши языки сплетались, пробуя друг друга на вкус, стремясь к чему-то более глубокому. От него пахло дымным дубом и амброй, на вкус он был как мята. Эликсир, который заставил меня погрузиться в него, отчаянно вцепиться, провести ногтями по его лицу и шее.
Рука Рида прошлась по моей спине и запуталась в волосах, его пальцы сжались в кулак, и он откинул мою голову назад, его губы скользнули по центру моего горла, а язык нырнул в пространство между моими грудями.
Он громко, не сдерживаясь, застонал, кожа его куртки холодила мою пылающую кожу.
— Черт, Галлея...
Я вибрировала в его объятиях, мое нижнее белье было мокрым от желания. Я запустила пальцы в его волосы и сжала их, моя грудь вздымалась под его губами.
— Еще. — Мое платье душило меня, моя собственная кожа душила меня.
— Мы не можем. — Но его губы снова прильнули к моим. Он целовал меня сильнее, мучительнее, как будто проклинал воздух, которым мы дышали, и мир, который вращался, в то время как мы стояли на месте. Он провел языком по моему небу и прикусил нижнюю губу, прежде чем отстраниться. Схватив меня за щеки, он впился в них пальцами. Наши лбы прижались друг к другу, и он процедил сквозь зубы: — Это все, что у нас когда-либо будет.
Я покачала головой, на глаза навернулись слезы.
— Продолжай целовать меня. — Мои губы потянулись к нему, но он увернулся от меня. — Рид, пожалуйста.
— Галлея, нет. Мы не можем продолжать.
— Мы можем...
— Нет, если я хочу это пережить.
Мои веки затрепетали, когда его слова пронзили меня. Он сказал мне в роллердроме, что это убивает его. У него были чувства, и они выходили за рамки физического желания. В то время как я проживала свою жизнь короткими мгновениями, наслаждаясь каждым из них, Рид смотрел в будущее. Он видел, как оно сложится. Он точно знал, что нас ждет.
И там не было счастливого конца.
Там не было сказки, сверкающей свадебными колокольчиками и рождением ребенка.
Там была боль.
Я была по одну сторону береговой линии, а он — по другую.
Тара никогда не простит меня. Предательство сожрет нас заживо, а я только начала жить. Разве у нас могло быть будущее? Если бы мы поженились, это сделало бы меня...
Мачехой Тары.
От этой мысли я отстранилась, медленно разжав пальцы. Я кивнула, соглашаясь. Понимая, что он прав.
— Мне жаль. — Он опустился в кресло и провел обеими руками по лицу. — Я не должен был этого делать.
Глядя на воду, я откинулась на спинку сиденья и смахнула выбившуюся из заколки прядь волос. У меня дрожал подбородок. Это была моя вина. Если бы я не солгала ему о своем возрасте в ту ночь, эта связь никогда бы не просочилась внутрь нас, заставляя умирать изнутри. Он был бы просто отцом Тары.
— Я тоже сожалею, — тихо сказала я, скрестив руки и откинувшись на спинку кресла. — Обо всем.
Мы застыли в густом напряжении, в громогласной тишине.
А потом у меня полились слезы.
Скатываясь по моим щекам и застилая глаза.
— Ты плачешь, — сказал он после долгой паузы.
Я кивнула и всхлипнула:
— Да.
— Потому что я тебя поцеловал? Или потому что я остановился?
Смахнув их, я повернулась, чтобы посмотреть на него: его лицо купалось в лунном сиянии и свете приборной панели. Затем я сглотнула, прерывисто вздохнув.
— Потому что... мне не удалось потанцевать.
Я почти рассмеялась.
Но мне было слишком грустно, чтобы смеяться.
Он смотрел на меня в замешательстве.
— Что ты имеешь в виду?
Я пожала плечами, заставив себя улыбнуться.
— Выпускной, — сказала я ему. — Мы не танцевали.
Его глаза скользили по моему лицу, пока он продолжал читать меня, упиваясь моими глупыми слезами. Затем он кивнул, потянулся через мои колени и открыл бардачок. Я отодвинула их в сторону и наблюдала, как он что-то ищет, а потом достает диск.
Он вставил его в магнитолу, повозился с кнопками и увеличил громкость.
— Пойдем, — сказал он, открывая дверь и выходя на улицу.
Я замерла на мгновение, когда из колонок полилась музыка.
Медленная, мечтательная песня.
Я не узнала ее... не сразу.
Это была кавер-версия песни «Save the Last Dance for Me». Я вспомнила, как сидела на кровати Джея и говорила ему об этой песне, пока мы разбирали компакт-диски.
Есть очень хорошая кавер-версия этой песни в исполнении Гарри Нильссона, сказал он мне тогда.
Слезы высохли на моих щеках, а бетон в моей груди растворился. На моих губах появилась улыбка, я толкнула дверь и выскользнула наружу, мои каблуки коснулись земли. Я подошла к нему, позади нас рябило и переливалось озеро — идеальный фон.
Песня звучала громко, проникая через открытую дверь Рида.
Он стоял передо мной, залитый лунным светом. Ветерок трепал мои волосы, и они разлетались вокруг меня в такт биению моего сердца. Я подошла к нему, медленно, осторожно.
Рид протянул руку.
— Потанцуй со мной.
Наши ладони сомкнулись, и он притянул меня к своей груди.
Его рука мягко легла мне на спину, я обхватила пальцами его плечо, и мы покачивались в идеальном, полном любви ритме.
Я прижалась щекой к его груди.
Биение его сердца отдавалось вибрацией во мне.
Мы танцевали, наши прикосновения были нежными и неощутимыми.
Я потерялась.
Аккорды и ноты пробудили каждую частичку меня, когда он запел припев, уткнувшись мне в волосы, его голос звучал как тихая серенада.
Я обняла его крепче, прижалась ближе. Близость согревала меня, убаюкивая в не принадлежащих мне объятиях. Я хотела танцевать сегодня вечером, но не ожидала этого. Я не ожидала, что его тело прижмется к моему, наши пальцы и души переплетутся.
И каждой своей страдающей частичкой я понимала, что больше никогда не буду так танцевать.
Звезды мерцали над нами, не исполняя желания, а лишь слегка освещая нас. Рид прижался губами к моим волосам, и я закрыла глаза, наслаждаясь теми мгновениями, что у нас остались.
Я знала, что, покинув его объятия сегодня ночью, я никогда не вернусь в них обратно. Эти руки никогда не отведут меня к алтарю, чтобы мы разделили вечный поцелуй. Они никогда не обнимут меня посреди ночи, когда я проснусь от кошмара. Они никогда не обнимут нашего новорожденного ребенка, пока он с любовью в глазах будет смотреть на розовую или голубую пеленку.
Я хотела всего этого.
Но не с тем мужчиной.
Рид прижался щекой к моей макушке, а его рука гладила мою спину вверх и вниз, оставляя после себя теплые мурашки.
— Тебе нравится эта песня? — пробормотал он мне в волосы.
Слеза скатилась по моей щеке, когда зазвучали последние аккорды. Я прижалась лицом к его груди, обхватила его руками и прошептала в ответ:
— Она моя любимая.