— Вы не сказали, какой именно банк на улице князя…
— Милоша… Здесь нет других банков, занимающихся валютными операциями, кроме государственного, — сказал Титто.
— Контакт?
— Если вы захотите, чтобы он состоялся, обратитесь за советом относительно обмена мексиканских долларов на динары к человеку, который, рассматривая доску с курсами валют, будет тыкать тростью в линию, обозначающую стоимость местных денег в немецких марках. Здешние деньги и называются динары… Он сделает это несколько раз, как бы по бестолковости, соображая и высчитывая.
— Допустимо ли махать тростью у табло с валютными курсами? Жест мог бы быть поскромнее, что ли… незаметнее.
Титто передернул плечами, удобнее устраивая капюшон между спиной и сиденьем.
— В банке на улице князя Милоша курсы пишут мелом на черной доске. Курс утверждается начальством раз или два, может, три раза в течение банковского дня. В табло нет необходимости… Я думаю, где-то в недрах банка, где сидят эти начальники, табло, видимо, есть. Но оно для посвященных.
Титто деликатно замолчал, уважая раздумья начальника.
А мысли Джеффри, спровоцированные рассказом о порядках в белградском банке, крутились вокруг новости о возвращении в Сингапур Севастьянова. Русский сам воспитывался на подобных диктовках валютных курсов для грифельной доски.
Насколько Джеффри помнил покойного Петракова и его молчаливого помощника Севастьянова, этим ребятам нельзя отказать в финансовом целомудрии и операционной дисциплине. Но, анализируя действия обоих в пору их активности на кредитном рынке, Джеффри пришел к бесспорному выводу: рывок в финале операции всегда отличался замедленностью, русские словно топтались перед целью, когда до неё уже рукой подать и она фактически достигнута…
Психороботы русских банкиров не указывали на отсутствие смелости. Оставалось предположить другое: кто-то сбивал их с толку, а может, и останавливал, не давая санкции на действия. В их стране права финансистов нуждались в такой же защите от олигархов, как и права человека от диктатуры бюрократов.
Кто такой Севастьянов? Чтобы выжить после потери ста восемнадцати миллионов, он подписал вместе с Петраковым документ, объясняющий, почему обстоятельства на кредитном рынке в Сингапуре сложились хуже, чем предполагалось. Корпоративная двойная бухгалтерия сработала: петраковское дело списано финансовым холдингом, хотя деньги зависли в неизвестности. Их не потеряли ни Петраков, ни Севастьянов, поскольку русские работают не за проценты или премиальные. Им начисляются твердые оклады соответственно должности. Остальное они воруют. Назначение Севастьянова, очевидно, свидетельствует о понижении доверия к нему из-за неудач покойного Петракова. И если допустить, что Севастьянов вознамерится тронуть «старые струны», Москва сама же его осадит.
Джеффри зевнул. Титто тихонько насвистывал шлягер времен вьетнамской войны «Для влюбчивого сердца впереди опасность».
Гостиница оказалась на площади, сползавшей к Дунаю. Ветер остро пропах весенней рекой. Шаркая сапогами, Титто обошел «альфа-ромео» и, вытащив из багажника чемодан Джеффри, поставил на асфальт. Привратник в расстегнутом мундире с галунами оценивающе присматривался к машине, сапогам Титто, его пальто с капюшоном, дорогому чемодану и роскошному кожаному футляру персонального компьютера. Нехотя спустился на две ступени и рукой показал, куда подтащить вещи.
— Я поставлю машину на стоянку, это во дворе гостиницы, — сказал Титто.
— Дайте ключ привратнику, он отгонит…
— Тут этого не делают. Подождите несколько минут…
Запах реки смешивался с ароматом какой-то острой пищи, дымом очага, топившегося углем. Стеклянные двери ресторана при гостинице запотели, и Джеффри заметил, что через окошко, протертое рукавом в мутном стекле, его рассматривает усач с сигаретой.
Пиватски поднял воротник плаща под пронизывающим ветром. Он начинал злиться, и это долгожданное чувство принесло облегчение. Титто отнес его чемодан к двери номера. Кивнул коротко и сказал:
— Через пятнадцать минут вы услышите стук кулаком в стену с моей стороны. Я обитаю в соседней комнате. Через минут пять после этого спускайтесь в вестибюль.
Примитивные средства сигнализации — перестукивание и подмигивание — в век электронной слежки восстанавливались в правах. Джеффри улыбнулся, немедленно вызвав ответную улыбку Титто. Резидент фирмы «Деловые советы и защита» обладал чувством юмора и умением устанавливать взаимопонимание. Свидетель и информация, которую он хотел сообщить, обещали быть интересными.
Титто припарковал «альфа-ромео» перед узкой улочкой, заставленной вынесенными из кафе столиками, за которыми люди в дешевых куртках и плащах несмотря на ветреную погоду распивали пиво. Отсюда начиналась пешеходная зона. Старинные дома и магазинчики на первых этажах напоминали фильмы из жизни французской провинции. И Джеффри не удивился, когда у входа в парк пришлось обходить памятник солдатам первой мировой войны с французскими надписями.
Титто достал из кармана пальто пластиковый пакет, постелил его на влажную скамейку, жестом пригласил сесть. С обрыва открывался Дунай, представлявшийся Джеффри шире. С ним сливалась другая река, поуже. На водном перекрестке в борьбе с течением и ветром выбивалась из сил самоходная баржа. Она почти стояла, вонзив ржавый форштевень в грязный бурун. Под крепостной стеной парни в дутых куртках состязались в глупой игре, суть которой состояла в отгадывании, под каким из трех спичечных коробков окажется горошина. Совали друг другу в карманы мятые банкноты, сторожко оглядывались. Вероятно, азартные игры в общественных местах здесь, как и повсюду, возбранялись.
Титто вытянул из-за голенища резинового сапога пленку, вставил в портативный магнитофон, присоединил к нему провод наушника. Предупредил:
— Одновременно со звуком идет стирание. Текст не касается технического обеспечения операций, проводимых через Триест, господин Пиватски. То есть к вашим прямым обязанностям отношения не имеет. Речь не идет и о моей работе…
Титто подбирал слова.
— Я слушаю, — подбодрил его Джеффри.
— Мне кажется, обнаруживается серьезная утечка информации из конторы господина Лябасти в Сингапуре. Я не рискнул сообщать это обычным каналом, опасаясь перехвата сообщения лицом… лицом, обеспечивающим утечку.
— По вашему, злоумышленник проник в наши ряды?
Титто пожал плечами, достал из внутреннего кармана пальто журнал.
— Выводы такого рода не в моей компетенции, господин Пиватски. Желаю всяческих наслаждений от этой музыки…
Голос итальянца, записанный на пленке, сообщал следующее.
Обеспечивая транспортировку документов, наличности, золота и других ценностей через швейцарскую границу частными авиетками, Титто обязан постоянно следить за режимом на кордоне. Естественно, его внимание привлек арест в Базеле, на швейцарской территории, двух секретных агентов французской таможенной службы Бернара Рюи и Пьера Шульце. Оба обвиняются в нарушении суверенитета нейтральной страны, так как действовать на швейцарской территории они не имели права. Французы пытались добыть список соотечественников, которые с целью уклонения от налогов держат средства на анонимных счетах в банках Цюриха. Поскольку эти банки являются также адресатами финансовых ценностей, безопасность пересылки которых из Сингапура через Италию и Югославию обеспечивает он, Титто, базельский случай немедленно был поставлен им на контроль. Действия французских агентов вполне могли по касательной тронуть интересы его сингапурских патронов, поскольку какая-то часть ценностей, за переправку которых в Швейцарию отвечал Титто, могла также принадлежать гражданам Франции.
Из сведений, полученных Титто за взятки, явствовало, что Бернар Рюи и Пьер Шульце обладали серьезными полномочиями вплоть до применения оружия, скрытого фотографирования и инструментального подслушивания телефонных разговоров. Они могли вызывать вертолеты и быстроходные катера. Но для Титто самым главным представлялось другое: высокопоставленные агенты распоряжались по своему усмотрению, то есть совершенно свободно, ассигнованиями на платных осведомителей.