— Я знаю, как готовить печенье, — всхлипывает моя мама, наконец, успокаиваясь. — Я знаю, как готовить печенье. Я не глупая.

— Никто не говорит, что ты глупая, любимая, — шепчет мой папа, приглаживая ее волосы рукой. — Никто этого не говорит.

— Что, черт возьми, произошло? — Спрашиваю я, обнимая Элли за плечи.

Мой папа кивает на Элли.

— Мы поговорим позже. Отвези ее домой. — Он смотрит на Элли с беспокойством. — Ты в порядке? Не поранилась?

Элли качает головой и умудряется выдавить из себя слово «нормально».

Я не хочу уходить. Я должен остаться здесь, с ними, но мой папа настаивает.

— Пойдем, — говорю я дрожащей девушке в моих объятиях. — Давай отвезем тебя домой.

— Хорошо. — Она позволяет мне вывести ее из дома к моей машине. Помогаю ей пристегнуться, прежде чем забраться на водительское сиденье и крепко ухватиться за руль обеими руками. — Она просто хотела испечь печенье.

Я смотрю на нее, мои нервы на пределе, а тело измучено стрессом.

— Что случилось?

— Я сказала ей, что она не может готовить печенье с соусом для пасты. Пыталась напомнить ей, как это делается, но... она... ну, ты сам видел.

— Я не думал, что это уже начнется. Думал, у нас есть больше времени. — Я выдыхаю и опускаю голову на руль. Я поглощен горем, и по какой-то причине не боюсь показать этого рядом с этой женщиной. — Становится все хуже.

Рука Элоизы задерживается над моим плечом на несколько секунд. Я не двигаюсь. Когда она, наконец, опускается мне на плечо, я задерживаю дыхание. Это слабое утешение, но приятно осознавать, что я прохожу через это не в одиночку, каким бы эгоистичным это ни казалось.

— Нам пора ехать. Я должен отвезти тебя домой. Ты выглядишь… что ж... — Я неохотно выпрямляюсь, ненавидя, когда ее рука опускается на консоль, а глаза осматривают испачканный топ.

— Мы можем... покататься? — Я шокирован ее словами и тем, как нерешительно она их произносит. — Просто… Я не могу сейчас пойти домой. Только не в таком виде.

— Ты пахнешь, как спагетти, — комментирую я, прежде чем успеваю себя остановить, и она хлопает меня по руке. — Поехали, я отвезу тебя к себе. Ты сможешь привести себя в порядок, пока я вернусь и разберусь с мамой и папой. Только... — Что я делаю? — Не открывай дверь и не отвечай на телефон.

— Поняла. — Она улыбается, выхватывая ключи от квартиры у меня из рук. — Спасибо, Айзек.

— Почему ты не можешь поехать домой? — Я завожу машину, не забывая об обледенелых дорогах.

Она пожимает плечами и отворачивается, чтобы посмотреть в окно.

— Мои родители выгнали меня на ночь. Предполагалось, что я останусь у Хейли, но до шести она будет на выступлении своей младшей сестры.

Я смеюсь с секунду, прежде чем она стреляет в меня взглядом, который мог бы убить, если бы это было возможно.

— Хорошо, что ж, не ройся в моих вещах или еще чего. Я не самый опрятный человек в мире.

— Даже не мечтала бы об этом.

Когда мы подъезжаем к моему зданию, и она направляется внутрь, я начинаю задаваться вопросом, не совершил ли я только что огромную ошибку.

Элоиза

Он был прав. Он определенно не самый чистоплотный парень. Я никогда не видела столько пустых коробок из доставки еды в одной комнате. Это место... что ж, это немного помойка. Как, черт возьми, он так живет?

Он сказал не рыться, но не сказал не убирать. Хотя, под грудой одежды, разбросанной по гостиной и коридору, и грязными полотенцами… может быть, там спрятаны какие-то вещи, которые он не хочет, чтобы я видела.

Но если серьезно, я не могу принимать здесь душ, когда все в таком виде. Это просто немыслимо.

Я начинаю с того, что достаю рулон пакетов для мусора из шкафчика под раковиной, не удивляясь, что он запечатан. Не уверена, что в этом месте он когда-либо пользовался мусорным ведром.

Как только избавляюсь от мусора, я убираю на кухне, радуясь, что здесь не так много посуды, которую нужно мыть, поскольку это означает, что я могу потратить больше времени на уборку пустых шкафчиков.

Как только с этим покончено и пол вымыт, я хватаю корзину для белья и наполняю ее, испытывая отвращение, когда обнаруживаю еще больше разбросанной одежды в его спальне. Ему так повезло, что стиральная машина на девять килограммов. Я могу вместить большую часть в одну стирку.

Его карманы полны оберток и использованных скретч-карт. В паре его джинсов даже есть открытый, но неиспользованный презерватив, все еще в обертке. Это так отвратительно.

К тому времени, как я заканчиваю, проходит два часа, и я задаюсь вопросом, есть ли у меня время принять душ.

— Боже милостивый, — говорю я, едва не корчась от отвращения при виде душа и туалета. — Как, черт возьми, он здесь моется?

Я порчу свою одежду хлоркой, и мне уже все равно. Уходит две бутылки средства, у меня сильно сводит руки от чистки, но мне по-прежнему все равно. К тому времени, как я заканчиваю, ванная сверкает, а стирка закончена.

Я перекладываю белье в сушилку и загружаю в стиральную машину еще одну партию.

Он сказал не рыться, но уверена, он не будет возражать, если я поищу чистое полотенце.

К сожалению, я его не нахожу. Тем не менее я нахожу фен и чистую футболку в его шкафу. Придется обойтись.

Должна признать, что душевые кабины, которые мой папа установил во всех своих домах, чертовски великолепны. Они такие мощные, что кажется, будто я стою под водопадом. Почему он не установил одну из них в моей ванной?

Я определенно донесу до него эту несправедливость, когда мне разрешат вернуться в мой дом.

Айзек

Воспользовавшись запасным ключом, я вхожу в свою квартиру, и первое, что я чувствую — это запах хлорки. В большом количестве.

— Какого черта? — Меня не было пять часов. Я смотрю на часы, чтобы перепроверить сей факт. Да, прошло всего пять часов, а я даже не узнаю свою квартиру.

Где беспорядок? Где моя одежда?

Слышу, как гудят стиральная машина и сушилка. Что ж, это объясняет последнее.

— Элли? — Зову я в темноту, в то время как моя рука включает свет.

Комната освещается, демонстрируя только что пропылесошенный ковер и поверхности без пыли. Может быть, она уже ушла.

— Элли?

Я открываю дверь в ванную и чувствую запах хлорки, смешанный с ароматом моего геля для душа. Она почистила мой туалет.

Она на самом деле почистила мой туалет.

Как, черт возьми, ей удалось сделать все это менее чем за десять лет?

— Элли? — Зову я, на этот раз громче. Бросаю сумку на пол и направляюсь в спальню. Внезапная мысль приходит мне в голову; что, если она не одета? Она могла заснуть.

Это не мешает мне медленно открывать дверь, пока свет из комнаты не проливается на кровать.

У меня пересыхает во рту, а мозг буквально взрывается. Я делаю неглубокий вдох и хватаюсь за дверной косяк, чтобы не упасть.

Она не спит. Она лежит на животе, согнув ноги и скрестив лодыжки в воздухе над коленями. Ее ноги обнажены. Они выглядят такими гладкими.

Я узнаю футболку, которая на ней надета. Это моя счастливая футболка, и, как правило, я бы разозлился, что кто-то ее надел, но понимаю, что она только преподнесла мне еще одно блюдо удачи. Я смотрю на ее фигуру, на то, как футболка облегает ее пышную задницу, полностью обнажая стройные бедра. Ее волосы слегка влажные и спадают на одно плечо. В руках у нее мой айпад, а в ушах наушники. Слышу доносящиеся из них слабые звуки музыки и понимаю, что именно поэтому она меня не услышала. Она слишком увлечена тем, что делает, чтобы заметить, как я вошел.

Я представляю, как сажусь рядом с ней, целую ее лодыжку, в то время как моя рука гладит ее бедро вверх и снова вниз. Представляю, как она переворачивается и улыбается, когда я поднимаю большую футболку и задираю выше ее груди, открывая гладкую фигуру, скрывающуюся под ней.

Я сглатываю, пытаясь заставить свой рот выпустить хоть каплю влаги, но мне это не удается, и вместо этого мое горло издает странный звук.

К несчастью, в тот самый момент, когда я издаю сдавленный стон, музыка в ее ушах смолкает, и она резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.

Долгое мгновение ни один из нас не двигается. Я пялюсь, мои глаза задерживаются на ее лице, а затем на изгибах, подчеркнутых тем, как сидит футболка.

Не уверен, что происходит. Не уверен, как это происходит. Все, что я знаю, это то, что мои ноги двигаются, а руки срывают наушники с ее головы. Она судорожно вдыхает, страх и возбуждение кружатся в ее идеальных чертовых глазах, когда я отбрасываю айпад в сторону и оборачиваю руку вокруг ее тела.

Мой рот соединяется с ее ртом, когда я ставлю ее на колени. Моя рука крепко обхватывает ее за спину. Она хныкает сквозь приоткрытые губы, а ее руки лежат на моих плечах. Облизываю ее нижнюю губу, молясь, чтобы она разрешила мне попробовать ее аппетитный на вид рот.

Она разрешает, и чувство, которое это вызывает во мне, почти болезненное. Огонь течет по моим венам, расплавляя и стягивая каждую частичку меня. В этом нет смысла. Это кажется нереальным. Я чувствую себя под кайфом. Чувствую себя так, словно принял сильнейший наркотик, если бы наркотики заставляли чувствовать себя таким образом.

Тает все: реальность, время, пространство, правила. Все исчезает в одной простой вещи.

Она встречает мой язык своим, сексуально постанывая, когда я провожу пальцами по ее бокам, наконец-то получая возможность почувствовать ее фигуру, ее жар.

Мы целуемся, кажется, целую вечность, но вечность кажется недостаточно долгой. Я не хочу останавливаться. Не хочу, чтобы это чувство прекращалось.

Одной рукой я притягиваю ее ближе, не отрывая наших губ друг от друга, свободной рукой ослабляю галстук и бросаю его через плечо. Ее руки, наконец, начинают исследовать мои волосы и шею, прежде чем скользнуть вниз и заняться пуговицами моей рубашки. Я чувствую, как она дрожит. Чувствую вкус нервозности и потребности в ее поцелуе, который сильный, но мягкий и такой чертовски совершенный.