— О боже, пожалуйста… просто перестань пытаться установить со мной связь. Это так странно по стольким причинам. — Я оставляю спрей рядом с тряпкой и направляюсь к двери. — Думаю, тебе следует уйти.
— Элли...
— Нет, пожалуйста. Это было достаточно унизительно. Я правда... — В голову приходит мысль. — Ты рассказал кому-нибудь? — Когда он не отвечает, вся моя спина выпрямляется и напрягается. Я поворачиваюсь к нему, направляя на него свой гнев. — Кому бы ты ни сказал, тебе лучше внести ясность прямо сейчас! Хорошо?
— Конечно. — Бормочет он и направляется к двери. — Мне так жаль. Я должен был сначала поговорить с тобой. Я просто не знал, как с этим справиться.
Я опускаю голову и закрываю глаза, желая, чтобы его не было, когда я снова их открою.
— Пожалуйста, просто уходи, пожалуйста.
— Хорошо. — Звенит колокольчик, когда открывается дверь, но я все еще не открываю глаза. — Мне правда очень жаль, Элоиза.
Я запираю за ним дверь и закрываю жалюзи, после чего, наконец, варю кофе. Удивлена, что Кристал не пришла посмотреть, из-за чего был переполох.
Я захожу в подсобку с двумя чашками ирландского кофе в руках, все еще чувствуя раздражение и смущение из-за того, что когда-то позволила себе поверить, что я могла нравиться Айзеку больше, чем просто его ученица.
— Ты никогда не догадаешься, что только что произошло, — говорю я, ставя чашки на столик перед диваном.
Поворачиваюсь к Кристал, готовая через нее высказать Айзеку все, что думаю, но обнаруживаю, что она подалась вперед на своем сиденье, уткнувшись лбом в руку. Другая ее рука безвольно свисает вдоль тела.
— Кристал? — Вот так неудобная поза для сна. Я улыбаюсь и отодвигаю ее плечо.
Ее голова кренится вниз, и мое сердце перестает биться.
— Кристал? — Шепчу я, мои руки отчаянно трясутся, когда я убираю ее серебристые волосы с морщинистого лба. Она не шевелится. Она не двигается. Моя рука взлетает ко рту, слезы застилают мне глаза. — Кристал, нет... нет. — Нет... Нет… Не сейчас. — Кристал, пожалуйста... — Я падаю перед ней на колени и еще раз трясу ее за плечо.
Она такая неподвижная, такая спокойная. Ее губы приоткрыты, но через них не проходит воздух, а веки, которые обычно трепещут, когда она дремлет, остаются закрытыми и неподвижными.
Я всхлипываю и пытаюсь нащупать в кармане свой телефон. Я не знаю, что делать.
Слезы обжигающими дорожками стекают по моим холодным щекам, мой большой палец скользит по экрану, изо всех сил пытаясь нажать нужные цифры.
— Мне… нужна скорая помощь.
Айзек
Я сижу, прислонившись головой к рулю, чувствуя себя полным идиотом. Я должен вернуться и извиниться еще раз. Как глупо с моей стороны. Я унизил бедную девушку.
Возвращение назад сделает только хуже.
Я отвлекаюсь от своих мыслей, когда тишину прорезает звук сирен, и мимо меня проносится машина скорой помощи с полицейской машиной на хвосте.
Чувство страха охватывает меня, я просто знаю… Не понимаю как, но я это чувствую. Я знаю, куда они едут. Наблюдаю за ними в зеркало заднего вида и молюсь, чтобы они не повернули налево. Если они повернут налево… Я боюсь думать.
Мое сердце плавится, когда они делают поворот. Я молился о любом другом повороте, но этого не случилось.
Я выезжаю со своего парковочного места и разворачиваю машину. Никогда раньше не гонялся за машиной скорой помощи, но это чувство у меня внутри… Я просто знаю, что что-то не так.
Это не мое дело; я должен просто поехать домой.
Вместо этого я обнаруживаю, что останавливаюсь у того же кафе, из которого недавно вышел, прямо перед машинами скорой помощи и полиции.
Я выжидаю мгновение, чтобы посмотреть, что происходит. Люди выходят из своих домов и магазинов и начинают собираться на другой стороне дороги. Многие из них прижимают руки к губам, явно напуганные не меньше, чем я.
Только когда несколько минут спустя выносят тело на носилках, укрытое покрывалами с головы до ног, я, наконец, выбираюсь из машины и проталкиваюсь мимо парамедиков и полицейских. Я игнорирую их приказы и ищу бедную девушку. Это неправильно, знаю, что неправильно, но молюсь, чтобы под этими покрывалами была не она.
Все мое тело покрывается испариной от паники, когда я врываюсь в подсобку, отчаянно желая увидеть ее огненно-рыжие волосы и горящие глаза.
Когда это происходит, переполняющее меня облегчение — непосильно, и, прежде чем я успеваю остановиться, я заключаю рыдающую девушку в объятия и прижимаю к себе.
Я прижимаюсь губами к ее волосам и шепчу ей нежные слова, в то время как она цепляется за меня, словно я ее якорь.
— Она мертва… она просто... умерла... — Она икает мне в грудь, все ее тело дрожит. — Я... мы… Я приготовила кофе, но... — Ее пальцы впиваются в мою рубашку, когда она сжимает меня еще крепче. Все ее тело прижимается к моему, как будто она хочет, чтобы я поглотил ее, укрыл от боли и шока. Я не знаю, что делать или что сказать, поэтому просто обнимаю ее и надеюсь, что это хоть немного поможет.
— Мне так жаль, Элли, — говорю я безнадежно. Я чувствую себя бесполезным. Чувствую себя таким чертовски бесполезным. — Так жаль.
Она снова всхлипывает и утыкается лбом мне в шею. Я не отпускаю ее. Знаю, что это неуместно, но в данный момент мне плевать.
— Я забираю ее домой, — говорю я офицеру у двери.
— Не нужно, я здесь. — Я узнаю мужчину из группы родителей, которых я напугал, того, кто закричал и наткнулся на другого мужчину. Он смотрит на меня с любопытством, и вижу, что он хочет спросить, кто я, черт возьми, такой, но не делает этого. Вместо этого он оттаскивает от меня сопротивляющуюся Элоизу и выводит ее из кафе, обняв за плечи. — Спасибо... — Говорит он мне через плечо, прежде чем отвести ее к своей машине.
Я следую за ними по тротуару, мое сердце разрывается от каждого всхлипа, которое я слышу из уст этой бедной девушки.
Я не остаюсь, в этом нет смысла. Дальше полиция может разобраться с этим.
Я не могу поверить, что Кристал мертва. Она была уважаемым человеком в этом городе задолго до моего рождения. Эта женщина была жива во время Второй мировой войны.
Это трагедия, которая затронет всех. Это разрывает мне сердце.
***
В понедельник, когда все возвращаются, в школе царит странная тишина. Все, как и ожидалось, шокированы смертью такого любимого члена общества.
Элоиза не появляется на занятиях, я не удивлен. Бедной девушке нужно время, чтобы оплакать и скорбеть.
Хейли, вечно беспечная девочка, выглядит подавленной. На протяжении всего урока она безучастно смотрит в свою работу и двигается только тогда, когда звенит звонок.
Я отвожу ее в сторону, когда класс выходит за дверь, такой же молчаливый, каким они были, когда вошли.
— Как она? — Я спрашиваю снова, не заботясь о том, что она сочтет это неуместным.
— Она... — Она выдыхает и качает головой. — Она не хорошо. У нее разбито сердце.
Я киваю, потому что не знаю, что сказать.
— Не могла бы ты... — Не могла бы она что? Передать ей мою любовь? Мои соболезнования?
— Я передам ей, что вы спрашивали о ней, — бормочет Хейли, перекидывая сумку через плечо.
— Она справляется?
— Она справляется лучше, чем большинство, учитывая... — Она переминается на месте и смотрит на меня полными слез глазами. — Она хотела прийти сегодня, но ее родители не позволили ей. Сказали, ей нужно время, чтобы прийти в себя.
Я хмурюсь. Не похоже, что это то, что нужно Элоизе.
— Она упорная и решительная. Сомневаюсь, что сидение в пустом доме поможет залечить раны.
Хейли удивленно моргает.
— Это именно то, что я сказала. Ее родители знают ее не так хорошо, как им хотелось бы.
— А чьи родители знают?
Ее губы приподнимаются в улыбке.
— Да… по крайней мере, хоть кто-то это понимает. Спасибо, мистер Прайс. Я передам ваши соболезнования.
— Пожалуйста, сделай это, и от моей матери с отцом.
Она снова улыбается грустной улыбкой и выходит из класса, волоча ноги.
Элоиза
Я смотрю на свою комнату, в которой сделала перестановку уже в третий раз с сегодняшнего утра. Она кажется неправильной, независимо от планировки.
Моя мама приходит и уходит, принося мне напиток за напитком, от которых я никогда не пьянею, но она все равно приходит полчаса спустя со свежим и забирает мой старый. Знаю, что она пытается помочь, но держать меня взаперти не помогает. Нисколько.
Мой папа пришел и лег со мной прошлой ночью; это было приятно. Он не делал этого с тех пор, как я была маленькой, и я ценила это, пока он не заснул и не вытолкал меня из моей собственной кровати.
Знаю, они желают мне добра. Это единственное, что мешает мне закричать на них обоих, чтобы они оставили меня в покое.
Мне нужно выйти. Мне нужно пойти прогуляться. Не хочу, чтобы меня оставляли горевать наедине со своими мыслями. Мне нужно зайти в «У Кристал» и включить древнюю кофеварку. Мне нужно… Мне нужно подышать.
Мои глаза щиплет, когда они пытаются произвести слезы, но это невозможно. Я так много плакала, что не уверена, что смогу еще.
Все как в тумане. Я едва могу вспомнить ту ночь, о которой идет речь, но в то же время воспоминания преследуют мои мысли и сны. Мой разум не может собрать все это воедино, поэтому он бомбардирует меня образами и чувствами.
Я встряхиваюсь и потираю опухшие глаза. Мне нужно выбраться из этого дома.
Сидя на верхней части лестницы, я слушаю, как мои родители рассказывают о похоронах Кристал, которые состоятся в субботу. Ее семья приехала домой и все устроила. Несмотря на то, что они навещали ее нечасто, они любили пожилую женщину и хорошо ее знали, поэтому я полагаю, что ее похороны будут именно такими, как она хотела. По крайней мере, я надеюсь.
— Элли? — Мама зовет меня вверх по лестнице, пораженная, когда видит, что я сижу на верхней ступеньке. — Привет.
— Привет.
— Ты голодна?
— Не очень.
— Попробуешь, пожалуйста, что-нибудь съесть?
Я уступаю и медленно встаю, после чего спускаюсь по лестнице.