— Мне жаль, что с тобой это случилось, — шепчет он и прижимается щекой к моему лбу. — Ты поранилась?

— Только мое эго, — отвечаю я. Мое тело напрягается, когда слезы, наконец, утихают, и мой мини-срыв проходит. — Я испачкаю вашу рубашку.

— Мне все равно. Уверена, что ничего не болит? — Он отстраняется, его глаза осматривают мое испачканное лицо и тело в поисках каких-либо признаков травмы. — Ты ведь не перенапряглась, верно?

Качаю головой и вытираю глаза тыльной стороной ладони. Мы оба кривимся, когда я отстраняюсь и вижу черные пятна туши на своем запястье.

Моя рука дрожит, когда я смотрю на нее, и реальность того, что только что произошло, снова поражает меня. Губа начинает дрожать, я прикусываю язык зубами.

— Он просто плеснул в меня горячим напитком... в мое лицо… кто так делает?

Мистер Прайс отстраняется. Его теплые, добрые глаза, в которых скрывается немалая доля сдерживаемого гнева, смотрят в мои долгое мгновение.

— Я знаю. Это было... это не передать словами. Ты уверена, что не пострадала?

Я сосредотачиваюсь, успокаивая дыхание несколькими быстрыми вдохами и выдохами. Это дает мне краткий миг ясности, в течение которого я могу полностью оценить, болит ли какая-либо часть моего лица или тела.

— Мои губы щиплет, но я в порядке.

Его указательный и большой палец обхватывают мой подбородок. Мои губы снова дрожат на этот раз от тепла и нежности его прикосновения, а не от желания заплакать. Он поворачивает мое лицо влево, затем вправо, после чего проводит тыльной стороной указательного пальца по моему носу. Это движение заставляет меня на секунду скосить глаза, заставляя его улыбнуться.

— У тебя будет небольшой синяк на носу, но это не должно причинять тебе слишком много боли. — Я ничего не говорю. Не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то был так нежен и заботлив со мной. — Умойся, я подожду тебя снаружи.

Я киваю, но потом мне в голову приходит одна мысль.

— Что вы здесь делаете, мистер Прайс?

— Я заехал пообедать, поскольку моя ученица не пришла на свои обеденные занятия.

Мое сердце останавливается, а рот приоткрывается.

— Я… Мне так жаль… Мне нужно было позвонить. Я совсем забыла...

Он поднимает палец и за плечи подводит меня к раковине.

— Знаю. Все в порядке. Ты сможешь наверстать упущенное в понедельник.

Теплое чувство облегчения охватывает меня, все мое тело расслабляется, когда я смотрю на его отражение в зеркале над раковиной.

— Спасибо.

— Я подожду тебя в комнате для персонала. — И он уходит, закрывая за собой дверь.

Не могу поверить, что у меня только что случился эмоциональный срыв. Не могу припомнить, чтобы когда-нибудь у меня случался срыв при ком-то, не говоря уже об учителе.

Мои пальцы дрожат, когда я открываю кран и подставляю ладони под теплую струю воды. Энергично тру лицо, не заботясь о макияже. Все равно сейчас он только на щеках и вокруг век.

Мой учитель только что обнял меня.

Хочу заползти в нору и умереть, но знаю, что нужна девочкам снаружи. К тому же в этой комнате нет окон, так что, если я не хочу оставаться здесь весь день, мне рано или поздно придется выйти.

Мысленно взбодрив себя, я, наконец, открываю дверь, оттягивая на ходу одежду в попытке ее разгладить. Не то чтобы от этого было много пользы; она холодная из-за мокрого кофе, который не так давно в нее впитался. Мне крайне необходим горячий душ.

— У тебя есть какая-нибудь запасная одежда? — спрашивает мистер Прайс, как только я выхожу.

Качаю головой и стараюсь не смотреть ему в глаза.

— Кристал опаздывает. Она должна была вернуться в одиннадцать тридцать, чтобы у меня было время заехать домой и переодеться перед встречей с вами.

Похоже, его не интересуют мои объяснения, только мое здоровье и благополучие. Как это типично для учителя.

— Как ты себя сейчас чувствуешь?

Наконец, я поднимаю взгляд и наблюдаю, как он прислоняется к стене. Его тело непринужденное и расслабленное. Он полная противоположность тому, как я чувствую себя внутри.

— Не уверена.

— Оцепенелой?

Я киваю, и он хмурится в ответ.

— Пойдем. — Он протягивает руку и жестом подзывает меня ближе. Чувствуя себя испуганным маленьким ребенком, делаю, как мне говорят, позволяя ему вывести меня из комнаты. — Я отвезу тебя домой.

— Но Кристал...

— Я везу тебя домой. Кристал поймет.

Качаю головой и кусаю губу. Мое сердце все еще не успокоилось. Знаю, что мне, наверное, следует пойти домой, но я не могу оставить девочек в таком состоянии.

— Это моя работа. Девочки не смогут справиться сами.

Он вздыхает, но больше ничего не говорит. Я позволяю ему проводить меня в зал, где все те же лица, что и раньше, но теперь уже за столиками, смотрят в мою сторону.

Если раньше я не хотела умереть, то теперь определенно хочу.

Большинство из них улыбаются, но некоторые быстро возвращаются к своим напиткам. Никто ничего не говорит, и я рада этому. Последнее, что мне нужно, так это напоминание.

Холли подзывает меня к кассе, где ее ждет только один покупатель.

— Ты в порядке?

Я киваю и поворачиваюсь обратно к мистеру Прайсу.

— Спасибо Вам за... то, что было там, в комнате.

Он вежливо улыбается. — Мне не по себе от того, что я оставляю тебя, но я должен вернуться к работе.

— Конечно. — Теперь я чувствую себя еще хуже. — Могу я предложить Вам что-нибудь, прежде чем вы уйдете?

Он смотрит на часы на стене и качает головой. — Нет, спасибо. Я в порядке. Увидимся в понедельник.

— Верно. — Следую за ним к двери и придерживаю ее открытой, пока он идет к своей машине. — Еще раз спасибо, мистер Прайс. За мной должок.

— Их уже три, — шутит он, его улыбка очаровательна и соблазнительна. — Берегите себя, мисс Блэкберн.

Я не смотрю, как он уезжает. Мне нужно вернуться к работе. Надеюсь, она отвлечет меня от всего этого.

Только когда оказываюсь за прилавком, Холли спрашивает, драматично обмахивая лицо рукой: — И кто же, черт возьми, был тот шикарный мужчина?

Я закатываю глаза и быстро меняю фартук.

— Это был мой учитель.

Айзек

— Он, черт побери, плеснул горячим кофе ей в лицо! — Сердито восклицаю я и провожу пальцами по волосам. — Если бы оно было чуть горячее...

— Но оно не было, и с ней все в порядке, — отвечает мой папа и пододвигает ко мне стакан с темной жидкостью. — Кто-нибудь доложил об этом полиции?

— Не уверен. — Я знаю, что не сообщал об этом, но, может быть, это сделал тот другой парень. — Это просто смешно. Что за человек может так с кем-то поступить? Не говоря уже о молодой женщине.

— Больной человек.

— Аминь. — Делаю маленький глоток крепкой жидкости и немного задыхаюсь, когда она обжигает мне горло. — Срань Господня, пап. Что это, черт возьми?

Он лишь постукивает себя по носу и подмигивает, как бы говоря «не суй свой нос». Я закатываю глаза и чувствую, как мое настроение немного поднимается.

— С ней все будет хорошо, сынок. Хочешь, я позже позвоню ее родителям?

Должен ли он? А должен ли я?

— Нет. Нет смысла их беспокоить. Кроме того, мы не знаем, какие у нее отношения с родителями. Лучше оставить это. Она сама им расскажет, если захочет.

Мой папа кивает и одним глотком осушает содержимое своего стакана. Вот же ж черт.

— О чем вы двое разговариваете? — спрашивает моя мама, входя в комнату. Я сразу замечаю странные тапки на ее ногах. Одна — рождественская тапочка с изображением снеговика, другая — ее белая повседневная тапочка. Мой папа тоже это замечает, и его глаза слегка становятся печальными. Однако он не позволяет ей этого увидеть, быстро нацепляет улыбку и притягивает ее в свои объятия. — Ты голоден, любовь моя?

Мы только закончили с ужином, который она приготовила для нас тридцать минут назад. Мой папа прижимает ее крепче и выдыхает.

— Я приготовлю чай, — тихо говорю я, пододвигая свой напиток к отцу. — Почему бы вам с мамой не пойти отдохнуть? Я его принесу.