— Фортепиано, вокал... Что еще?

— Фортепиано — моя страсть. Пение — просто для удовольствия. — Свободной рукой я нащупываю уголок одежды и закручиваю ткань между пальцами. Я пишу песни, и благодаря Сикс я встречаю людей из индустрии.

— У тебя есть время позже? Я хочу тебе кое-что показать.

Боже, как может приглашение звучать как угроза?

От одной мысли о том, что я останусь с ним наедине, меня лихорадит, я напрягаюсь и задыхаюсь одновременно. Когда он смотрит на меня, мои ноги хотят бежать, а яичники предпочли бы выползти из моего тела и погладить его.

— Извини, но у меня есть планы.

— В следующий раз, — отвечает он, бросая взгляд на мое запястье, и в кои-то веки я спокойно воспринимаю его слова, когда его глаза слегка расширяются. — Ты в порядке?

— Она в порядке, — отвечает Тоби, подкладывая под мое запястье небольшое полотенце, чтобы собрать излишки крови. — Ты же знаешь, что анестетик не вводится, верно? Это крем, Мия. В следующий раз попроси его, а не принимай обезболивающие перед приемом, — усмехается он.

Обезболивающие не являются причиной того, что у меня так сильно идет кровь из крошечной татуировки, но, учитывая, что в прошлом четыре художника отказали мне, когда я объяснила, что у меня может быть обильное кровотечение, я не стала поправлять Тоби.

Через три минуты он закончил. Он дезинфицирует новые чернила, а затем покрывает их кремом после обработки. Все идеально. Маленькая, но не слишком, буква и сердце симметричны, хотя он и не использовал трафарет.

— Спасибо. И спасибо, что объяснили другое значение. — Я достаю из сумки марлю, быстро накладываю повязку и держу руку вертикально, чтобы предотвратить кровотечение.

— Да, не стоит. Береги себя, Мия. Не носи браслеты, пока все не заживет.

Мой взгляд переходит на Нико, и я не успеваю остановить себя, как делаю еще один неловкий взмах рукой.

— Пока.

— Я тоже ухожу. Я провожу тебя.

— Куда ты идешь? — Тоби хмурится, открывая коробку с едой на вынос. — Ты, мать твою, только что пришел. Садись.

Нико ничего не объясняет, просто похлопывает Тоби по плечу, а потом берет ключи с журнального столика, пока я расплачиваюсь за татуировку.

— Где твоя машина? — он смотрит вверх и вниз по улице, как только мы выходим из студии.

— Я не могу водить. — На его лице мелькает удивление, и я понимаю, что это звучит так, будто я слишком молода для вождения. — Я имею в виду, я ужасный водитель. Через пять минут после первого урока я разбила машину инструктора. Больше я никогда не садилась за руль.

Фары зеленого Мерседеса, припаркованного у обочины, дважды мигают.

— Садись. Я отвезу тебя туда, куда тебе нужно.

— Очень мило с твоей стороны, но я возьму такси.

Черты его лица напряглись, уничтожив мягкость, которая была там секунду назад.

— Я не причиню тебе вреда, Мия. Ты ведь знаешь это, правда?

Я не очень хорошо разбираюсь в характере, но я не настолько параноик, чтобы думать, что брат моего друга — сын мэра и внук самой прекрасной восьмидесятилетней женщины, которую я когда-либо встречала, — может причинить мне вред.

— Да.

— Тогда садись.

Я снова качаю головой.

— Такси подойдет, спасибо. — Я покачиваюсь на каблуках, а когда он ничего не отвечает, добавляю «пока» и, щелкнув каблуками о тротуар, ухожу, успокаиваясь с каждым шагом вдали от Нико.

— Увидимся в Q, — говорит он мне вслед.

— Не увидимся.

Меня не приглашают потусоваться с сестрой. Разница в возрасте, мировоззрении, стиле и характере сказывается на нас уже много лет.

— Пока, — повторяю я, прежде чем скользнуть на заднее сиденье такси.