Это делает он. Он отталкивает стул, который громко скрипит о паркетный пол, и выбегает из комнаты, прихватив желтую упаковку M&Ms.

Миссия провалена. Он должен был сказать: «Нет, я буду брать по пирожному каждый день» или что-то в этом роде.

Уф, я действительно отстойно играю в эту игру.

Все за нашим столом наблюдают за мной, и яростный румянец разгорается на моих щеках.

— Это была шутка, — бормочу я, когда Конор вопросительно поднимает бровь. — Ты должен был быть там, чтобы понять.

— Я был здесь сейчас, и я не понимаю.

— Не сейчас. На днях мы говорили о пирожных. — Я отмахнулась от него. — Неважно. — Я протягиваю ему свой десерт. — Хочешь? Мне не хочется сладкого.

Он ухмыляется, вгрызаясь в пирожное. Я уверена, что вместо желудка у него черная дыра.

— Пойдем. — Коди берет меня за руку, когда музыка меняется с джазовой на современную, сигнализируя о том, что можно начинать танцевать. — Мы начнем эту вечеринку.

Он поднимает меня на ноги и вертит вокруг пальца, как тряпичную куклу, пока мы не оказываемся в центре танцпола. Я отдаюсь музыке, сосредоточившись на Коди.

Танцевать с ним — это естественно. Я знаю, что он сделает в следующий момент, как расположиться, и не могу сдержать улыбку, когда он мягко отталкивает меня, затем обхватывает рукой за грудь и раскачивается слева направо.

Я снова кружусь, напевая слова песни, пока Коди превращает танцпол в свою сцену.

Кольт, Конор и их спутницы присоединяются к нам, когда начинается следующая песня. Тройка кружится вокруг нас, и я оказываюсь в объятиях Кольта, подстраивая свои движения под его. На полпути к следующей песне я оказываюсь рядом с Конором, затем снова с Коди, прежде чем музыка снова меняется.

Теперь танцует больше людей, скользя по импровизированному танцполу, каждый в своем темпе и стиле.

Тео берет меня за руку через две песни, кружит меня, затем возвращает обратно, и я отскакиваю от его груди.

— Черт, извини. Ты такая маленькая, — смеется он, обхватывая меня за талию, чтобы поднять. — В полулегком весе. Хорошо, — бормочет он, опуская меня на пол. — Давай попробуем еще раз. — Его хватка ослабевает, и мы идем в ногу.

— Я прекрасно могу следовать твоим указаниям, — говорю я, когда он снова дергает меня слишком сильно. — Используй свои руки, чтобы сказать мне, куда ты хочешь меня привести. Повернись налево, и я повернусь налево. — Я дергаю его за запястье, показывая, что я имею в виду. — Повернись направо, и я повернусь направо, толкни, и я отступлю.

Его единственным ответом становится натянутая улыбка, но вскоре мне уже не кажется, что он вырвет мою руку из сустава. Из колонок звучит песня Бритни, когда он откидывает меня назад так далеко, что мои волосы взметаются по полу.

— Тебе нужно выпить, — говорит он через две песни, подводя меня к столу. — Но я еще не закончил с тобой. С тобой весело!

Я хихикаю, опускаясь на свое место. Нико вернулся на место, от ауры заряженного пистолета не осталось и следа. Более того, рядом с моей чистой тарелкой стоят свежий бокал спритцера и высокий стакан лимонада.

— Спасибо, — говорю я, надеясь, что он больше не будет на меня смотреть.

Он улыбается едва заметной улыбкой, от которой у меня внутри все теплеет. Я хочу, чтобы его губы были на моих, его руки — в моих волосах, а его сильные мышцы — под кончиками моих пальцев.

Через несколько секунд подходит его мать и приглашает его на танец, оставляя за столом только нас с Тео. Он не встанет, пока музыка не сменится на что-то менее требовательное, поэтому я оставляю его одного и иду вдоль длинного стола, чтобы остановиться рядом с Уильямом.

— Могу я украсть танец?

Мне нравится, как он поправляет свой элегантный пиджак и галстук, вставая, а затем нежно целует мою руку, как неоспоримый джентльмен, которым он и является.

— Полегче со мной, юная леди. Я немного заржавел.

— Ты ведешь, я подстраиваюсь.

Мы протискиваемся сквозь толпу танцующих тел, останавливаемся в центре, и Уильям скользит рукой к моей талии. Я срываюсь с места, когда мы начинаем танцевать, скользя по танцполу, его движения аристократичны в своем размеренном совершенстве. Я ожидаю, что к концу песни он выдохнется, но мы танцуем еще одну, прежде чем он кланяется, снова целует мою руку и ведет меня обратно на место.

— Дальше я сам. — Нико встает на нашем пути, вырывая мою руку из дедушкиной хватки. — Можно? — переспрашивает он, но Уильям отвечает: «Конечно».

Он отходит, и Нико притягивает меня к себе, почти вровень со своей грудью, его прикосновения настоятельны. Одна его рука лежит на моей спине, другая держит мою, и только тогда я слышу, что играет: Senorita Шона Мендеса.

Мы танцуем, но это совсем не похоже на другие танцы сегодняшнего вечера. Этот медленный. Он интенсивный, безупречный, но с борьбой. Я дрожу, когда он кружит меня в своих объятиях, темные глаза не отрываются от моего лица, а слова песни словно написаны для нас двоих. Как будто тот, кто наблюдает сверху, тоже играет в эту игру, играя с моими эмоциями.

— Мы в порядке? — спрашиваю я, нарушая тягостное молчание. — Прости за десерт и поцелуй тоже. Я...

— Ты жалеешь об этом?

— У меня такое чувство, что должна.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Ты не отвечаешь ни на один из моих, так что считай, что мы квиты.

Песня стихает, сменяясь на One More Night группы Maroon 5, и я пытаюсь отойти, но Нико не дает мне этого сделать, снова притягивая меня к своей груди.

Каждый раз, когда он так отчаянно притягивает меня к себе, у меня в животе происходит тачдаун, и восемьдесят тысяч фанатов дико ликуют.

— Еще один, — говорит он. — И да, мы в порядке.

Желание поцеловать его возвращается в десять раз сильнее, когда он делает то же движение, что и Тео, и мои волосы взметаются по полу, прежде чем он поднимает меня на ноги.

— Я не жалею об этом. Ты — твердая восьмерка, — отвечаю я.

— Тогда не извиняйся. — Он обводит меня вокруг пальца, а затем обхватывает меня за плечи. Моя спина внезапно оказывается вровень с его грудью, его теплое дыхание у моего уха контрастирует с его ледяным тоном.

— Восемь? Я восьмерка в твоей книге?

— Не расстраивайся так. Это хорошо. У меня никогда не было восьмерки.

— Восьмерки? — повторяет он, совершенно обескураженный. Его шаг на мгновение замедляется, прежде чем он приходит в себя и понижает голос до горлового шепота. — Что, черт возьми, не так с моими поцелуями, детка?

Я поворачиваюсь, встречаясь с горячим взглядом его темных глаз.

— Они слишком короткие.