- Начнем по порядку. Мы можем остаться на льдине. Она медленно дрейфует на юг.

(Перед завтраком, когда солнце на минутку проглянуло сквозь тучи, Стриндберг определил наше место, и оказалось, что со вчерашнего дня нас отнесло на юго-юго-запад.)

- Мы дрейфуем к югу, - продолжал Андре. - Во всяком случае, в южном направлении. Путь дрейфа может измениться. Это не исключено. Никто не знает ничего наверное о течениях полярного бассейна и их особенностях. Преимущества первого варианта очевидные: от нас не потребуется никаких усилий. Минусы тоже очевидны. Рано или поздно - точно определить, когда это будет, нельзя - мы достигнем границы дрейфующих льдов. Дальше мы всецело будем зависеть от нашего, мягко выражаясь, утлого суденышка из деревянных реек и шелка. Вариант второй. Мы нагружаем сани и идем к Северо-Восточной Земле Шпицбергена, точнее, - к Семи островам, что севернее нее.

Доктор Лернер, корреспондент "Кельнише Цайтунг", вызвался, используя зафрахтованный им пароходик "Экспресс", возможно севернее на этих островах устроить на видном месте склад и обозначить его четким ориентиром. У нас не было никаких оснований полагать, что Лернер не выполнил своего обещания, тем более что на борту "Экспресса" находился также его коллега и конкурент, доктор Фиолет из "Берлинер Локальанцейгер". К тому же Сведенборгу было поручено проследить после нашего старта, чтобы склад был устроен.

- Наша третья возможность. Идти через льды на юго-восток к малоисследованному архипелагу, который называется Землей Франца-Иосифа и состоит по меньшей мере из пятидесяти островов и островков. Этот путь выбрали Нансен и Юхансен, когда оставили "Фрам" в 1895 году. На этом архипелаге они зимовали. И весной 1896 года встретили спортсмена и полярного исследователя Фредерика Джексона, неподалеку от его базы Эльмвуд на мысе Флора. У нас там тоже есть склад.

- Вы неточно выражаетесь, - сказал я. - Они оставили "Фрам", чтобы попытаться дойти до Северного полюса. И только когда сдались, пошли на мыс Флора.

- Проклятая восемьдесят шестая параллель, - пробурчал Стриндберг. Меньше четырехсот двадцати километров до полюса.

- Итак, - подытожил Андре, - три альтернативы. Остаться там, где мы сели, и дрейфовать туда, куда нас понесет. Идти к Шпицбергену, к Семи островам. Идти к Земле Франца-Иосифа, на мыс Флора.

- Сам-то как считаешь? - спросил я.

- Я не мыслю себе неподвижного сидения на дрейфующем льду, - ответил Андре.

- Я тоже, - сказал Стриндберг.

- Ничего не знаю хуже пассивности, - добавил я. - Значит, тут мы все трое согласны. Мы не дрейфуем вместе со льдами, мы идем через них.

Мы сидели в палатке на тройном спальном мешке, пили горячий кофе и обсуждали сложившуюся ситуацию.

- До Семи островов около трехсот двадцати километров, - говорил я. До северной части Земли Франца-Иосифа - не меньше трехсот пятидесяти, да там еще несколько десятков километров до джексонова мыса Флора. Верно? Элементарный здравый смысл говорит за то, что нам надо попытаться дойти до Семи островов, - закончил я. - Но, кажется, полярные исследователи органически лишены элементарного здравого смысла? Нансенов "Фрам" дрейфовал вместе со льдами с востока на запад. Очевидно, идти в сторону Земли Франца-Иосифа, то есть на юго-восток, - значит, рисковать, что льды в это же время будут относить нас на запад. Какую скорость может развить человек, который тащит тяжелые сани? И какова встречная скорость дрейфа?..

В кастрюле было много кофе.

Ветер был слабый, мелкий дождичек нам не мешал.

- Мы должны что-то решить, - сказал Андре.

- Ты уже достаточно ясно выразил свое мнение, - ответил я и повернулся к Стриндбергу. - Твое предложение?

- Мыс Флора, - оказал он, бросая окурок в снег.

- Значит, решено, - подвел я итог.

- Сейчас без десяти одиннадцать по Гринвичу, - сказал Стриндберг. Пятнадцатое июля 1897 года.

Мы продолжали идти на юго-восток, к Земле Франца-Иосифа. Лед был местами ровный, местами изрезанный торосами и разводьями. Опять нас окружал густой туман.

Иногда удавалось пройти шесть-семь километров за пять часов, иногда уходило десять часов на два километра.

В ночь с 3 на 4 августа было ясно, хорошая видимость. Тщательно определив свое место, мы установили, что после настойчивого марша на юго-восток находимся лишь в десяти километрах западнее того места, где был наш лагерь 31 июля.

- Надо подумать, будем ли мы и дальше идти к Земле Франца-Иосифа или повернем на Семь островов, - сказал Андре.

- Важные решения не стоит принимать на пустой желудок, - отозвался я.

Мы разбили лагерь на просторной заснеженной льдине. Как обычно при ясном небе, температура опустилась на несколько градусов ниже нуля. Стриндберг зажарил несколько кусков медвежатины.

- Надо что-то решить, - повторил Андре.

- Да что ты говоришь! - сказал я.

- Две недели идем к Земле Франца-Иосифа, - продолжал он. - Тащили сани полтораста, а то и все двести километров. Но нас сносило на север, на северо-запад и на запад. И мы приблизились к цели от силы километров на сорок.

- Продолжай, - сказал я. - Тут все свои: математики, инженеры и аэронавты.

- Нас сносит на запад, никакого сомнения, лед дрейфует к западу.

- Для тебя это не должно быть новостью. Нансенов "Фрам" тоже дрейфовал с востока на запад. Вместе со льдами, в которые вмерз. Года два или три дрейфовал.

- Будем рассуждать спокойно, - сказал он.

- А мы и рассуждаем спокойно, - ответил я. - Но тебе нужно, чтобы мы приняли решение за тебя.

- Какое решение? - спросил он.

- Чтобы мы плюнули на Землю Франца-Иосифа, мыс Флора и Фредерика Джексона и пошли к Семи островам.

- Дрейф льда говорит за такой вариант.

- Нильс Стриндберг, - я приподнялся, - как ты считаешь? Земля Франца-Иосифа или Семь островов?

Стриндберг уже забрался в спальный мешок.

- Семь островов, - сонно вымолвил он. - Семь - счастливое число.

4 сентября, суббота. Я проснулся утром от боли в ногах, осторожно растолкал Андре, и мы дружной песней разбудили Стриндберга: в этот день ему исполнилось двадцать пять лет.

Я отсалютовал из винтовки. Андре вручил Стриндбергу два письма: одно от его невесты Анны Шарлье, другое от родителей. Я отыскал письмецо великого Сванте Аррениуса, оно так долго пролежало в моем заднем кармане, что с трудом удалось извлечь его из конверта.

В этот день мы прошли немного. Уже через два часа Стриндберг провалился вместе с санями в воду после неосмотрительной попытки пересечь разводье, затянутое свежим льдом. Я поставил палатку, пока Андре выручал Стриндберга и его сани с грузом.

Стриндберг был почти без сознания от холода. когда мы втащили его в палатку.

- Ты слишком часто попадаешь в воду, - сказал Андре. - Тебе следует быть поосторожнее.

- Ты снова начал надеяться? - спросил Стриндберг.

Тяжелая, напряженная неделя. Ветер все время менял направление и дул сильней и сильней. Температура колебалась от минус одного до минус семи градусов. Было видно невооруженным глазом, как движется лед. Прямо у нас по ходу появлялись или смыкались пятидесятиметровые трещины.

Кратковременные сильные снегопады. Еще более кратковременные холодные моросящие дожди.

Андре жаловался на запоры; странно, до сих пор нас упорно преследовал понос.

Я подстрелил несколько чаек, пять штук двумя патронами. На вкус неплохо, да только маловато в них мяса.

Запас медвежатины был на исходе.

Меня мучила левая нога, на стопе появились два гнойника.

- Я-то знаю, что это такое, - сказал Стриндберг. - У меня тоже был нарыв.

- Боль нельзя измерить, - возразил я. - У тебя был один нарыв, у меня их два. Смешно полагать, что два нарыва вдвое больнее одного. Может быть, мои нарывы в пять раз больнее твоего. А еще у тебя не было таких судорог, как у меня. Нет, - повторил я, - страдания и боль нельзя измерить.