Двадцать Семь

Харпер

Меня никогда так не целовали. Не Томми Хьюго в колледже, когда мы играли в бутылочку и оказались запертыми в чулане на "семь минут рая". Не от бесчисленных мужчин, с которыми я встречалась, только для того, чтобы порвать с ними недели спустя, потому что я боялась, что они в конце концов устанут от меня и разобьют мне сердце, как Трент в старших классах. И уж точно Кэмерон никогда так не целовал меня.

Это занимает всего пять секунд, и у меня уже подгибаются колени, пока Зак исследует мой рот своим умелым языком. Мои пальцы нащупывают опору в его промокшей рубашке, ткань облегает каждый мускул его крепкого тела.

Он прерывает поцелуй, и я выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, уставившись на него в поисках какого-то разрешения противоречивых эмоций, бушующих во мне. Только фары освещают пространство вокруг нас, отбрасывая длинные тени на линию деревьев и подчеркивая страдания Зака.

— Чего ты хочешь от меня, Харпер? Скажи мне прямо, чтобы я знал, что, черт возьми, делать прямо сейчас. Потому что я больше не могу тебя читать.

— Я... я не знаю, — честно признаюсь я. — Я чувствую, что закручиваюсь по спирали. Как будто нет никакого дна, о которое я могла бы когда-либо удариться и отскочить. Я продолжаю тянуться в надежде за что-нибудь уцепиться, в надежде привязать себя к кому-нибудь, но мне просто не за что ухватиться.

Слезы текут из моих глаз. Большой, блядь, шок. Я — крушение поезда, и лицо уже не спасти. И Зак, который смотрит на меня с таким жалким выражением лица, как будто оплакивает потерю чего-то, о существовании чего он никогда не подозревал, только заставляет меня чувствовать себя хуже.

Мне чертовски надоело плакать.

— Скажи, что ты мне доверяешь, — мягко требует он, заставая меня врасплох.

— Почему? — я выдыхаю, бессмысленно смахивая слезы со щек, пока нас продолжает поливать дождь.

— Потому что я могу быть для тебя привязью, котенок. Я могу удерживать тебя, пока ты не встанешь на ноги.

Его руки сжимаются вокруг меня крепче, снова притягивая меня к себе. Его губы мягко касаются моих, когда тысячи крошечных молний ударяют повсюду, где соприкасаются наши тела.

Прижимаясь своим лбом к моему, он повторяет:

— Скажи мне, что ты доверяешь мне, Харпер. Тогда цепляйся за меня так, как будто от этого зависит твоя гребаная жизнь. Я смогу справиться с последствиями, когда ты, наконец, отпустишь меня.

Кивнув ему в губы, я шепчу:

— Я доверяю тебе.

Правда в том, что каждая сломанная, испорченная частичка меня доверяет этому мужчине. В этом нет никакого смысла, но я доверяю.

Его губы снова прижимаются к моим, целуя меня с нежностью, которой я не заслуживаю после тех дерьмовых вещей, которые наговорила ему ранее. Но эта нежность быстро развивается, разрастаясь как снежный ком и занимая все большее пространство на поверхности, по мере того как наша страсть перерастает в неистовство зубов, языков и пальцев, летающих друг над другом. Жадные руки свободно блуждают по моим изгибам. Грубые кончики пальцев впиваются в мою задницу, прижимая мои бедра к его.

— Черт, у тебя вкус плохих решений, — рычит он, подводя меня к капоту своего внедорожника и прижимая спиной ко все еще теплой металлической решетке.

От двигателя исходит тепло, и я окутана теплом, исходящим как от тела Зака, так и от машины. Его руки исследуют каждый дюйм моего гибкого тела, его ловкие пальцы касаются каждого холма и впадины, в то время как его рот захватывает мой, выпивая из меня, как измученный жаждой человек, заблудившийся в море. Он разворачивает меня, прижимаясь своим телом к моему заду и вдавливая выпуклость в джинсах в мою задницу.

— Зак, — его имя срывается с моих губ.

Холодные капли дождя стекают по моему лицу и телу, когда я кладу ладони на теплый металл передо мной. Его горячий рот кажется лихорадочным, когда он целует и посасывает меня за ухом.

Он стонет в мою плоть, его дыхание туманит воздух, между нами, когда он шепчет мне на ухо:

— Я собираюсь трахнуть тебя вот так, Харпер. Прямо здесь, сейчас. Я не буду нежным, но я позабочусь о тебе. Я не причиню тебе вреда. Ты слышишь меня?

Я киваю и прикусываю зубами дрожащую нижнюю губу. Мои ноги дрожат, угрожая подломиться, но крепкое тело Зака удерживает меня на месте.

— Хорошая девочка, — бормочет он мне в горло, затем наклоняет мою голову и снова завладевает моим ртом. — Черт. Ты сведешь меня в могилу.

Его губы не отрываются от моих, когда он берет мою левую руку в свою и осторожно снимает с нее обручальное кольцо. Я не протестую, но чувствую себя странно, когда не ношу его. Как будто я стала легче. Как будто это давило на меня и удерживало в плену своих тяжелых, пустых чувств. Зак не произносит ни слова, пока мое кольцо исчезает у меня на глазах.

— Зак, — выдыхаю я, когда его руки скользят под моей рубашкой и обхватывают мою грудь. — Я... — он стягивает с меня лифчик и перекатывает большими пальцами мои твердые соски. — О боже.

Он отступает, его рука блуждает по всему моему торсу, по каждому выступу ребер, нежно скользит по моему шраму и к переду джинсов. Другой рукой он обхватывает мое горло, его длинные пальцы плотно обхватывают трахею, пока он быстро расстегивает мои брюки и скользит рукой вниз по трусикам спереди.

— Срань господня, — выдыхаю я, когда он находит мой клитор, обводя его средним пальцем. Он проводит пальцем по моему шву, собирая мои соки и размазывая их по пульсирующему пучку нервов. — Черт, Зак.

Моя голова откидывается назад, к его груди, прижимаясь к его сильному, ровному сердцебиению, когда он приближает меня к оргазму одной рукой.

Я чувствую, как он улыбается мне в челюсть. Держу пари, прямо сейчас он выглядит совершенно сногсшибательно, насквозь мокрый, с улыбкой, от которой тают трусики, и с этими теплыми кофейными глазами, поблескивающими под проливным дождем. Я хочу видеть его лицо, когда он проскользнет членом в меня. Я хочу стать его погибелью и стать свидетелем того, как он развалится у меня между ног.

Он вводит палец внутрь меня, и я ахаю, вторжение внезапное, но полностью желанное, когда он сгибает палец и надавливает на это восхитительно чувствительное местечко в моей сердцевине. Он массирует мой ноющий клитор большим пальцем, одновременно вводя второй палец внутрь, растягивая меня и заставляя мои колени подгибаться.

— Черт возьми, ты мокрая. Ты такая приятная на ощупь, Харпер. Такая тугая, — рычит он, его горячее дыхание у моего уха вызывает новую волну мурашек по всему моему телу, когда он входит в меня и выходит из меня.

Он переворачивает меня, медленно увеличивая давление и скорость, пока я не загибаю пальцы, не заботясь о том, что мои ногти царапают краску на его капоте.

— Пока нет, — огрызается он, затем убирает руку, оставляя меня опустошенной и жаждущей освобождения.

Я слышу, как расстегивается пряжка его ремня и молния. Его рука возвращается к моему горлу, сжимая его достаточно сильно, чтобы угрожать, но недостаточно сильно, чтобы причинить мне боль. Его рот находит место соединения моего плеча и шеи, и он прикусывает, его зубы погружаются в мою плоть. Я вскрикиваю от внезапного шока боли, брыкаясь от него. Он наклоняет мою голову в сторону и проводит кончиком языка по рубцу, слизывая жжение.

— Я хотел сделать это с того самого момента, как впервые увидел тебя, — говорит он мне, его губы скользят по всей длине моей шеи к раковине уха. — Я собираюсь раздвинуть твои границы, вытащить тебя из зоны комфорта, и ты не будешь сопротивляться мне из-за этого, потому что то удовольствие, которое я собираюсь тебе доставить...

Он проводит кончиком своего члена по моей влажности, и я чувствую, как что-то холодное и металлическое обволакивает мой клитор.

— О боже, — стону я.

У него, блядь, пирсинг?

— Бог не может спасти тебя от меня, котенок.

Его член толкается о мой вход, оказывая лишь небольшое давление там, где я больше всего в этом нуждаюсь. Одним пьянящим толчком он проникает внутрь, его член длинный и толстый, и это намного больше, чем я могу вынести. Я вскрикиваю, но мои стоны заглушаются дождем и поглощаются окружающими нас стенами пышного леса.

— Совершенно верно. Это чертовски больно, не так ли? Когда в тебя вторгается то, о чем ты даже не подозревала, что хочешь. Добро пожаловать в мой гребаный мир.

Я резко втягиваю воздух и пытаюсь расслабиться, но я напряжена, и Зак это знает. Он замирает внутри меня, его хватка на моем горле усиливается, когда он продолжает свои манипуляции другой рукой, его пальцы массируют мой клитор, пока боль не притупляется и мои мышцы вокруг него не расслабляются.

— Ты в порядке? — он спрашивает тихо, как будто ему насрать на мой комфорт прямо сейчас.

Я знала, что он сделает это со мной. Я знала, что он заставит меня признаться, что я доверяю ему, только для того, чтобы запудрить мне мозги и заставить почувствовать то, чего я никогда не чувствовала. Пошел он.

Я нетерпеливо киваю, моя нижняя губа дрожит, когда на нас обрушиваются потоки дождя. Зак выскальзывает из меня, шипя, когда полностью входит обратно в мучительно медленном темпе. Стальные шарики его пирсинга попадают как раз в нужное место глубоко внутри меня.

— Черт возьми, котенок. Твоя киска так хорошо принимает каждый дюйм моего тела. Ты так чертовски совершенна, Харпер. Ты, черт возьми, понятия не имеешь, что ты со мной сделала.

Я, наверное, выгляжу как дикий енот с тушью, стекающей по щекам, и штанами, спущенными с бедер, когда Зак прижимает меня сзади к капоту своей машины. И его грязный рот только усугубляет сцену, потому что с каждым грязным словом, которое он шепчет мне на ухо, я чувствую, как внутренняя поверхность моих бедер становится влажной от моих соков.

— Я чертовски ненавижу тебя, Харпер Хилтон. Но эта пизда... — он снова входит до упора, слегка подталкивая мою шейку матки. Неприятно чувствовать его так глубоко внутри, но это не больно. — Я бы с радостью умер, похороненный внутри.