Он смеется.

– Я идиот. У меня не было твоего номера или способа связаться с тобой, кроме как передавать записки через мою невестку. Я поторопился.

– Честное слово, это не так. Я буду рада, если ты заглянешь в дом – при условии, что сможешь не обращать внимания на беспорядок, который увидишь, и познакомишься с Себастьяном. Моя дочь тоже здесь, Мелани, и она тоже, наверное, немного испугается.

Джейкоб пожимает плечами и проводит пальцами по своим кофейного цвета локонам.

– Я готов, если ты готова.

Верно. Джейкоб Эрроувуд приходит в мой дом в восемь тридцать в пятницу вечером. Ничего особенного. В смысле... не страшно, что в углу все еще стоят какие-то коробки, а я выгляжу как полное дерьмо. Как только он увидит меня при свете, то, скорее всего, выбежит тем же путем, что и пришел. Вот так.

Я открываю дверь и слышу, как Себастьян втягивает воздух губами.

– О Боже!

– Себастьян, это Джейкоб Эрроувуд. Он случайно оказался в Шугарлоуф и узнал, что ты очень...

Прежде чем я успеваю закончить, Себастьян поднимается на ноги и бросается к нам.

– Я не большой фанат! Я твой самый большой поклонник! Ух ты! Ты в моем доме! Ух ты! Мама! Смотри!

Я улыбаюсь от радости на его лице.

– Вижу.

– А ты знаешь, что я смотрел все твои фильмы? Даже самые дрянные.

– Себастьян! – говорю я, чувствуя, как жар заливает мои щеки. – Прости, ему... одиннадцать.

– Все в порядке, – со смехом говорит Джейкоб. – Я тоже думаю, что они были довольно дерьмовыми.

– Я не говорил, что он был дрянным, мама, просто фильм. Ну, знаешь, тот дурацкий девчачий фильм, который Мел заставила нас смотреть.

Господи, упаси меня от мальчиков.

– Принести тебе что-нибудь выпить? – спрашиваю я, надеясь, что мы сможем перейти от разговора о дрянных фильмах.

– Нет, не надо, спасибо.

Из кухни выходит Мелани с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью.

– Это моя дочь, Мелани. Она тоже смотрела твои фильмы, поскольку Себастьян требует их всегда, когда наступает его очередь выбирать фильмы, как сейчас, – я поворачиваю голову к фильму, и он ухмыляется.

– Вау... – только и говорит моя гениальная дочь.

– Приятно познакомиться, Мелани.

Она кивает несколько раз, рот по-прежнему открыт.

Джейкоб приседает перед Себастьяном.

– Я зашел, потому что хотел задать тебе один вопрос.

– Правда?

– Да, видишь ли, часть моей работы здесь – досаждать братьям, и нет ничего на свете, что они ненавидели бы больше, чем то, что я развлекаюсь, пока они тяжело работают. Так вот, я хотел узнать, не хочешь ли ты в воскресенье порыбачить в этом замечательном ручье на моем участке?

– Можно? – спрашивает Себастьян.

Я киваю, зная, что мой голос сорвется и я, скорее всего, заплачу.

– Я обожаю рыбалку.

Этот человек, которого он боготворит, просит его просто побыть с ним несколько часов. Сделать то, что любили делать они с Люком, не меньше. Конечно, Джейкоб не мог этого знать, но мое сердце разрывается от благодарности.

– Я тоже, – он протягивает руку для кулака, который Себастьян быстро возвращает. – Отлично. Я заеду за тобой около восьми утра?

– Конечно! Я не буду спать, так что не волнуйся, если захочешь приехать раньше или даже завтра!

Это чистая правда. Парень будет на взводе, как будто выпил четыре энергетических напитка.

– Ладно, тогда давай договоримся на восемь в воскресенье. Мне нужно вернуться домой, распаковать вещи и сделать кое-какие дела завтра, но в воскресенье я в твоем распоряжении. Приятно было познакомиться, Мелани.

Мелани все еще стоит как статуя и молчит.

– Я провожу тебя, – говорю я, надеясь избавить ее от дальнейшей неловкости.

– Прости, что нагружаю тебя этим, – говорит Джейкоб, когда мы подходим к двери.

– Все в порядке. Я ценю это больше, чем ты думаешь. Рыбалка... это то, что действительно важно для Себастьяна.

– Правда?

Я киваю, держась за дверь обеими руками.

– Да, они с Люком часто ходили. Уверена, ему очень понравится заниматься любимым делом со своим кумиром.

– Боже, – с досадой говорит Джейкоб, – я должен быть последним человеком, которого ребенок боготворит.

– Почему это?

Он улыбается, и это выражение лица, как мне кажется, в свое время помогло ему избежать многих неприятностей. Это делает его еще более невероятно красивым, и обаяние так и сочится из него.

– Потому что я совершил много ошибок, разбил много сердец, и мой моральный компас немного сбился.

– Насчет сердец я не сомневаюсь.

– О? Почему это? – он перебрасывает мой вопрос обратно мне.

Я прислоняюсь головой к краю двери.

– Ну, как психолог, я склонна смотреть на вещи по-другому.

– Ты проводишь психоанализ?

– Ты бы испугался, если бы это было так?

– Ты всегда отвечаешь на один вопрос другим?

Я немного смеюсь.

– А тебя бы это беспокоило?

Джейкоб разражается смехом, а затем наклоняется ко мне.

– Да.

Он со мной флиртует?

Нет. Я сошла с ума. Он не флиртует, но флиртую ли я? Я так не думаю, но я уже тринадцать лет ни с кем не флиртовала. Чтобы не выглядеть так, как будто я это делаю, я остаюсь на месте, немного смягчаю голос и становлюсь похожей на психолога.

– Понимаю. Ну, к слову, я не думаю, что твой компас настолько далек, как ты думаешь. Если бы это было так, ты бы не явился ко мне домой, после возвращения из Сент-Люсии, и не стал бы строить планы, как вывезти одиннадцатилетнего мальчика на рыбалку в восемь утра в воскресенье.

– Могу я спросить тебя кое о чем?

– Конечно.

– Сколько тебе лет?

Смена направления разговора заставила меня попятиться.

– Что?

– Это вопрос, на который ты снова ответила другим.

Я качаю головой.

– Нет, я не пыталась уклониться, просто мы говорили о тебе… а потом... ты спрашиваешь мой возраст.

– Я пытаюсь понять… у тебя двое детей, ты была замужем и каким-то образом поступила на психолога. Ты определенно недостаточно взрослая, чтобы иметь все это.

Он не первый, кто так думает.

– Ну, я встретила Люка, когда мне было восемнадцать, почти сразу же забеременела и вышла замуж – сразу же... – я смеюсь при воспоминании о том, как мы рассказывали об этом плане нашим семьям. – Потом я начала ходить в колледж, одновременно воспитывая детей, отправляя его в командировки и взрослея. Мне тридцать один год, если отвечать на вопрос.

Джейкоб наклонился, его голос стал глубоким и низким.

– И это еще раз доказывает, что я не стою того, чтобы меня боготворили, а вот ты стоишь. Увидимся в воскресенье.

Он поворачивается и идет к своей машине, а я стою ошеломленная.