Я вжалась в него, звезды вспыхивали перед глазами, нарастая и нарастая. И взорвалась.

— Лепесток, – прошептал он у моих губ.

Мы воспламенились вместе просто от трения в наших пижамах. Мне это понравилось слишком сильно. Он нежно поцеловал меня, провел большим пальцем по щеке и снова улыбнулся, словно на эту ночь у нас был секрет.

Мы привели себя в порядок и вернулись на кровать.

— Ты останешься? – его рука схватила меня за талию, удерживая рядом с собой. Каждая часть его тела говорила мне, что он хочет этого, хочет меня, по крайней мере на эту ночь.

Я избегала смотреть в сторону дивана. — Да, я могу остаться.

— Хорошо, – его глаза были полуприкрыты, и трудно было не чувствовать удовлетворение. — Через минуту я займусь тобой.

— Конечно, – мои пальцы ласкали его голову.

— Я должен, – он зевнул, — продолжать чувствовать тебя.

— Я знаю, жеребец, – мои конечности были тяжелыми, удовлетворёнными.

Мне следовало бы пошевелиться, лечь под одеяло, положить голову на одну из этих плоских подушек. Но я не могла, зачарованная спокойствием на его лице - ни хмурости, ни морщин. Расслабленный. Его огромная ладонь держала меня за бедро, частично удерживая меня на нем, пока он спал.

Мои глаза обвели темную комнату, которая казалась больше из-за нехватки вещей в ней. В его пространстве, с его сердцебиением под моим ухом, было слишком легко заснуть.

119 дней до окончания срока

Солнечный свет заставил меня открыть глаза. Одна занавеска была отдернута, голова покоилась на слишком плоской подушке посередине матраса. Я была в комнате Оливера, в его постели.

Я протянула ладонь в сторону, но я нашла только прохладный, мягкий хлопок, который, вероятно, выгладил Амброз перед тем, как застелить постель.

Я была одна.

Это было к лучшему. Упрощало ситуацию. Я могла улизнуть, избежав неловкости.

Я быстро собралась, поправила одежду, собрала волосы в хвост, надеясь, что моя комната сейчас пуста, чтобы я могла принять душ и переодеться.

Когда я потянулась за своим телефоном, дверь ванной комнаты открылась, и мое сердце подпрыгнуло в груди, лишив меня шансов на простой побег.

— Доброе утро, – Оливер стоял передо мной, вода блестела на его плечах, пока он вытирал волосы полотенцем. Другое полотенце было накинуто на его бедра, оставляя его восхитительную грудь обнаженной.

Мои щеки все еще раскраснели от его бороды, когда я смотрела, как капля стекает по его коже, и мое тело вновь вспыхнуло от воспоминаний о прошлой ночи, о том, как он сжимал мои бедра, издавал рычащие звуки, о том, как его взгляд держал меня, когда он кончал.

— Доброе утро, – я сильно прикусила губу.

— Ты хорошо спала? – он сделал еще шаг в комнату.

— Да, эм... ты спал спокойно? – я сосредоточилась на новооткрытых веснушках на его плечах, которые я была слишком отвлечена, чтобы заметить прошлой ночью. Я хотела пересчитать их, запомнить, проследить их узор.

— Да, – его лицо исказилось, он выглядел почти озадаченным. — Хорошо.

— Мне пора..., – я жестом указала на дверь, ничего не говоря. Но что можно сказать? «Надеюсь, сеанс поцелуя и 'секса' были для тебя такими же хорошими, как и для меня?» Я была ходячей катастрофой и должна была уйти, пока не сказала что-нибудь неловкое. Например, не могли бы мы как-нибудь повторить это снова?

Он сделал еще шаг, но, казалось, был далеко от этой комнаты. Наверное, он пытался понять, как лучше меня мягко отвергнуть.

— Лепесток, я...

— Все в порядке, я понимаю. Нам не обязательно устраивать утро после этого (прим. относящееся или происходящее на следующий день после того, как вы сделали что-то, о чем вы могли бы пожалеть), – так было безопаснее. Он упомянул, что давно этого не делал. Нет смысла усугублять ситуацию моими неловкими утренними чувствами, такими же неаккуратными, как мои волосы.

— Утро после этого? – он искренне казался озадаченным.

Почему он не мог сделать это проще? Просто кивнуть и позволить мне пережить всё это в тишине.

— Когда ты убеждаешься, что я не влюблена в тебя и не буду ожидать права на ночевку с этого момента. У нас все хорошо, обещаю, – я подняла руки, как будто могла убедить его, или хотя бы прояснить, что не пытаюсь разыграть каждую романтическую комедию, которую когда-либо видела.

Его рука опустилась, а лицо стало невыразительным. Я сжала сердце, меняя позу, пальцы сжали край моей ночной рубашки. Моё тело кричало: Беззащитная душа! Постарайся не разбить её, пожалуйста.

— Это единственные варианты? – спросил он.

— А какие еще есть? – заманчиво было сказать ему, что он рассчитывает на опыт, которого у меня никогда не было, который не вписывался в мой план уйти как можно скорее. Он был уязвим, одинок, и я его понимала. Он не хотел просто партнёра для траха, это было только на один раз.

Когда он ничего не сказал, я приняла это как сигнал к уходу. Я сделала ему небольшой салют, который гарантировал, что я больше никогда не буду трахаться, особенно с ним.

Моя комната была благословенно пуста, когда я стояла в душе, надеясь избавиться от напряжения, которое разрушило мое тело сразу после пробуждения.

Хуже того, я все еще была напряжена после прошлой ночи. Я обводила клитор маленькими кругами, отчаянно желая облегчения. Но этого было недостаточно, мои пальцы были слишком малы, давления не хватало, и я всё ещё страдала.

Не в силах остановиться, я представила движение его бедер, вес его эрекции, когда он толкался в меня. Прикасаясь к себе, я фантазировала, что это он, и думала, сможет ли что-нибудь сравниться с ним.

Душ не избавил меня от смущения, но помог ему раствориться в моей коже, сняв напряжение, чтобы я могла встретить день. Урчание в животе напомнило, что я не смогу избегать спуска вниз вечно. Один разовый секс не должен был менять всё. Одна ночь, чтобы сбросить напряжение, и всё. Теперь отношения между мной и Оливером будут менее ... напряжёнными.

Я прошла мимо Финна, ненадолго задержавшись, хотя он был слишком поглощён своей работой, чтобы обратить на меня внимание. Каждый раз, когда я видела, как он рисует, меня поражал его талант. Он черпал вдохновение из блокнота матери Оливера, добавляя к нему свои коррективы. Его работа вдохновила меня на то, как обновить обивку стульев в столовой, и помогла определиться с выбором ковров.

Надеюсь, Оливер почувствует то же самое.

Себастьян удивленно поднял брови, когда я вошла на кухню. Предатель. Даже несмотря на моё смущение, сроки не позволяли делать перерывы из-за влечения.

‌— И где ты была? – в его голосе слышался смех.

— О, теперь тебя это волнует? – я не нарочно наступила на ногу Себастьяна, когда брала бублик и клала его в тостер.

‌— Возможно, я это заслужил. Но ты подозрительно хорошо отдохнувшая для того, кто не спал в своей постели прошлой ночью в доме, где не хватает кроватей.

Меня охватило желание схватить бублик и выбить из него самодовольство с помощью углеводов. — Я не хочу об этом говорить.

Он заёрзал, слегка раскаиваясь. — Мне жаль. Мы не планировали этого, и поверь, ты не хотела заходить, когда постучала.

— Да, спасибо за одолжение, – я потянулась за сливочным сыром и тарелкой. Аромат кофе звал меня, пока я готовила завтрак, садясь напротив человека, ранее известного как мой лучший друг. — Не заставляй меня ударить тебя этим ножом.

— А тебя проткнули чем-то другим прошлой ночью?

— Ты просто ужасен, – я избегала зрительного контакта, откусывая кусок от бублика. Учитывая то, что произошло с большей частью нашей одежды, я не была уверена, что смогу справиться с обнажённым Оливером. — К тому же, я думала, тебе он не нравится.

— Трудно не сочувствовать тому, кто пережил что-то ужасное и немного застрял, – его нога слегка толкнула мою под столом. — Я не могу злиться на того, кто вызвал этот румянец на твоих щеках, или это след от бороды?

‌— Это гнев. Это румянец от гнева, – я защищала предательство своего тела.

— Секс на почве ненависти тоже хорош. Мы с Финном иногда играем в ролевые игры, и я...

Я в отчаянии закрыла уши. — Умоляю, что я должна сделать, чтобы этот разговор прекратился?

На лице Себастьяна появилась не слишком заметная ухмылка, но он не стал настаивать.

— Да ладно, ты можешь рассказать мне всё, – поменяв тактику, он сделал щенячьи глаза, моргая несколько раз. Независимо от того, насколько холодной была душа, эти глаза имели семьдесят шесть с половиной процентов успеха, хотя для Финна этот показатель был стопроцентным. — Меня переполняет чувство вины.

— Да, я уверен, что именно из-за нас ты не выспалась прошлой ночью, – мне придётся убедиться, что простыни постираны, прежде чем я лягу спать, не говоря уже о том, что Амброз не позволил бы мне воспользоваться стиральной машиной.

— Вполне возможно.

‌Я со злостью откусила кусок от бублика.

— Живи в тайне. Твое предательство не принесет тебе информации

— Подумай о том, какую историю ты сможешь рассказать своим внукам.

‌— Внукам? – я фыркнула. — Как мой лучший друг выгнал меня из комнаты из-за секса? Трогательная история.

— Ладно, придумаем что-нибудь получше. Но давай, ты провела вечер с угрюмым владельцем замка? – с тех пор как появился Финн, Себастьян верил, что каждая хорошая любовная история - это ожившая сказка. Предпочтительно, квир-сказка, не с рейтингом G. Его цинизм, который когда-то нас связывал, был навсегда разрушен, когда он нашел любовь.

— Поверь мне, он не Прекрасный Принц, – само собой разумеется, что я не была дамой в поисках кого-то, кто приказывал бы мне всю оставшуюся жизнь. — Мы с ним, мы...едва ли друзья.

Работа - это то, что я знала: как восстановить дом. Реконструировать своё сердце - это не то, к чему я была готова.