— А как насчёт всех моих идей по поводу двойных свиданий? – Финн прошёл дальше вдоль стены. — Ладно, – пробурчал он. — Но я запомню это, Чикс.

На следующем плакате было написано лишь: «Статья».

Я скрестила руки на груди. У меня не было ни малейшего желания читать очередные сплетни об Оливере.

— Ты не будешь так смотреть, когда прочитаешь её, – Себастьян протянул мне журнал, уже открытый на нужной странице, с несколькими строками, выделенными жёлтым.

На странице было то, в чём я так нуждалась: фотография Оливера. Я впитывала каждую деталь его тяжёлых бровей, то, как он потягивал за бороду, камера словно увеличивала его руку. Моё тело задрожало от воспоминаний, жар разливался, как будто он был в соседней комнате.

Но его там не было.

Оливер согласился на интервью, первое, которое он когда-либо давал.

— Скорбь - это сильная вещь. Нет правильного или неправильного способа её пережить, но это тяжело проходить в одиночку. Мне понадобилось впустить кого-то в свою жизнь, чтобы понять, что это не обязательно должно быть так. Мир не должен был оставаться тем, чего я боялся, что снова причинит мне боль.

— Звучит как кто-то особенный.

— Очень особенный. Слишком особенный, чтобы я мог его удержать.

Глаза были полны слез, ресницы стали влажными, когда я позволила себе провести пальцами по его чертам на фото.

— Он даже мне это прислал, – пожал плечами Себастьян. — Люди не интересуются историческими домами, если это не поможет им затащить кого-то в постель.

Мой вздох был прерывистым, я прижала журнал к груди, будто это могло выразить то, что вновь оживало внутри меня и что, на самом деле, никогда не уходило, сколько бы я ни пыталась это подавить.

Черт, как же я по нему скучала.

— Для такого закрытого человека это была настоящая декларация любви. Что-то вроде: «Я облажался, не должен был тебя отпускать. Вернись ко мне, пожалуйста, пожалуйста…» – Себастьян махнул рукой в воздухе. — Как он тебя называл?

— Лепесток, – теперь слезы было не остановить. Я знала, что должна сделать.

— Пожалуйста, Лепесток, вернись, чтобы я мог слизывать шоколад с твоего тела.

Я засмеялась.

— Зачем ты всё портишь?

Я приняла решение, как только увидела это фото Оливера, но мне был нужен тот самый толчок, который может дать только лучший друг. Оливеру не стало лучше без меня – папарацци, его дед, все они кружили вокруг него, а я оставила его одного, бросила. Из-за чего? Из-за страха?

— Ты его любишь. Все эти влюбленные взгляды, потные ладони, бабочки в животе, от которых хочется тошнить, – Финн был слишком счастлив.

В дверь снова постучали.

— Я не опоздал?

— Ты пригласил моего папу? – воскликнула я, впуская его.

— Мы уже всё сделали, мистер Прайс, но не уверены, что убедили её, – вздохнул Себастьян.

— Моя дорогая…

— Опять про свою машину? – перебила я, ловя ключи, которые папа бросил мне.

— Нет, моя дорогая, я говорю о тебе. Иди, поговори с ним. Я не могу видеть тебя с разбитым сердцем, – папа сжал мою руку, в которой были ключи от его машины.

Они играли нечестно, комок в горле от любви, которая была в комнате, всё рос. Любви, которая, возможно, ждала меня, если я только смогу протянуть руку и ухватиться за неё.

— У тебя даже телевизора нет, – Себастьян развёл руками перед моей пустой стеной. — Если это не крик о помощи, то я не знаю, что это.

— Сработала сигнализация в поместье, – прервал нас Bl8z3.

— Что? – я в панике посмотрела на Себастьяна.

— Кажется, что-то произошло с трубами. Возможно, затопление. Я запускаю отчёты.

— Черт.

После всего этого я не могла позволить его дому быть разрушенным.