Я беру лезвие, втыкаю его в плоть чуть ниже его ребер и тяну вниз. Его разрезают, и его внутренности вываливаются на пол. Он не совсем мертв, но его голова падает вперед, когда он теряет сознание от боли. Я позволил ему висеть там и истекать кровью, что не занимает много времени. Я точно знаю, где резать.

Как только он умрет, я опускаю его и начинаю процесс разрезания. Мне нужно закопать тело, и, к счастью, меня ждет еще одна туша оленя.

Я не чувствую ничего, кроме восторга, когда отпиливаю ему руки и ноги. Кровь повсюду, но ее легко очистить. Благодаря сливу в полу и шлангу вдоль задней стены. Я бросаю его конечности в тачку, беру нож и перерезаю ему горло так глубоко, что оно едва держится. Я швыряю его в тачку, и его голова ударяется о металл.

— Хорошо, что ты мертв, Фрэнк, это могло бы немного повредить, — говорю я, выхватывая из морозилки тушу оленя.

Я бросаю его на него и выхожу из мясной лавки, толкая тачку. Я поднимаю взгляд и вижу, что Клара смотрит в окно, но когда она видит меня, она убегает.

Мой нежный любопытный цветок.

Выкопав могилу высотой двенадцать футов, я хороню останки Фрэнка и насыпаю на него шесть футов земли, а затем опускаю оленя на шесть футов над ним.

Это был долгий день, и после душа я наконец лег в постель. Я не пошел поговорить с Кларой, потому что думал, что она спит, но я ошибался.

У меня на этаже повсюду камеры, и та, что в ванной, срабатывает. Беру в руки телефон, подключенный к камерам, и открываю его. Она принимает душ, и я смотрю, как она снимает спортивный костюм, который я ей оставил.

Каждую ночь, пока она спит, я поднимаюсь туда, набиваю ее холодильник и оставляю ей новую одежду и пижаму. Вчера вечером я оставил достаточно средств на несколько дней, так что нет необходимости делать это сегодня вечером, и это было отличное решение, потому что теперь я могу наслаждаться ее душем, не дожидаясь, пока она уснет.

Адреналин все еще кипит от убийства и мысли, что теперь Клара знает, на что я способен. Мой член шевелится, когда я смотрю, как она входит в душ. Вода стекает по ее длинным светлым волосам, и я освобождаю свой член от трусов, обхватывая его рукой.

Мне не стыдно признаться, что я дрочил на Клару каждый день с тех пор, как она была здесь, особенно когда она мокрая и обнаженная.

Я качаю свой член, наблюдая, как она берет мыло и протирает им свои горячие сиськи, пока умывается. Ее глаза закрыты, когда она входит под воду, и я стону, качая член сильнее и быстрее. Мыло стекает по ее телу, и я облизываю губы, все равно желая провести языком по ее телу.

Она — совершенство, которое мне хочется испортить.

Она оборачивается, и теперь ее круглая задница оказывается в поле зрения. Я представляю, как глубоко вталкиваю свой член в неё, когда мои руки обхватывают ее сзади. Ее крики были бы источником удовольствия, их звук настолько отличался бы от пыток, которые я пристрастился причинять.

— Черт, — шиплю я, чувствуя, как мое освобождение нарастает.

Словно зная, она оборачивается и проводит руками по своим сиськам. Ее твердые соски требуют внимания. Это вызывает у меня желание выломать дверь и обхватить их губами, прикусывая, когда я просовываю пальцы глубоко в ее влажную киску.

Черт, ее пальцы касаются ее обнаженной розовой киски, и я стону.

Мысль о том, чтобы врезаться в него и почувствовать, как она обвилась вокруг меня, сжимая меня, пока я ее трахаю, не позволяет остановить мой оргазм.

— О, Клара, — стону я, когда чувство освобождения прорывается сквозь меня.

Я не спускаю с нее глаз, пока убираю руку, кончая на нее. Закончив, я быстро убираюсь.

Она выходит из душа, и я облизываю губы.

— Завтра, милая Клара. Пришло время тебе получить свое освобождение, — шепчу я.

Я смотрю, как она заползает в постель, натягивая на себя одеяло. Сон быстро погружает ее в сон, и я слушаю тихие звуки ее дыхания через динамики в моей комнате.

Мои глаза наконец закрываются, и мне снятся кошмары с ее ярко-голубыми глазами.