Глава 29

Элли

Рокко молча отвозит меня домой, а я смотрю в окно и удивляюсь, как, черт возьми, я оказалась в положении другой женщины, не меньше любовницы, после всего, что ему рассказала.

Эта мысль отягощает мой желудок, заставляя меня чувствовать себя грязнее, чем та грязь, что покрывает мою кожу и одежду.

— Он заботится о тебе, ты знаешь.

Ровный голос Рокко проникает сквозь меня, но я качаю головой, отказываясь принимать его слова, и смотрю на мигающие огни, пока он проезжает через Нью-Джерси и возвращается к дому Рафаэля. Дом, частью которого я больше не хочу быть, как бы мне ни было больно.

— Просто выслушай его, Элли.

В окне отражается Рокко, проводящий рукой по своим своенравным волосам.

— Жизнь мафии отличается от любой другой. Иногда у нас практически нет выбора, и поэтому некоторым наши действия кажутся крайними.

В его тоне сквозят эмоции, и впервые я понимаю, что Рокко Марино — это нечто большее, чем семейный шутник. Это обида и боль, смертельная смесь, которая заставляет меня задуматься, что, черт возьми, происходит в его жизни.

— Он лгал мне.

Мой голос дрожит и слабеет, и, честно говоря, именно это я и чувствую в сочетании с болью в заднице. Каждый дюйм моего тела болит без возможности восстановления.

— Он заботится о тебе, — повторяет Рокко, словно убеждая самого себя. Я злюсь на его заявление, не желая ввязываться в спор.

Насколько я знаю, что это правда, я не позволяю словам проникнуть в душу и отказываюсь быть другой женщиной. Как он мог так открыто держать меня рядом с Оливером, зная, что он изменяет со мной. Он не только не уважает своего сына и мать, но он также не уважает меня, и ни одна часть этого не говорит о том, что он заботится обо мне.

Когда машина подъезжает к особняку, я выбегаю и вхожу в дом так же быстро, как бежала по лесу. Я мчусь вверх по лестнице и вхожу в спальню, хлопнув за собой дверью. Затем я опускаюсь на пол, наконец-то позволяя рыданиям разлиться по моему телу, чувствуя себя никчемной, опустошенной и уничтоженной, когда обхватываю ноги руками, чтобы успокоиться, понимая, что снова одна.