Глава 27

Элли

Пробираясь сквозь толпу людей в поисках Джейд, я выхожу на свободное пространство, делая глубокий вдох, потому что теперь мне, наконец, стало легче дышать.

Впервые за этот вечер я понимаю, почему Рафаэль не хотел присутствовать. Неодобрительные и оценивающие взгляды заставляют меня чувствовать себя так, словно я экспонат на выставке. В воздухе витает опасная токсичность, которая подсказывает мне, что вечеринка — это нечто большее, чем просто развлечение. Враги, любовники, обман — все это витает в воздухе, как на поле битвы, в то время как невинные среди них проплывают мимо, ничего не подозревая.

Раздающиеся за спиной шаги пугают меня, и когда я останавливаюсь, чтобы оглядеться, то понимаю, как далеко ушла от вечеринки. Оглядываюсь и вижу только тусклый свет во внутреннем дворике, тени окутывают меня покровом тьмы.

Меня охватывает паника, и с бешено бьющимся сердцем я прислоняюсь к стене особняка, чтобы перевести дыхание, остро осознавая тот факт, что окружена опасными людьми, но в то же время уязвимо изолирована здесь, в одиночестве.

— Глупая Элли, — ворчу я про себя.

— Кто у нас здесь?

Из тени выходит мужчина, одетый как Гомес из «Семейки Аддамс». Его голос скользкий, с ноткой угрозы. Пытаясь отойти, моя спина упирается в стену, и я снова готова пнуть себя за такую глупость.

Он протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне, но я отворачиваюсь и закрываю глаза, и он не успевает до меня дотронуться. Когда открываю глаза, я ошеломлена, увидев лицо Рафаэля, покрытое маской. Его широкое телосложение затмевает человека, который пытается ударить Рафаэля.

Рафаэль с легкостью уклоняется от него, мрачно посмеиваясь над неудачной попыткой освободиться.

— Никто не трогает то, что принадлежит мне.

Рафаэль хватает его за шею, сильно сжимая, глаза мужчины вылезают из орбит, а я в ужасе наблюдаю за ним.

Тогда Рафаэль хватает его за макушку своей толстой рукой и толкает мужчину на колени.

— Извинись перед моей куколкой.

Мое тело дрожит, прислонившись к стене, когда мужчина смотрит на меня, затем наклоняется вперед и плюет мне под ноги, заставляя меня гримасничать, пока я отстраняюсь от него.

Лунный свет попадает на что-то блестящее, и я понимаю, что Рафаэль достал лезвие, мое дыхание сбивается, пока я наблюдаю за ними неподвижно. Затем, прежде чем мужчина успел моргнуть, а я успела его предупредить, Рафаэль вонзил лезвие ему в лицо. Ужас происходящего вырывается из человека всемогущим воплем, когда он пытается вырваться из рук Рафаэля.

Боль пронзает мою грудь, и я чувствую, что нахожусь на грани приступа паники, когда медь наполняют мои чувства, но маниакальный смех Рафаэля доводит меня до крайности, безумие, стоящее за ним, трудно понять.

Это не пуля. Это чистая пытка для удовольствия, и это уже слишком.

Рубашка Рафаэля обтягивает его плечи, затем он резко поворачивает голову мужчины в сторону. Хруст его шеи раздается в моих ушах, пока разум пытается вспомнить, что только что произошло.

Он убил его.

Черт возьми, он убил его, как дикарь. Как мафиози.

Звук удара его тела о землю подтверждает это. Мой разум мечется, умоляя меня бежать, предупреждая, что я зашла слишком далеко, что я в опасности.

Он убил его.

Я сглатываю и отхожу от стены, а Рафаэль поднимает голову, маска скрывает его эмоции. Он пытается переступить через тело, но я двигаюсь быстрее. Видя цель — лес, мой пульс учащается от адреналина, я мчусь через лужайку к линии деревьев.

Громкий демонический смех Рафаэля наполняет мои уши.

— Ты можешь бежать, куколка, но папочка всегда тебя найдет, — ревет он через открытое пространство, побуждая меня ускорить шаг, волна ужаса и тревоги подстегивает меня.

Это все слишком. Мне нужно уйти отсюда.

Он убил его. Он покончил с ним с такой жестокостью, что с каждым шагом меня охватывает боль.

Ужас наполняет меня, когда я слышу его шаги позади себя, и благодарю Бога, что ходила на уроки физкультуры до конца учебы.

Достигнув леса, я ненадолго колеблюсь.

— Не смей, черт возьми! — ревет он, его голос становится ближе.

Вместо того, чтобы слушать, я бросаюсь в темноту, не обращая внимания на хрустящие ветки под ногами и шипы, цепляющиеся за ноги.

Моя кровь кипит от страха и отчаяния, когда погружаюсь все глубже в темноту. Свистящий шум в моих ушах означает, что мне легко блокировать окружающие меня звуки. Единственное, что меня беспокоит, — это хруст его ботинок, поскольку он движется гораздо медленнее меня.

— Маленькая куколка... — насмехается он, усиливая мое беспокойство. — Папочка выместит все на твоей заднице, куколка.

В его тоне нет ни капли гнева, беспокойства или вины, и, хотя это не должно меня злить, но это так. Он думает, что это игра, что мой бег — это игра.

Я для него игрушка?

Из глубины меня вырываются рыдания, хруст прекращается, заставляя остановиться и оглядеться в темноте.

Неоновые огни на короткое время мигают, его маска загорается, когда он приближается. Затем она гаснет. Мое сердце чувствует, что оно вот-вот взорвется, когда я медленно выхожу из тени дерева.

Он снова появляется, гораздо ближе, и я не знаю, видит он меня или нет, но знаю, что он, по крайней мере, может меня чувствовать, так же, как я чувствую его.

Свет снова гаснет, заставляя меня волноваться.

Завывает ветер, качаются деревья и шелестят листья, усиливая ощущение холода, охватывающее меня.

Ветка ломается, а мое сердце подпрыгивает, когда ужас пронзает меня.

Я осматриваю лес, зловещую тьму, приносящую с собой предупреждение об опасности. Мне хочется кричать и плакать, но я замираю. Мои глаза бегают из стороны в сторону. Побегу ли я, пойду ли дальше в лес, в неизвестность?

Крестики его глаз снова загораются, и я зажмуриваюсь, потому что страх делает меня бессильной, а когда наконец открываю их, то не вижу ничего, кроме темноты, тоски и разочарования, которые заставляют меня хныкать от потребности, чтобы он утешил меня.

— Ш-ш-ш, маленькая куколка.

У меня перехватывает дыхание, когда я осознаю, что он слышит меня, и страх покалывает мою кожу, когда я обхватываю себя руками.

Мне бежать?

— Не беги, куколка. Папочка выследит тебя. Папочка тебя накажет.

Я резко вздыхаю. Если я побегу, то выдам свою позицию, но что, если он уже знает, где я нахожусь? Я застыла на месте. Мое дыхание прерывистое, живот крутит от предчувствия, толстый ком паники сжимает горло, а глаза бегают слева направо в поисках ответа, которого они не могут найти.

Его маска снова мигает, и он уже в пределах досягаемости, поэтому я разворачиваюсь на пятках и бегу на ее свет. Глубокий смешок эхом разносится по лесу, и внезапно он оттягивает мои волосы назад, заставляя меня врезаться в его твердую грудь.

— Тссс, непослушная куколка, — шепчет он мне на ухо, вызывая у меня дрожь. — Тебя вот-вот накажут, и это будет чертовски больно.

Он швыряет меня на землю.

Пока я лежу ошеломленная на животе, звуки его ремня и молнии заставляют меня обернуться и взглянуть через плечо.

— Ра-Рафаэль. Ч-что ты делаешь?

— Ты знаешь, что я всегда найду тебя, куколка, и когда я найду, ты пожалеешь.

Он наклоняется и поднимает мою юбку одной рукой, затем стягивает с меня трусики, а я пытаюсь уползти. Я вонзаюсь пальцами во влажную землю и поднимаюсь на колени, но он другой рукой прижимает меня к земле, его хватка на моей спине причиняет боль, пока он удерживает меня на месте. Ставя меня на колени, он швыряет меня лицом в грязь, прижимая ладонь к моей щеке.

— Блять, папочке нравится, когда ты сопротивляешься. — Он мрачно усмехается.

Затем я атакую , пиная ногами позади себя.

— Ахуенно, вот и все, сразись со мной.

Мои каблуки ударили его, но он не сдвинулся с места. Он только издевается надо мной, посмеиваясь.

— Я так жестко трахну твою маленькую задницу, маленькая куколка. Папочкин член умоляет о тебе.

Он трется своим членом о мои ягодицы, смеясь, когда мое тело напрягается. Мы никогда этого не делали. Конечно, он засунул в меня палец, но ни разу не вошел туда своим членом. Он всегда смеялся, говоря, что не будет тратить свою сперму на задницу, когда она предназначена для моей киски.

Рафаэль раздвигает мои ноги, и я снова вонзаю пальцы в землю в тщетной попытке встать.

— Рафаэль?

— Ш-ш-ш, куколка, позволь папочке подготовить тебя к его принятию.

Слюна попадает мне на задницу, и его мозолистые пальцы тянут ее вниз, в мою задницу. Мой пульс учащается от ужаса, когда я изо всех сил толкаюсь вверх, но мое лицо снова врезается в землю.

— Веди себя хорошо, маленькая куколка.

Ебать.

Я хнычу и напрягаюсь, когда он прикасается ко мне, но от его слов из моей киски течет желание.

— Пожалуйста.

— Попробуй убежать, маленькая куколка. Постарайся убежать от папочки, пока он трахает тебя в задницу.

В его голосе нет злобы, только веселье, повторяющее, что все это часть игры.

Упираясь локтями в землю, я сильно толкаюсь, но он усмехается и снова заставляет меня вернуться в грязь. Моя щека касается земли, и тело расслабляется, побежденное. Больше бессмысленно пытаться. Я крошечная по сравнению с ним. У него вся власть. Его сила и вес превосходят мои, делая меня бесполезной. Головка его твердого члена кружит по моей заднице, и я не могу сдержать желание, растекающееся между моими ногами при таком повороте событий. Мы прошли путь от меня, которую терроризировали, до Рафаэля, превратившего это в игру — игру, в которой он намерен выиграть. Игра, в которую я до сих пор даже не осознавала, что играю.

Он медленно вводит кончик, и я задыхаюсь от воздуха, ожог слишком силен, чтобы его вынести.

— О, папочка. — Я царапаю мокрую землю. — Пожалуйста, папочка.

— Ебать. — Он кряхтит, толкаясь глубже внутрь меня, игнорируя мои мольбы. — Твои крики заставят папочку так быстро кончить, куколка.

Рыдание застревает у меня в горле.