Глава 12 Рев

Суббота, 17 марта 04:09:29 утра От: Роберт Эллис Кому: Рев Флетчер Тема: Разочарован

Ты помнишь свои уроки? Может быть, ты был слишком мал. Вот один из псалмов, который я отлично помню. «Если кто-то проклинает своих отца или мать, его светоч погаснет в полной темноте».

Сообщение не будит меня, хотя и служит небольшим утренним сюрпризом, когда я его нахожу. Мой отец вообще когда-нибудь спит?

Кристин пишет мне в восемь утра. Я час таращился в окно, наблюдая за тем, как встает солнце.

Мама: Пожалуйста, скажи, что ты у Деклана. Рев: Да. Прости. Следовало оставить записку. Мама: Что-то случилось?

И что мне на это ответить?

Рев: Нет. Все ок.

Я кусаю губу, ожидая. Она не отвечает.

Должно быть, Мэтью не сбежал, потому что, уверен, она бы об этом написала. Я должен бы чувствовать облегчение, но не чувствую. Но так же не чувствую и страха. Я не знаю, что чувствую.

Деклан продолжает храпеть рядом со мной, но ни за что на свете я не смогу снова заснуть. Я осторожно сползаю с кровати и пересаживаюсь на стул у письменного стола, сидя в сумеречном свете раннего утра, размышляя.

Сообщение моего отца не должно стать ударом под дых, но так оно и есть. Хотел бы я иметь хоть каплю уверенности Деклана, его непринужденность в противостоянии авторитету. Деклан бы не колебался. Он бы сделал селфи того, как посылает его к такой-то матери, и послал бы ему.

Мне же не нравится перечить авторитету. И не нужно иметь степень по психологии, чтобы понять почему: когда ваш отец истязает вас за нарушение правил, трудно от этого избавиться.

Но это только одна сторона медали. Мой отец не всегда был ужасен. Когда я заслуживал его похвалу, он заставлял меня почувствовать себя самым любимым ребенком на свете. Я научился вымаливать его благословение.

И вымаливаю его сейчас. И ненавижу себя за это.

Без предупреждения, Деклан переворачивается на бок и трет глаза. Он застает меня сидящим на стуле.

– Ты давно уже встал?

Я перевожу взгляд на часы на тумбочке. Сейчас почти девять.

– Да.

– Мог бы меня разбудить.

– Все в порядке. – Я делаю паузу, понижая голос. – Алан и твоя мама вернулись какое-то время назад. Без ребенка.

Он садится в кровати и смотрит на дверь.

– Они встали?

– Не думаю. Я слышал, как закрывалась их дверь.

– Ладно. – Он снова трет лицо. – Мне нужно десять минут. Не хочешь приготовить кофе?

Отлично. Задание. Мне нужно задание.

– Конечно.

Я так же хорошо ориентируюсь у него на кухне, как и на своей собственной. Белые шкафчики, ящик, который заедает, ручка, которая отваливается каждый раз, если за нее потянуть. Я мог бы делать это с закрытыми глазами. Приготовление кофе вовсе не занимает времени.

Отстой.

Я снова перечитываю сообщение. Я знаю этот стих наизусть. Это один из любимых псалмов моего отца.

Мне хочется стиснуть телефон в руке, чтобы увидеть, как треснет экран. Хуже, мне хочется ответить ему и умолять о прощении за то, что проигнорировал последние три сообщения.

Я закатываю рукав и провожу пальцами по выжженным на коже полукругам. Я не помню всего, но помню плиту. Боль была такой сильной, что стала больше, чем просто болью: криком в моих ушах, яркой вспышкой в глазах. Я мог ощутить боль на вкус.

Я никогда не сбегал от отца до того дня.

Конечно же, он меня догнал. Мне было семь. Он поймал меня и так сильно скрутил, что вывихнул мне плечо и сломал руку.

Мне удалось вырваться наружу, прежде чем он меня поймал. Мой крик привлек слишком много внимания.

Это и тот факт, что меня вырвало прямо на себя самого.

– Рев.

Я подскакиваю и дергаю рукав вниз. Деклан стоит в дверном проеме кухни.

– Кофе почти готов, – говорю я, хотя понятия не имею, так ли это.

Он входит в кухню и достает две стальные кружки из шкафа.

– Что-то еще с тобой происходит.

Я изумленно моргаю, глядя на него.

– О чем ты говоришь?

– Не знаю. Но ты был нормальным, когда мы заснули, а сейчас просто отстой.

Он прав, но я понятия не имею, что на это ответить. Он достает из ящика ложку, затем вываливает жуткое количество сливок и сахара в обе кружки.

Закончив помешивать, он протягивает одну кружку мне.

– Не хочешь поговорить об этом?

– Нет.

– Ладно, тогда пошли.

Он разворачивается и направляется к задней двери, даже не дожидаясь, когда я последую за ним.

Я иду за ним. Воздух холодный, с едва заметным намеком на тепло. Облака сгустились в небе, в предверие дождя.

– Пошли куда?

Деклан останавливается, чтобы открыть ворота между нашими дворами. Он оглядывается на меня.

– Ты ведь не из-за девчонки так взвинчен, с которой встречаешься позади церкви?

Ты сказал, что едва ее знаешь.

Я не двигаюсь.

– Да, и?

Замок поддается и он проталкивается сквозь ворота.

– Остается только один вариант.

Холод пробегает у меня по позвоночнику. Он каким-то образом узнал о сообщениях?

– Один вар... что?

– Кажется, мне пора познакомиться с Мэтью. – Затем он взбегает по ступеням моего крыльца и проходит через распашную дверь, даже не дожидаясь, когда я его догоню.

Оу. О, вау.

За десять секунд, которые уходят у меня на то, чтобы пересечь двор, я размышляю над тем, как это будет выглядеть. Любой сценарий, о котором я могу подумать, заканчивается плохо. К тому времени, как я добираюсь до кухни, я ожидаю застать Деклана, наступающего на Мэтью, в то время как Кристин и Джефф, заламывая руки, умоляют его остановиться.

Но я действительно должен был знать своего друга – и своих родителей – лучше.

Деклан уже угостился куском бекона с тарелки на стойке и развалился на одном из стульев. Кристин стоит рядом с плитой, где на подносе остывают два пирога с заварным кремом. Мэтью нигде не видно.

– Как себя чувствует твоя мама? – спрашивает Кристин у Деклана, когда я врываюсь через дверь.

Она бросает на меня подозрительный взгляд, но Деклан ведет себя так, будто ничего не произошло.

– С ней все в порядке, – говорит он. – Алан отвез ее в больницу прошлой ночью, но ничего не случилось.

– Должно быть, ждать осталось совсем недолго.

– Я сказал ей, что собираюсь переселиться сюда, чтобы не слышать детский плач. – Он берет еще один кусок бекона. – Но, кажется, у Рева уже есть сосед по комнате.

– Может, мы сможем поменяться, – говорю я. – Я не против плачущих детей.

Кристин переглядывается между нами, но никак это не комментирует. Она берет из переполненной раковины сковороду.

– Реву не придется больше делить комнату. Сегодня вечером мы собираемся забрать двухэтажную кровать и поставить во второй спальне. Кроватку и люльку пока что поставим в гараж.

Хорошо.

Как только эта мысль возникает в голове, я хмурюсь. К слову о том, чтобы приветствовать каждого с распростертыми объятиями.

– Где он? – спрашиваю я. Больше похоже на требование. Или угрозу.

– Принимает душ. – Кристин протягивает сковороду и полотенце для посуды. – Вытри, пожалуйста.

Я вытираю, и она переходит к следующей посуде. Мои движения скованные и напряженные.

– Расскажи мне, что происходит, – тихо просит она.

– Я не знаю.

Как только я произношу эти слова, я осознаю, насколько они правдивы. Я действительно не знаю, что происходит. Что я должен сказать? «Мэтью не разговаривает со мной посреди ночи. Думаю, он наблюдал за мной во время тренировки. Он не хочет ездить со мной и Декланом в школу».

Все это звучит так... по – детски. С тем же успехом я мог бы пожаловаться на то, что меня заставляют есть брокколи или убирать свою комнату.

Кристин смотрит на меня, моя следующую тарелку, и протягивает мне, чтобы я ее протер. Ее голос остается мягким, не требовательным.

– Что-то случилось?

У Кристин всегда было это магическое свойство заставлять людей говорить, и этот раз – не исключение. Иногда я дразню ее, что ей следовало стать терапевтом, а не бухгалтером. У меня прекрасные отношения с ними обоими, но с Кристин, с ее теплым принятием всего, становится так тяжело скрывать сообщения моего отца.

Я задерживаю дыхание на мгновение, хотя и знаю, что она не станет осуждать меня, чтобы я ни сказал.

– Мэтью заставляет меня нервничать.

Еще одна капающая сковородка переходит через стойку.

– Это интересно.

– Почему?

– Потому что полчаса назад, сидя здесь, он говорил мне о том, что ты заставляешь его нервничать.

Я замираю с полотенцем в руках.

– Почему я заставляю его нервничать?

– Он не сказал. – Кристин протягивает другую тарелку. – Я просто подумала, что ты должен знать.

Я вспоминаю реакцию Мэтью, когда я едва пошевелился прошлой ночью.

Оцениваю все, что он сказал... и чего не сказал... за последние два дня. Джефф сказал, что он побывал и вылетел из четырех разных приютов за последний год. Он сказал, что в последнем приюте Мэтью начал драку. И я воспринял все это с тем убеждением, что проблема заключалась в Мэтью.

Не то, чтобы он попытался как – либо развенчать мою уверенность.

Деклан ошибся. Я совершенно точно Обиженный Сын.

– Эй, чувак, – говорит Деклан, и по его тону я понимаю, что он говорит с кем-то еще. – Хочешь бекона?

Я оборачиваюсь посмотреть. Мэтью прячется в затемненном коридоре. Его мокрые волосы зачесаны назад, заставляя его выглядеть еще младше, а синяки на его лице еще более заметными.

Его взгляд перебегает с меня на Деклана и обратно. Затем на Кристин.

– Здесь еще осталось достаточно, – говорит она бодро.

– Нет, спасибо. – Он разворачивается и исчезает в коридоре.

Я передаю Кристин сухую сковородку и беру другую мокрую тарелку. Она ничего не говорит, так что я тоже молчу.

Деклан поднимается со стула и подходит, чтобы взять еще бекона. Он понижает голос.

– Рев. Серьезно. Ты тяжелее этого пацана как минимум на сорок фунтов.

– Я не по этому нервничаю.

– А из-за чего тогда?

Я не уверен, как на это ответить.

Кристин протягивает Деклану капающую мерную чашку вместе с полотенцем.

– Если собираешься съесть весь бекон, можешь помочь вытирать посуду.

Он засовывает еще один кусок в рот и с готовностью берет полотенце.