Глава 18

Тай

Только что Дейзи стояла на коленях, закрыв лицо руками, а в следующее мгновение уже вскакивает на ноги и бежит в джунгли.

Я собираюсь за ней, но Лейси хватает меня за руку.

— Не надо, — говорит она.

— Почему? У нее нервный срыв.

— Я думаю, что у всех нас скоро начнутся нервные срывы, —говорит Ричард. Он вздыхает и смотрит на рыбу, которую все еще держит на удочке. — Тай, ты можешь это почистить?

— А ты не можешь сам? — я огрызаюсь на него.

— Тай, — предостерегает меня Лейси.

— О, перестань, — говорю я ей. — Ричард не нуждается в твоей защите.

— Что на тебя нашло? — говорит Лейси.

— Твоя сестра только что призналась, что с ней не все в порядке.

Что ей трудно это переживать. Что она даже не знает, кто она теперь. И

все же это я собираюсь бежать за ней и утешать ее, а не ты.

Ее рот открывается и закрывается.

— Ей не нужно ничье утешение, — говорит она.

— Да как ты можешь так говорить? В какой-то момент это нужно каждому. Мне плевать, насколько ты сильна духом, или как сильно ты держишь это внутри.

— Послушай, ты не знаешь Дейзи так, как я, — начинает она.

— Очевидно, это ты никогда её не знала, — тихо говорит Ричард.

Голубые глаза Лейси широко распахиваются. Она в шоке поворачивается к мужу.

— Я знаю свою сестру.

— Она сама себя не знает, — объясняет Ричард. — Может быть, тебе стоит на минуту перестать быть с ней такой суровой и дать передышку.

Лейси выглядит так, будто он только что дал ей пощечину.

— Дать передышку? Ей всю жизнь давали только передышки! Ты сам знаешь!

— Я знаю только то, что ты мне сказала, — говорит Ричард. —Может быть, Дейзи родилась с серебряной ложкой во рту, а может быть, и нет. Какое это имеет значение?

— Мои родители были суровы только ко мне, а не к ней. Вот почему это имеет значение.

— Такое случается, Лейси-Лу. Это очень распространенное явление. Важно лишь то, любят ли вас родители, а они любят.

— Но, почему я должна так много стараться, а она все получает просто так?

— Потому что жизнь несправедлива? Потому что Дейзи воспользовалась предоставленными ей возможностями так же, как и ты своими? Да, я буду первым, кто скажет, что твоя жизнь была более сложной, но ты сама выбрала это. Дейзи только сейчас признается, что хочет большего для себя. Поставь себя на ее место и просто представь, что ты работаешь в течение десяти лет там, где тебе даже не нравится, — он делает паузу. — И у нее ничего не вышло. Разве не лучше потерпеть неудачу в том, что любишь, чем в том, что ненавидишь?

— И ты не должна радоваться тому, что она потерпела неудачу, — говорю я Лейси. — Если у тебя какие-то претензии к своей сестре, кажется, дело только в тебе, а не в ней.

Я бросаю взгляд на запад, где Фред стоит на берегу и смотрит вдаль.

На горизонте сгущаются темные, зловещие тучи.

Надвигается шторм.

И быстро.

— Теперь можешь думать о том, что я прав, или можешь продолжать таить обиду, но я пойду за Дейзи, — говорю я, поворачиваюсь и убегаю в лес, глубокий затхлый запах земли и листвы наполняет мои легкие. — Дейзи! — кричу я, перепрыгивая через поваленные бревна, уворачиваясь от спутанных корней.

Навес деревьев над головой делает мир более тусклым. Я

останавливаюсь и прислушиваюсь. Слышу журчание ручья поблизости, пение птиц, но, кроме этого, ничего.

Направляюсь к воде, а затем иду вдоль нее, зная, что, вероятно, именно так поступила Дейзи.

Я беспокоюсь за нее. Не ожидал, что она так раскиснет, хотя, видимо, это случилось давно. С того самого момента, как впервые встретил ее, я понял, что она носит маску, что под макияжем, модной одеждой и яркой улыбкой скрывается маленькая потерянная девочка, которая пытается быть такой, какой ее хочет видеть мир. И ворчащая Лейси ничуть не помогала своими упреками.

Если ты часто слушаешь что-то, то начинаешь в это верить.

А теперь Дейзи хочет стать кем-то другим. Я хочу помочь ей.

— Дейзи! — я снова кричу, подходя к водопаду.

Когда добираюсь туда, вижу пару хохлатых игуан на скалах. Они смотрят на меня с праздным удивлением, но не убегают. Дейзи нигде не видно.

Я думал, она придет сюда.

Может быть, она пошла в старый лагерь?

К яхте?

Образ «Атаранги» на рифе глубоко врезается в память. Я уже собираюсь бежать в том направлении, когда, клянусь, слышу ее голос.

Останавливаюсь и прислушиваюсь.

Только бегущая вода и птицы.

Мое сердце колотится где-то в горле.

Я найду Дейзи.

И как только найду, не отпущу.

Я серьезно.

Ни на этом острове, ни когда мы окажемся на Фиджи. Придется ли мне ехать в Штаты, переедет ли она ко мне в Новую Зеландию, понятия не имею… Но знаю, что за нее стоит побороться, и у нас все получится.

«Если она сама захочет», — напоминаю себе.

Кроме секса, она не дала никаких реальных признаков того, что видит между нами что-то большее. Или, может быть, я слишком боялся приглядеться. Мы оба люди, чьи сердца разбили и подорвали доверие. Она не обязана чувствовать то же самое, что и я.

Но стоит попробовать.

Я подношу ладони ко рту и пытаюсь снова.

— Дейзи!

Тишина, если не считать шума водопада. Даже птицы замолкли.

Потом я снова слышу звук, доносящийся с востока.

Очень слабое:

— Тай!

Я бегу вдоль озера, игуаны разбегаются, затем взбегаю по склону туда, где бежит ручей и низвергается с края. Тут я еще не был, но это меня не останавливает. Я продолжаю бежать, продираясь сквозь заросли, жалея, что у меня нет мачете.

— Дейзи! — снова ору я, переводя дыхание.

— Тай!

Я направляюсь прочь от ручья, все дальше и дальше углубляясь в джунгли.

— Тай!

Я вижу ее. Стоящей в зарослях папоротника. Ее рыжая голова выделяется, как пламя среди всей зелени.

— Дейзи!

Я подбегаю к ней и крепко сжимаю в объятиях.

— Мне очень жаль, — она что-то бормочет мне в грудь. — Я

заблудилась.

— Все в порядке, — говорю я ей, проводя рукой по затылку, приглаживая рыжие волосы. — Теперь я здесь. Все хорошо.

Она отрицательно качает головой.

Потому что нет. В том-то и дело. Конечно, не все хорошо.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее, продолжая держать руки на ее плечах. Она выглядит отлично, если не считать опухших красных глаз и слез, струящихся по ее нежному веснушчатому лицу.

— Рыжая бестия, ты разбиваешь мне сердце, — шепчу я, обхватив ее лицо руками, притягиваю к себе и целую в лоб, потом в макушку, а она крепко обнимает меня за талию.

— Прости, — всхлипывает она.

— Не извиняйся. Что бы ты не чувствовала… просто… не бойся своих чувств.

— Я знаю. Или… не знаю, — она делает глубокий вдох, который сотрясает все ее тело. — Когда-то я была таким человеком, если со мной или с моими знакомыми случалось что-то хоть отдаленно негативное, я сосредотачивалась на позитиве. Вот моя мантра. Быть благодарной за то, что у меня есть. Это были мои стандартные ответы каждый раз, когда шло что-то не так. И знаешь что?

Она замолкает, прижимаясь щекой к моей груди.

— Все это было чушью собачьей. Я обесценивала свои чувства и чувства своих друзей. Отодвигала плохие чувства на задний план, не справляясь с ними. Оставляла только хорошие, даже если они были не реальными. Это так…утомительно. Я устала притворяться.

— Это выматывает, — говорю я. — Поверь мне, я знаю. И эти чувства никогда не остаются похороненными, они всегда

возвращаются обратно. От них не спрячешься. Нужно встретиться с ними лицом к лицу.

— Да.

— Эй, послушай, я был в таком состоянии, — говорю я ей, целуя в макушку. — И я знаю, что не мне давать советы. Я не сосчитаю, сколько раз пытался утешить маму после смерти сестры и сказать ей: «Эй, все в порядке, потому что я все еще здесь, и папа тоже». Это было глупо. Потому что она знала это. Она была благодарна, что мы есть, но дело не в этом. Она просто хотела почувствовать боль… Боль была реальна. Сестру нужно было оплакать. А я не знал, как справиться с ее горем. Или своим собственным. Самым простым решением было дать ей таблетки, чтобы она не чувствовала ничего.

— Да, но это твоя мама. Ты тоже не можешь винить себя за то, что хотел для нее лучшего. Никто не хочет видеть, как твой близкий страдает.

— Нет. Я не виню себя. Я бы сделал все, чтобы облегчить ее страдания, и, наверное, надеялся, что это облегчит мои. Если я говорил маме, что мы в порядке, это означало, что мы в порядке, даже если это было не так. Но в результате мы никогда не горевали понастоящему.

Мы всё зарыли в себе. Изображали храбрость. Притворялись, что мы сильны и здоровы, но это было не так. Они сохранили ее комнату, потому что, если бы убрались там, нахлынули бы чувства. И посмотри на меня. Я тоже не в порядке.

— И что ты чувствуешь, когда признаешь это?

— Ну… — я закрываю глаза и позволяю себе почувствовать это.

— Я не в порядке.

— Громче.

— Я НЕ В ПОРЯДКЕ! — кричу я в джунгли.

— Я ТОЖЕ НЕ В ПОРЯДКЕ!

— Я НЕ В ПОРЯДКЕ! ВООБЩЕ!

— Я НАСТОЯЩИЙ БЕСПОРЯДОК! УСЛЫШЬТЕ МОЙ РЁВ!

Я начинаю смеяться над нашим криком.

— Наши по-любому нас слышали.

— Фух, — говорит она, тяжело выдыхая. — Я не хочу туда возвращаться. Выставила себя полной дурой. И Лейси ткнет меня в это носом.

— Она не станет. Ричард поговорил с ней.

Она отстраняется и, прищурившись, смотрит на меня.

— Я в это не верю.

— Поверь. Я бы и сам заступился за тебя, но он опередил, и надеюсь, ты понимаешь, что для меня это само собой разумеющееся.

Ее улыбка удивляет меня.

— Я не думаю, что для тебя что-то само собой разумеющееся, Тай. До недавнего времени ты был ворчливым ублюдком.

— Может, мне просто нужно было потрахаться.

Она закатывает глаза, ударяя меня кулаком в грудь.

— Ты просто засранец

— Вернулся к истокам.

«Скажи ей, что ты на самом деле чувствуешь. Она открылась тебе, сделай то же самое. Скажи ей, что ты хочешь ее не только сейчас, но и всегда».

Я проглатываю слова прежде, чем успеваю их произнести.

Ещё рано.

На лоб Дейзи падает капля.

— Пожалуйста, скажи, что это не птичий помет, — она вздрагивает. — В последнее время мне и так не везет.

— Вода. А птичьи какашки приносят удачу.

— Кому, птице?

Теперь капля падает мне на голову. Я поднимаю глаза. Дождь.