— Ты в порядке? — пищит она.

Серьезно? Я в гребаной эйфории, мое тело гудит, адреналин все еще течет. Я мог бы убить ублюдка, и почти жалею, что не сделал этого. Если бы не ее присутствие - и других вокруг нас - я не уверен, что смог бы остановиться. Самодовольный, высокомерный придурок.

— Я в порядке. — Я замечаю, что она смотрит на мои кулаки, и качаю головой. — С ними тоже все в порядке. Даже не болят. — Не тогда, когда я на взлете, как сейчас. Ничто не может коснуться меня.

— Это было... — Она откидывается на спинку сиденья, прижимая руку к груди.

— Ты в порядке? — Я знаю, что она не должна беспокоиться за него. Я уже сказал ей, что со мной все в порядке. Это не первый раз, когда она становится свидетельницей насилия.

Я не могу представить, почему она все еще дрожит.

Заставив меня ждать, пока мы не доберемся до гаража отеля, она медленно поворачивается ко мне.

— Я думала, ты убьешь его. Я подумала, что, возможно, он действительно мертв.

— Жаль, что я не убил его. Он это заслужил. — Поворачиваясь к ней после парковки, я смотрю в ее сияющие, полные слез голубые глаза. Она плачет. Я вижу это, но по какой-то причине ничего не чувствую. Это ничего не значит для меня. — Он был неуважительным куском дерьма, который думал, что может забрать тебя у меня.

Она продолжает тяжело дышать, как будто балансирует на грани паники. Ее грудь поднимается и опускается так быстро, что я почти волнуюсь.

— Никто никогда не заберет тебя у меня, — шепчу я, беря ее лицо в свои окровавленные руки.

Она не отстраняется. Она бы и не стала. Она справится со всем, что я ей дам, потому что она создана для меня. Она была создана для этого.

— Никто и никогда этого не сделает.

Она не могла подобрать лучших слов. Желание к ней всегда течет по моим венам, но смешанное с адреналином, все еще присутствующим? Это мощная комбинация, достаточно мощная, чтобы заставить меня практически тащить ее в отель. Моя королева, мой приз. Я должен вернуть ее в номер. Мне нужно ощутить вкус победы, снова заявить на нее права. Моя, только моя.

Она не произносит ни слова, пока мы не оказываемся в лифте.

— Рен...

Я загоняю ее в угол, заключая в клетку своим телом, наслаждаясь прикосновением своих рук к ее коже, когда запускаю их под ее платье.

Ничто не сможет остановить меня. Никто.

Вот почему напряжение ее тела заставляет меня рычать, когда наши носы соприкасаются. Только когда она съеживается, когда я пытаюсь запустить пальцы между ее бедер, я требую ответа.

— Что? Боишься небольшого публичного спектакля?

Она пытается отвернуться, закрыв глаза, но ей не справиться с моей рукой на ее подбородке, поворачивающей ее лицом ко мне. Убегать от меня бесполезно. Разве она еще не поняла этого? Возможно, ей лучше напомнить.

Тут я понимаю, в чем проблема. Мои руки - на них кровь засохла и отслаивается от ушибленных костяшек. Я мгновенно отпускаю ее, и когда ловлю свое отражение в зеркальной стене, невозможно не заметить пятна крови на моей рубашке.

Я бы не запятнал своего ангела кровью этого засранца, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Он даже не был достойным противником. У него не было ни малейшего шанса забрать ее у меня.

На задворках моего сознания зарождается идея получше, когда лифт сигнализирует, что мы достигли нашего этажа. Она безмолвно следует за мной - однако между нами потрескивает энергия, безошибочно определяющая, чем закончится ночь. Недостойный противник или нет, но я сражался и чуть не убил кое-кого из-за нее.

Она все еще напугана. Я чувствую это, ощущаю исходящий от нее запах, но что-то еще скрывается под ним. Возбуждение. Ее возбуждение достигло предела к тому времени, как я вставил ключ-карту в замок нашей двери. Да, она может быть напугана, но она в равной степени возбуждена.

— Разденься. Полностью, — бормочу я, запирая дверь, прежде чем пересечь номер. Тот факт, что она не спрашивает, зачем или что у меня на уме, вызывает улыбку, когда я захожу в ванную и включаю душ.

— Нам действительно нужно поговорить о том, что только что произошло. — Ее тон раздражает меня, как будто мать отчитывает своего ребенка.

— Мне казалось, я велел тебе раздеться?

Она останавливается в дверях, качая головой, как последняя дрянь, какой только может быть. Я должен знать.

— Сначала нам нужно поговорить.

— О чем тут говорить? — Я встречаюсь с ней взглядом в зеркале, прежде чем снять рубашку. — Если только ты не хотела, чтобы я позволил этому куску дерьма забрать тебя у меня.

— Этого бы не случилось, и ты это знаешь. — Она скрещивает руки на груди - защитный язык тела.

— Тебе повезло, что я знаю, что этого бы не случилось, иначе я бы тебе не поверил.

— Рен... — Укоризненный тон исчез, сменившись грустью или, может быть, беспокойством. Я не совсем уверен. — Ты не можешь идти по жизни, выбивая дерьмо из каждого, кто смотрит на меня так, как тебе не нравится. В конце концов, ты и сам пострадаешь, и ради чего?

— Все довольно просто. — Я намыливаю руки над раковиной, теперь слегка ощущая покалывание в костяшках пальцев, но игнорирую это. — Кто-то смотрит на тебя или говорит с тобой не так. Я заставляю их пожалеть об этом. Ни один мудак не будет так разговаривать с моим ангелом и не останется безнаказанным.

Она немного оседает, уставившись в пол.

— Добром это не кончится.

— Позволь мне побеспокоиться об этом. — Я отряхиваю руки, прежде чем повернуться к ней. — Единственное, чего я не буду делать, так это оправдываться. Я также не буду ничего объяснять.

— Я знаю это, — шепчет она. Я не могу не задаться вопросом, иначе зачем она все это затеяла? — Я волнуюсь, вот и все. Не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня.

— Я не могу придумать лучшей причины. — И не могу придумать ничего, что бы мне хотелось больше, чем раздеть ее догола зубами. Ни одна из ее истерик и беспокойств так и не коснулась пылающего жара, от которого мой член напрягается от желания. Только она может погасить бушующий ад.

— Я серьезно.

— Я тоже. — Отодвигаясь от раковины, я начинаю расстегивать ремень. — Кажется, я сказал тебе раздеться. И говорил это серьезно. — Я дергаю расстегнутый ремень, приподнимая бровь. — Хочешь, я покажу тебе, насколько серьезно?

Будь я проклят, если ее глаза не заблестят в предвкушении, даже если она снимает туфли, прежде чем повернуться и распустить волосы по плечам.

— Могу я попросить о помощи?

Может ли она? Я уже почти готов разорвать это чертово платье, так как мне не терпится прикоснуться к ней. Я довольствуюсь тем, что расстегиваю молнию, затем позволяю тыльной стороне моих пальцев танцевать по гладкой линии ее спины, наслаждаясь тем, как она дрожит.

Она опускает платье, поворачиваясь, пока я заканчиваю раздеваться, не сводя с нее глаз. Как я могу, когда она - влажная мечта, воплощаюшаюся в жизнь? Каждый дюйм ее тела, от дерзких сисек до сладкой, пухлой киски, которую она обнажает, когда снимает трусики, и стройных ног, от которых у меня практически текут слюнки, когда я чувствую, как они обвиваются вокруг моей талии.

В душе течет горячая вода, в кабинке полно пара, который вырывается, как только я открываю дверь. Она молча следует за мной внутрь, так же поглощенная моментом, как и я. Я мог бы предложил сбежать через окно, и она бы согласилась, охваченная вожделением и глубокой, неумирающей связью, которую мы разделяем.

Наблюдая, как она встает под душ и запрокидывает голову, пока вода не стекает по ее волосам, я не могу не вспомнить мудака, чье лицо я избил. Он никогда не смог бы заполучить ее таким образом. Он даже отдаленно не похож на мужчину. Она никогда не смогла бы принадлежать ему.

Вид воды, стекающей как река по ее сиськам, бедрам и заднице, заставляет меня ласкать себя.

— Я могу кончить от одного твоего вида. Ты слишком совершенна. — И вся моя.

Я предпочитаю прикасаться к ней, а не к себе, поэтому присоединяюсь к ней под струями пара и запрокидываю ее голову назад, пока наши губы не соприкасаются. Она смахивает воду, улыбаясь, когда ее руки обвиваются вокруг моей талии.

— Я люблю тебя.

— А ты - весь мой мир. — Обхватив ладонью ее затылок, я касаюсь губами ее губ - нежно, дразняще, - пока она не приоткрывает их и не стонет. Такая нуждающаяся. Такая отзывчивая.

Такая моя.

Только моя. Никто не заберет ее у меня. Никогда.

— Рен... — Ее шепот мягкий, сладкий, источающий желание, как и ее киска, истекающая в предвкушении. — Прикоснись ко мне. Пожалуйста.

Не то чтобы я нуждался в приглашении.

Я не могу оторвать от нее рук, провожу ими по ее скользкой коже, мой голод растет с каждым прикосновением, пока не остается другого выбора, кроме как прижать ее к мраморной стене. Она задыхается - от силы или, может быть, от ощущения прохладного мрамора на своей разгоряченной коже.

Звук наполняет кабинку, и обрывается, когда я накрываю ее рот своим и засовываю язык внутрь.

Победоносный завоеватель и его завоевание. Кого я обманываю? Я покорил ее давным-давно - так же, как она покорила меня.

Ее киска притягивает меня, как пламя притягивает мотылька к огню. У меня нет выбора, кроме как прикоснуться к ней там, где она влажнее, чем кожа, которую сейчас обдают горячие, дымящиеся брызги.

Ее возбуждало смотреть, как я выбиваю дерьмо из того парня ради нее.

— Тебе никогда не нужно беспокоиться, Ангел, — шепчу я, перекрывая звуки ее беспомощных стонов, погружая пальцы в ее влажные складочки.

Два пальца легко проходят в скользкий жар, заставляя ее спину выгибаться, ее тело тает рядом с моим, как будто я нажимаю волшебную кнопку, чтобы заставить его сделать это.

— Ты всегда будешь моей, — шепчу я ей на ухо, а она стонет в ответ, оседлав мои пальцы, как скоро оседлает мой член. — Всегда. Никто не заберет тебя у меня.

Ее ногти впиваются в мою спину, бедра отчаянно дергаются навстречу моим пальцам. Она уже так близко - ее тело реагирует даже сильнее, чем я себе представлял, и эта мысль заставляет меня безжалостно трахать ее пальцами.