Глава 3

Каллахан

Удивительно, но моя мать не пьет, когда я забираю сестру в пятницу днем. Как только я паркуюсь перед ее одноэтажным домом, у меня едва хватает времени среагировать, прежде чем Мэдди отстегивается от заднего сиденья и бежит к входной двери, радостным голосом зовя мою маму.

Моя эгоистичная задница не может не думать, что было бы намного, намного проще, если бы моей сестре здесь не нравилось. Было бы не так чертовски больно подумать о возможности взять ее с собой на долгое время. Но она любит нашу маму — за что я благодарен, не поймите меня неправильно — и ей нравится играть с соседскими детьми, и все ее любимые игрушки находятся здесь, в ее комнате.

У нее есть жизнь в этом месте, жизнь, которой она наслаждается, и жизнь, которую я не хочу у нее отнимать.

К сожалению, я мало что могу сделать, но надеюсь, что моя мать будет вести себя так, чтобы мне не пришлось в ближайшее время лопать пузырь счастья моей сестры.

— Мамочка! Мамочка! — Я следую за возбужденными песнопениями Мэдди на кухню, где моя мама готовит ужин. Судя по запаху, омлет с сыром. — Сэмми угостил меня мороженым!

— Неужели, сейчас? — Моя мама одаривает ее любящей улыбкой, прежде чем запечатлеть нежный поцелуй на ее макушке. Возможно, она не знает, как показать это самым здоровым образом, но наша мама любит нас. И это все, о чем я мог бы просить, на самом деле. Другим людям приходится намного хуже, чем нам. — Какой вкус ты выбрала?

— Клубничный, — отвечает она, сияя. — Потому что он розовый.

— Да, — говорю я с понимающей ухмылкой.

Моя сестра любит все розовое, поэтому она принцесса. Это не самое оригинальное прозвище в широкой истории прозвищ, но ей оно нравится, потому что оно заставляет ее чувствовать себя ее любимой, Рапунцель. Она даже пытается отрастить волосы, чтобы больше походить на себя, даже если я всегда настаиваю на том, что она намного красивее любой принцессы.

Мама бросает на меня взгляд через плечо, прежде чем вернуться к своему омлету.

— Ты останешься на ужин, Сэмюэль?

— Не могу. У меня назначена встреча через..., — я проверяю время на своем телефоне, — ...тридцать минут.

— Неееет, Сэмми, — скулит моя сестра, обнимая мои ноги впечатляюще сильной хваткой. — Не уходи. Я буду скучать по тебе.

Мое сердце переполняется всевозможными эмоциями, когда ее большие карие глаза смотрят на меня, и она надувает губы. Она не может так поступить со мной, черт возьми.

— Вот что я тебе скажу. — Я опускаюсь на колени, пока мы не оказываемся на уровне глаз. — Я не работаю завтра днем, так что как насчет того, чтобы я заехал за тобой, и мы отправились на пикник к озеру?

Ее глаза расширяются от возбуждения.

— Озеро с песочной игровой площадкой?

— Единственный и неповторимый. — Я прижимаю ее крошечное тельце к своей груди и громко целую ее в лоб. — Но больше никакого мороженого. У тебя уже было два на этой неделе.

Она кивает и утыкается головой мне в подбородок.

— Хорошо.

Я снова целую ее.

— Тогда увидимся завтра, принцесса.

Мэдди убегает в свою комнату, ее темные волосы развеваются повсюду. Прежде чем я снова выпрямляюсь, голос моей матери пугает меня.

— Ты хорошо к ней относишься.

Острый укол раздражения пронзает меня прямо в грудь.

— А ты не ожидала, что я буду таким?

Я внимательно смотрю на нее, ожидая ответа. Моя мать — высокая женщина, как и мой папа, отсюда и мой рост шесть футов три дюйма. Когда–то она была стройной, спортивной, но теперь ее живот раздут из–за алкоголя, который она пьет так, словно завтра не наступит. Ее длинные каштановые волосы выглядят влажными, маслянистыми, лицо усталым.

Теперь, когда я думаю об этом, я не могу вспомнить, когда в последний раз моя мама входила в комнату и просто... сияла от счастья.

— Я уже говорила тебе, Сэм. Я не знала, как ты собираешься воспринять новость о том, что у тебя будет младшая сестра. — Она доедает омлет и выкладывает его на тарелку. — Мэдди! Ужин готов!

Известие о том, что моя мать была беременна, когда мне было двадцать шесть, было шоком, конечно, но главным образом потому, что я не ожидал, что она и гребаный крысиный зад Пит Стивенс продержатся дольше недели. Этот ублюдок все еще отказывается вспоминать, что у него есть дочь.

Я бегло осматриваю гостиную, где отец Мэдди обычно проводит все свои дни с тех пор, как два месяца назад потерял работу в автомастерской. Каждый раз, когда я прихожу, слизняк сидит на диване, как будто ему за это заплатили.

— Я смирился, — честно говорю я ей, когда слышу легкие шаги моей сестры, бегущей по узкому коридору. — Но я люблю ее больше всего на свете. Ты это знаешь.

— Кого ты любишь больше всего на свете, Сэмми? — спрашивает Мэдди с озорным блеском в глазах. — У тебя есть девушка? Могу я с ней встретиться?

Я тихонько хихикаю.

— Я говорил о тебе, орешек.

— Ой. — Она выглядит лишь слегка разочарованной. — Нет девушки?

— Нет девушки. — И я сомневаюсь, что она появится в скором времени.

Я все еще пытаюсь переварить тот ад, через который мне пришлось пройти, когда я в последний раз пытался завести серьезные отношения, не говоря уже о том, что отвлекающие факторы сейчас не приветствуются. Не тогда, когда моя семейная жизнь могла в одно мгновение превратиться в ад.

Тяжелое, темное облако неопределенности нависало над моей головой в течение многих лет — своего рода предупреждение. О чем, я слишком напуган, чтобы думать.

Но моей четырехлетней сестре и моей любящей посплетничать матери не обязательно это знать.

— Тебе бы не помешала подружка, — вмешивается моя мама, потому что, конечно, она может это сделать. — Ты слишком много работаешь. Это практически все, что ты делаешь.

— Это неправда. — Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, пока моя сестра садится есть свой омлет. Говорить о своих чувствах никогда не было моей сильной стороной, не говоря уже о моих родителях. Ну, с моей мамой — не похоже, чтобы мое жалкое подобие отца вообще, когда—либо было рядом, чтобы поговорить с ним. — Вообще–то, я собираюсь куда–нибудь сегодня вечером.

— С парнями из тату—салона? — Она скептически приподнимает бровь, и я знаю, о чем она думает.

— Нет. Я заскочу к Полсону. Ты же знаешь, у меня есть другие друзья.

— Конечно, другие, — дразнит она.

— Конечно, другие, — повторяет Мэдди с набитым ртом.

Эй, это не моя вина, что я и так едва ли общительный человек, и вдобавок ко всему все в этом чертовом городе либо трахаются, либо напиваются на случайных вечеринках. Я не возражаю против случайных посиделок, хотя оставаться дома всегда было для меня более привлекательным.

— Неважно. Я пришел сюда не для того, чтобы меня обсуждали. — Я ухмыляюсь, направляясь к Мэдди, чтобы поцеловать ее еще раз. — Будь готова завтра в три, хорошо? Я заеду за тобой.

Моя мама подходит ко мне сзади и гладит меня по спине с нежностью, которая так редко встречается между нами в эти дни.

— Спасибо, милый. Увидимся завтра.

Бросив последний взгляд на кухню, прежде чем закрыть за собой входную дверь, я мельком вижу, как моя мать открывает холодильник и достает холодное пиво.

И вот, снова начинается.

***

Домашние вечеринки — не мой конек, но где–то в глубине души слова моей матери звучат правдиво — я слишком много работаю. Когда я в последний раз встречался со своими друзьями за пределами гостиной или «У Дэнни»? Возможно, чувство вины — это то, что приводит меня в кирпичный дом Полсона за пределами кампуса через два часа после того, как я заканчиваю свою последнюю встречу за день.

За исключением того, что я даже не попадаю внутрь.

— Давай, куколка. Всего один стакан. Я обещаю сохранить это в тайне.

Я понятия не имею, кто этот придурок, но что–то в моей груди сжимается, когда я узнаю, с кем он разговаривает.

Грейс. Двоюродная сестра Аарона.

И она выглядит чертовски напуганной.

Ее плечи напряжены, она идет задом к дому, и выражение ее лица напоминает выражение оленя, попавшего в свет фар. Я чувствую беспокойство, когда вижу это, и прямо сейчас на ее лице нет никаких других эмоций.

— Извини, но нет, — говорит она парню тихим голосом.

Но придурок не может понять намека.

— Хорошо. Позволь мне, по крайней мере, проводить тебя внутрь и...

— Она сказала «нет».

Я сам удивляюсь глубокому, властному голосу, который срывается с моих губ. Видите ли, обычно я спокойный парень. Меня не настолько волнуют чужие дела, чтобы ввязываться в какую–либо драму.

Но это? Эта ситуация заставляет мою кровь вскипеть, и я даже не даю себе достаточно времени, чтобы понять почему, прежде чем направиться к парню.

— Разве ты не слышал? — Я стою так близко к нему, что резкий запах его одеколона подражатель плейбоя проникает в мои бедные ноздри. — Возвращайся внутрь и перестань ее беспокоить.

У чувака хватает наглости одарить меня самодовольной улыбкой.

— Или что?

Бессмысленно, на самом деле, учитывая, как я возвышаюсь над ним, и он выглядит как деревянная фигурка рядом с моим мускулистым телом. Я не из тех, кто хвастается, но годы занятий в тренажерном зале, всеми видами спорта и отличная генетика сделали все сами. Это выглядит чертовски устрашающе. По словам Трея, не по моим.

Краем глаза я вижу, как Грейс, разинув рот, неподвижно смотрит на нас. Я не смотрю в ее сторону, когда наклоняю голову к уху придурка и шепчу.

— Или я сломаю твои гребаные ноги и засуну их в твой идиотский рот, раз ты отказываешься его закрывать.

Краска отливает от его лица, и он судорожно сглатывает.

— Эй, чувак, я просто...

— Собираешься зайти внутрь? Оставить Грейс в покое? Научиться понимать гребаный намек? — Я рычу. — Ради твоего же блага, я надеюсь, что это все три.

Он сглатывает и, не говоря больше ни слова, опускает голову, проходя мимо Грейс, прежде чем исчезнуть в доме Полсона. Позже я перекинусь с ним парой слов о том, каких придурков он приглашает на свои вечеринки, но прямо сейчас это не в моей компетенции.

Мой приоритет — Грейс, которая все еще не сдвинулась со своего места посреди подъездной дорожки и дрожит, как осиновый лист на ветру.