40

Лиза

Я просыпаюсь от звука... тишины. Ни привычного рева московского транспорта, ни далеких сирен, ни городского шума. Только тишина и покой, и равномерное вздымание и опускание груди Романа с каждым его легким вздохом.

Пользуясь моментом, я впиваюсь в него взглядом. Его суровые черты смягчены сном, темные волосы спадают на лоб, и он выглядит моложе своих тридцати восьми лет.

Господи, смотреть на него так - ошибка, потому что это вызывает неправильные чувства. Желание - это одно, но нежность, проникающая в мою грудь, опасна. Он будит во мне что-то такое, что я не могу позволить себе выпустить на волю - не с тем тугим канатом, по которому я сейчас иду в своей жизни.

Два дня прошли в сплошном домашнем блаженстве. Мы просыпались поздно, занимались сексом, ели, занимались еще сексом, а потом пытались быть нормальными людьми, которые занимаются другими вещами, кроме секса. Мы вместе наслаждались сауной, делая перерыв, когда нам становилось слишком жарко, чтобы поваляться в снегу, прежде чем вернуться в дом. Он научил меня играть в "Джин Рамми", и мне удалось обыграть его дважды. Он развел на улице костер, и мы, свернувшись калачиком, смотрели на ночные звезды. Я научила его свистеть и познакомила с романами 90-х. Я знаю, что мы не можем спрятаться здесь навсегда, но я отчаянно хочу этого.

Как будто Роман чувствует мое внутреннее смятение, он открывает глаза и одаривает меня знающей улыбкой.

— Доброе утро, milaya.

Его мускулистая рука обхватывает меня, и он прижимает меня к своей груди, просовывая руку под подол моей рубашки для сна, чтобы потискать мою голую попку.

— И тебе доброго утра. — Я хихикаю.

— Зачем ты потрудилась одеться? — пробормотал он мне в волосы. — Ты же знаешь, что я просто сразу сниму это.

Я вздыхаю.

— Я планировала проснуться пораньше и приготовить тебе завтрак. Видимо, этого не произошло.

По правде говоря, я также хотела проверить свои недавние сделки, но этим утром я не могла заставить себя встать с постели. Не тогда, когда Роман в ней, прижимается ко мне, его руки и запах повсюду.

— Тебе нужно было поспать. Прошлой ночью я тебя сильно отвлекал. — Он опускает поцелуй на мой лоб. — Я думал, ты не умеешь готовить.

— Завтрак вряд ли можно считать готовкой. Я могу приготовить яичницу и тосты. Может быть, когда-нибудь я даже возьму уроки кулинарии.

Он ласкает мою щеку и шепчет мне на ухо:

— Я научу тебя.

Его слова зажигают в моем сердце огонек надежды, искушая меня поверить, хотя бы на секунду, что у нас может быть что-то настоящее. Но я знаю, что лучше.

Мы не будем проводить вместе ленивые выходные, когда он учит меня готовить, или уютные вечера за просмотром фильмов у камина. В конце концов, он останется лишь горько-сладким воспоминанием о том, что могло бы быть, если бы моя жизнь сложилась иначе.

Дыхание Романа становится рваным, когда он крепко обхватывает мою талию и упирается своей эрекцией в мой живот. Его хватка становится еще крепче, когда он яростно целует меня. Глубоко. Безжалостно.

Я запускаю пальцы в его волосы и скольжу ими по его шее, вызывая у него глубокий мужской стон. Этот звук, такой мощный и необработанный, я хочу слышать снова и снова.

— Тебе больно? — спрашивает он грубым шепотом.

Я прикусываю губу.

— Но я все еще хочу этого.

— Хорошая девочка, — рычит он, и мой живот замирает от желания. — Как насчет того, чтобы ты оказалась сверху и контролировала ситуацию. Бери от меня столько или меньше, сколько тебе нужно.

Я киваю и поднимаюсь, снимая футболку через голову и бросая ее в угол комнаты. Его глаза, голодные и напряженные, следят за контурами моего тела, когда я сажусь на него. Его ладони проводят по моим бедрам, плотно прижимая меня к своей эрекции.

Мы не пользовались презервативами, и я не хочу начинать сейчас. Может быть, я сошла с ума, но я верю, когда он говорит, что чист, что я единственная женщина, с которой он был без защиты.

Его зрачки расширяются в глубоких карих радужках, когда он обхватывает мои бедра, плотно притягивая меня к себе. Мои ноги раздвигаются шире по обе стороны от него, когда я наклоняюсь и сокращаю оставшееся между нами расстояние.

— Ты позволишь мне все контролировать? — Я прижимаю обе руки к его твердой груди, покрытой чернилами.

Глаза Романа удивленно расширяются, а затем на его лице появляется широкая улыбка.

— Давай. Я буду лежать и наслаждаться поездкой. Это твое шоу. — Чтобы доказать свою точку зрения, он сгибает руки в локтях и опускает голову.

Выдыхая, я опускаюсь вниз дюйм за дюймом. Примерно на полпути я останавливаюсь и вынуждена дышать через нос. Этот мужчина огромный. Я тихонько стону и закрываю глаза, но через несколько минут мое тело размягчается, и боль сменяется удовольствием.

Открыв глаза, я вижу, что он смотрит на меня с такой нежностью, что у меня щемит в груди, но я не могу пойти с ним туда. Вместо этого я предлагаю нечто другое. Шоу.

Он откидывается назад, глаза полуприкрыты, на губах ленивая ухмылка, а я кручу бедрами и хватаю себя за грудь, щипая соски, пока он набухает внутри меня.

— Как тебе шоу? — С мучительным вздохом я приподнимаю бедра, чтобы глубже погрузиться в его вал. Он стонет, когда я полностью насаживаюсь.

— Никогда не видел ничего лучше. — Его голос груб от потребности. — Я мог бы заниматься этим с тобой вечно, и все равно этого было бы недостаточно.

Я знаю, что эти слова должны заставить меня бежать на холмы, но я не могу найти в себе силы, чтобы поправить его. Напомнить ему, что я не принадлежу ему и никогда не буду принадлежать.

— Ты единственный, кого я хочу, — задыхаюсь я.

Черт, я не это хотела сказать, но слова вырвались наружу, потерявшись в приливе экстаза, когда я двигалась вверх-вниз на его члене, а его пальцы танцевали на моем клиторе.

Когда я открываю глаза и встречаюсь с его взглядом, они сияют чем-то, чему я не могу найти объяснения.

— То же самое, milaya. То же самое.

Роман притягивает меня к себе и зарывается лицом в мою шею, когда мы оба одновременно раскрываемся. Он кажется таким теплым и сильным, что на мгновение я позволяю себе погрузиться в его объятия и представить, что это может быть моей вечностью.

Мы оба лежим так несколько минут, приходя в себя. Дело не только в физической нагрузке, но и во всем остальном, что она всколыхнула во мне.

Он пересаживается к изголовью кровати, затем поднимает меня к себе на колени и прижимает к своей груди.

Я не могу удержаться и провожу кончиками пальцев по его рукам. Мое внимание привлекает татуировка в виде дуба на его бицепсе.

— Для чего это? — спрашиваю я.

Рисунок замысловатый: корни, которые, кажется, глубоко вгрызаются в кожу, и ветви, которые тянутся к невидимым небесам. Под деревом земля заштрихована более темными чернилами.

Лицо Романа покрывается тенью, морщины вокруг глаз напрягаются.

— Это дерево находится на участке здесь. — Он делает паузу, его голос понижается. — Я посадил его вместе с матерью, когда был ребенком.

— Отведи меня посмотреть на него, — шепчу я.

— Обязательно. Когда-нибудь.

Я бы не хотела зацикливаться на том, что в нашем будущем не будет "когда-нибудь". Время уходит. Даже если мне все еще не хватает денег, чтобы расплатиться с Анатолием, свадьба состоится через несколько дней, и мне придется вернуться домой, чтобы так или иначе встретиться с музыкой. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуться домой с большим, жирным чеком и прощальным махом Анатолию "до встречи".

Разговор об отъезде может подождать до завтра. Сегодня я собираюсь впитать все счастье, которое только возможно.

Я прижимаюсь мягкими поцелуями к чувствительной плоти его шеи, пока по телу не пробегает дрожь.

— Так чем же здесь можно заняться?

— Ты будешь продолжать целовать меня вот так, и тогда не будет иметь значения, что здесь можно делать, потому что мы будем делать только одно.

Я закатываю глаза, но не могу сдержать улыбку. Мой взгляд скользит по его обнаженному торсу, и он откидывается назад, позволяя мне впиться в него. Он даже не скрывает этого.

— Ты уже пробовала ходить на снегоступах? — Он благодарно сжимает мое бедро.

— Боже, нет. Но у меня такое чувство, что сегодня это будет мой первый раз.

Он подмигивает.

— Со мной так много первого. Это большая честь для меня.

Если бы он только знал - это первый раз, когда мое сердце оттаяло за столько времени.

Я думала, что невозможно плохо ходить на снегоступах, но, видимо, я ошибалась.

Когда сегодня утром Роман предложил заняться активным отдыхом, я подумала, что он шутит. Но нет, он большой любитель снега и по какой-то непонятной причине любит топать по нему в том, что похоже на теннисные ракетки, привязанные к его ногам. Он клянется, что это так же легко, как кататься на велосипеде, что все это умеют - кроме меня.

Я лежу на спине, вывалявшись в снегу после пятого падения, и у меня нет сил подняться.

Надо мной движется тень, но я закрываю глаза, надеясь, что он уйдет и оставит меня в моей снежной могиле.

— Тебе помочь, milaya?

Я приоткрываю веко.

— Нет. Я остаюсь здесь.

Он улыбается, и мое сердце на мгновение замирает. В лучах яркого зимнего солнца, сияющего за его спиной, его густые, уложенные в пучок волосы выглядывают из-под шляпы, а вокруг глаз пролегли морщинки смеха - он самый разрушительно сексуальный мужчина, которого я когда-либо видела.

— Если ты остаешься, то и я остаюсь. — Он опускается рядом со мной, отбрасывая снегоступы в сторону, и садится рядом со мной на заснеженную землю. — Хорошо, что я купил нам непромокаемое снежное снаряжение.

Я хихикаю.

— Хорошо.

Наши глаза встречаются, и я не могу оторваться. Не тогда, когда так много передается одним взглядом. Я не знаю, как это назвать, но я узнаю это в своей душе.

Мне приходится прервать наш взгляд, чтобы перевести дыхание.

— Почему ходить на снегоступах намного сложнее, чем кажется? — Я стону, чтобы сохранить легкое настроение.