— Это Лорелин все приготовила?
Он кивает, прожевывая кусочек жаркого.
— Мне жаль, что ей приходится больше работать из-за нас здесь. Завтра я могу попытаться найти нам место для ночлега...
— Нет! Она рада, что вы здесь! — отвечает Пеппер, прежде чем Хатч успевает сделать вдох. — Она сказала, что дяде Хатчу давно пора иметь в доме женщину, и продолжала улыбаться и добавлять что-то в список продуктов.
Мои глаза расширяются, а голос Хатча становится все громче.
— Блейк и Хана живут у нас по делу. Это строго бизнес. Ничего больше.
Брови Пеппер поднимаются, и она доедает последний кусочек пирога, раскачиваясь на стуле из стороны в сторону.
— Я не знаю, откуда Лорелин берет информацию, но это звучит не так...
— Пеппер, хватит. — Голос Хатча свирепый, и он бросает на меня взгляд, которого я никогда раньше не видела на этом задумчивом лице. Он извиняется? — Пора спать. Отнеси свою тарелку на кухню.
Значит, у него есть слабость. Хана уже сидит тихо, а я съела все, что могла, полностью доев свой сочный сладкий картофель.
Положив салфетку рядом с тарелкой, я встаю.
— Спасибо за вкусный ужин и за прекрасные апартаменты.
— Это меньшее, что я могу сделать. — Тон Хатча снова становится деловым, когда он встает. — Я скажу Лорелин, что вам понравился ужин, и улажу все недоразумения по поводу того, почему вы здесь.
Я колеблюсь, пытаясь решить, стоит ли говорить ему, что это не так уж важно. В конце концов, я вижу, что Хана ждет, и киваю ему.
— Спокойной ночи.
— Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.
«Нам ничего не понадобится», — молча решаю я.
***
Мы возвращаемся в комнату, Хана лежит на двуспальной кровати напротив моей. Французские двери, ведущие на балкон, распахнуты, из них доносится оглушительный стрекот сверчков. Влажный ветерок доносит затхлый запах сырых деревьев, и все это смешивается, возвращая меня в то далекое время, когда я была совсем юной, до того, как начались неприятности.
Сегодня за ужином Хатч был другим. Его щит был опущен, и он казался почти человеком. Я не забыла, каким высокомерным задирой Хатч может быть, и не забыла о своей клятве заставить его заплатить за то, что он разрушил мою жизнь, за то, что он способствовал разрушениям, которые произошли после того, как меня отправили в школу-интернат.
В то же время, увидев его сегодня вечером с Пеппер, я растрогалась. Он раскрыл мне ту сторону, о существовании которой я и не подозревала.
— Пеппер милая. — Хана держит атласную подушку, и я смотрю на нее, лежащую на спине и проводящую пальцем по швам. — Когда-то я хотела иметь младшую сестренку.
— У нее сильный характер. — Я приподнимаю одеяло на своей кровати, хмурясь от того, насколько оно тонкое в прохладном ночном воздухе, витающем вокруг нас. — Тебе холодно?
— Не очень. Ты могла бы закрыть двери.
Мне нравится, когда они открыты, звуки, запахи...
— Я найду нам одеяла потолще. Сейчас вернусь.
Я уже умылась, переоделась в серые шорты и черную майку. Мои длинные волосы собраны в хвост на макушке, а босые ноги ступают по холодному деревянному полу и еще более мягким коврам.
Я проверяю шкаф за шкафом на нашем этаже, но безуспешно. Внизу свет выключен, поэтому решаю проскользнуть вниз и попытаться найти одеяло в гостиной. Я уверена, что видела его на диване цвета слоновой кости.
Тихонько прокравшись по гостиной, я с разочарованием обнаруживаю, что ничего нет. Это просто смешно. Где-то в этом доме у него должны быть еще одеяла. Осмотрев свой наряд, я решаю, что выгляжу вполне прилично, и Хатч сказал, чтобы я дала ему знать, если мне что-нибудь понадобится.
— Хатч? — тихонько зову я, постучав в тяжелую деревянную дверь.
Пеппер завтра в школу, поэтому я не хочу беспокоить весь дом. Не получив ответа, кладу руку на дверную ручку, и дверь мягко приоткрывается. Выглядывая из-за барьера, я вижу, что его обшитая деревянными панелями комната залита желтым светом прикроватной лампы.
Мой взгляд останавливается на небольшой статуэтке рыцаря в настоящей кольчуге на коне. Она напоминает мне похожую статуэтку, которая когда-то принадлежала моему отцу, и я прогоняю эту мысль прочь.
На двуспальной кровати лежит плед цвета морской волны, но одеял нет. Наверняка у него где-то спрятаны одеяла. Нужно только, чтобы он показал мне, где.
— Хатч? — снова зову я, на цыпочках пробираясь дальше в комнату.
Я уже дошла до конца комнаты, когда до моих ушей донесся звук льющейся воды. Мои губы приоткрываются, когда я понимаю, что он в душе, и мое сердце бьется быстрее, когда я вижу, что дверь ванной открыта.
Я должна вернуться в свою комнату или подождать в гостиной. Да, это было бы правильно. Я уже решаю сделать именно это, когда низкий стон заставляет меня застыть на месте.
— Блядь, да... — еще один стон, и у меня отвисает челюсть.
Я крадусь вперед, не в силах остановиться. Неужели с ним в душе женщина? И если да, то почему меня это беспричинно бесит? Хатч Уинстон мне не принадлежит.
Еще один, более глубокий стон подталкивает меня ближе, и я касаюсь рукой двери ванной. Она приоткрывается еще немного, и я вижу Хатча в душе, полностью обнаженного и одного.
Его голова склонена, темные волосы спадают на виски, бицепсы напряжены, кулак энергично работает между ног. Он наклоняется вперед, опираясь рукой о кафель, и его спина представляет собой сплошную стену напряженных мышц.
Мои губы приоткрываются, пока я наблюдаю, влага наполняет мое лоно, и учащенно дышу. Глубокие красные и черные татуировки, о которых я и не подозревала, расползаются по его спине и рукам. Он начинает двигаться быстрее, твердые мышцы напрягаются, вода прослеживает каждую линию его совершенного тела вплоть до упругой, рельефной задницы.
Я загипнотизирована этим зрелищем, и мне становится жарко.
— Блядь, — снова стонет он, и его бедра начинают раскачиваться.
«О, Боже, я не могу дышать».
Я представляю, как эти бедра раскачиваются у меня за спиной, проникая в меня.
Его кулак движется быстрее, и каждый мускул его тела красиво напрягается, когда он взрывается, соблазнительно постанывая, доя свой член.
Хатч приподнимает подбородок, зажмуривая глаза, и с удовлетворенным стоном он выдыхает слово, от которого у меня замирает сердце.
— Блейк...
Он произнес мое имя.
Я задыхаюсь сквозь приоткрытые губы, а Хатч поворачивает голову. Его глаза встречаются с моими, и я превращаюсь в оленя в свете фар. Не могу пошевелиться, когда он выпрямляется и поворачивается ко мне лицом, вода стекает по линиям мышц его торса, его член длинный и толстый между ног.
Моргая, выходя из оцепенения, я поворачиваюсь на цыпочках и быстро иду к двери. Я как раз добираюсь до нее, как его ладонь ударяется о дерево, захлопывая дверь, и я оказываюсь в клетке, спиной к двери, лицом к нему.
— Что ты здесь делаешь? — Его голос низкий и хриплый.
Я опускаю взгляд, замечая полотенце, свободно обернутое вокруг его талии, линии его живота исчезают в нем, скрывая выпуклость в центре. Вода капает с его волос на мои щеки, и он берет меня за подбородок, заставляя встретиться взглядом с его неистовыми зелеными глазами.
— Мне жаль... — У меня перехватывает дыхание.
Мы оба учащенно дышим, и без предупреждения его рот врезается в мой, мягкие губы раздвигают мои, и свежая слюна наполняет мой рот, когда наши языки переплетаются.
Я всхлипываю, целуя его в ответ, обхватывая его широкие плечи, а его рука скользит по моему обнаженному бедру, поднимая мою ногу к его талии. Прижимая его бедра к себе, я чувствую твердость его эрекции через полотенце, через мои тонкие хлопковые шорты, и у меня подкашиваются колени. Я хочу его...
Подождите, что я делаю?
Хатч поднимает голову, разрывая поцелуй влажным вздохом, и я отшатываюсь назад, открываю дверь и выбегаю в нее, пробегая в темноте до своей спальни.