Вот кое-что, что можно сказать о влюбленном мужчине. По большей части, это гребаные идиоты, у ко ...

Вот кое-что, что можно сказать о влюбленном мужчине. По большей части, это гребаные идиоты, у которых нет ни единого шанса выжить в этой адской жизни. Не то чтобы у кого-то из нас он был. Смерть всегда приходит за нами, за некоторыми раньше, чем за другими.

Но силы, которые требуются мужчине, потерявшему единственного человека, которого он любил больше всего, единственную нить, скрепляющую его существо, чтобы продолжать бороться... Что ж, это уже кое-что.

То, что твое сердце вырвано и разорвано на куски руками сатаны, действительно может испортить твое психическое состояние. Прямо сейчас, бессердечный и полностью разбитый, я не совсем уверен, могу ли я доверять себе в принятии правильных решений.

Но к черту то, что правильно. Правильного не существует. Неправильного тоже нет. Есть только выбор. И Уайатт Дэнверс сделал свой выбор, и я тоже.

Я поворачиваю ручку и, пошатываясь, вхожу в главную комнату коттеджа. Лиам заходит мне за спину с нацеленной винтовкой, а я крепко сжимаю рукоятку ножа, готовый вонзить его в Дэнверса в ту же секунду, как увижу его. Но я не убью его. По крайней мере, пока. Но к тому времени, как я закончу с ним, он будет умолять меня о сладком избавлении от жизни.

Но потом я слышу это. Голос. Ее голос. И я знаю, что либо сошел с ума, либо ее призрак зовет меня. Я врываюсь в комнату, где голова Стеллы висит в окне, как трофей.

Она ушла. Она ушла. Она ушла.

Лиам шепчет мне на ухо:

— Стоун, иди сюда. Сейчас же.

Я все еще застыл, бесстрастно уставившись на ее затылок, на волосы, покрытые липкой, подсыхающей кровью. Лиам появляется передо мной, хватает меня за руку и тащит в другую комнату.

Гребаный Иисус Христос. Если я думал, что ее головы достаточно, я ошибался. Для этого достаточно ее тела. Это последний гвоздь в мой гроб.

Вот она... распростертая на столе, нарезанная ломтиками так глубоко, что ее кишки свисают с края стола. На полу рядом с ней стоят три пластиковых ведра, до краев наполненных алой эссенцией ее жизни.

Я делаю один шаг к ней. Потом другой. И тогда я вижу это.

Черная надпись на внутренней стороне ее руки.

Проблеск надежды вспыхивает в моей пустой полости. У Стеллы нет татуировок. Ее прекрасный холст абсолютно чистый, к нему не прикасались игла и чернила. Лиам толкает меня за руку и указывает на соседнюю комнату. Единственная комната, которую мы не проверили.

С ножом в руке я протискиваюсь плечом в дверной проем и нахожу открытый люк в полу. Откуда-то из-за него доносится шаркающий звук и приглушенные крики.

Ее крики.

Еще один проблеск надежды, на этот раз подпитываемый чем-то более мощным, чем любое горючее. Я, не теряя времени, сбегаю вниз по лестнице, хватаю бесполезный комок плоти сзади за рубашку и оттаскиваю его от того, кто под ним. И тогда я останавливаюсь, этот проблеск надежды теперь превратился в бушующее пламя, раскаленное добела. Огонь, подогретый бензином, разливается по моим венам, его дымные облака затмевают мой здравый смысл.

Я падаю на колени перед женщиной, которую не смог защитить. Женщину, которую несколько минут назад я видел висящей в окне, с искаженным лицом, покрытым спутанными волосами и густой кровью, скрывающей ее прекрасные черты за пеленой смерти.

— Джоэл. О боже. Пожалуйста, будь настоящим, — скулит она, ее нижняя губа пухлая, окровавленная и дрожит.

Я протягиваю руку и смахиваю каплю крови с уголка ее рта. Она вздрагивает, все ее тело дрожит от страха. Снимая перчатку, я делаю это снова, на этот раз ощущая ее холодную, липкую кожу под подушечкой большого пальца.

Она реальна. Она чертовски реальна.

— Детка, — выдыхаю я, мое горло сжимается от эмоций, которые я никогда не могла переварить. — Ты...

Она отчаянно кивает, один налитый кровью карий глаз наполнен слезами и смотрит на меня в ответ. Другой глаз опух и окружен черно-синим выпуклым шаром из разорванных кровеносных сосудов.

Снимая вторую перчатку, я обхватываю ее подбородок руками, просто чтобы убедиться, что это действительно она. Она зажмуривается, когда слезы текут по ее избитому лицу и становятся розовато-коричневыми, смешиваясь с кровью и грязью на ее щеках.

Нежно поцеловав ее в лоб, я издал звук, который мог издать только дикий, страдающий зверь. Когда я уверен, что она настоящая, что она все еще жива, я целую каждый дюйм ее лица, не заботясь о том, что она вся в крови, грязи и какой-то хуйне еще.

— Мне так жаль, Стелла. Боже, мне чертовски жаль, — плачу я.

Затем я поворачиваюсь к ней сбоку и осматриваю ее руки, связанные за спиной, хмурясь, когда замечаю глубокую рану на ее ладони. Но потом этот золотой браслет подмигивает мне, и я мысленно возношу благодарственную молитву Джулии. Я осторожно перерезаю ножом пластиковые стяжки, освобождая Стеллу от пут, и сажаю ее к себе на колени. Мои пальцы летают по ее телу, под моей футболкой, по каждому гребаному дюйму ее тела, проверяя, нет ли еще каких-нибудь травм.

— Я в порядке, — хрипло произносит она, взяв мое лицо в свои крошечные ладошки. — Ты нашел меня.

Я зарываюсь лицом в ее волосы и рыдаю у нее на макушке.

— Мне так жаль, детка.

Она сжимает в кулаке мою куртку и плачет у меня на груди. Поднимая ее разбитое лицо обратно к моему, я нежно целую ее в губы. Она морщится, и мои губы изгибаются в злобном оскале. Этот ублюдок причинил боль моей девочке.

Я расстегиваю куртку и укутываю ее в нее, чтобы она оказалась в коконе моего тепла. Держа ее на коленях, я держу крепче, чем когда-либо за что-либо. Я никогда ее не отпущу. Она моя, и я проведу остаток своего жалкого существования, искупая свою неудачу перед ней.

Стелла поворачивает лицо и смотрит, как Лиам закрепляет больного члена, до которого у меня руки чешутся дотянуться.

— Мне нужно забрать тебя отсюда, детка. Тебе нужно в больницу.

Она поднимает на меня взгляд и качает головой.

— Нет. Я в порядке. Я обещаю. Это просто синяки.

Эта рана у нее на руке глубокая и подвержена заражению, если ее в ближайшее время не обработать и не зашить.

— Я не могу рисковать. Не тогда, когда дело касается тебя.

Я обхватываю одной рукой ее колени, убедившись, что моя футболка прикрывает ее ягодицы, и поднимаю ее.

Стелла смотрит на лежащего без сознания Дэнверса и тихо спрашивает:

— Что... что ты собираешься с ним сделать?

Дрожа от возобновившегося желания отомстить, я честно отвечаю:

— Заставлю его заплатить, медленно и мучительно. Затем убью его.

Стелла дрожит. Она ледяная и вся в шишках и ушибах. Я несу ее вверх по лестнице и осторожно опускаю на деревянный стул в углу, где она не может видеть соседнюю комнату, а сам опускаюсь перед ней на корточки. Она застегивает мою куртку у себя на груди, прячет лицо за воротником и глубоко вдыхает.

Кладя руки на ее обнаженные бедра, я говорю:

— Мне нужно, чтобы ты осталась здесь всего на секунду. Не двигайся.

— Куда ты идешь? — спрашивает она, паника заостряет грани ее тона.

— Никуда, детка. Мне просто нужно помочь Лиаму. Пообещай мне, что не будешь двигаться.

Она кивает, и я возвращаюсь в подвал, чтобы проверить Лиама. Он хватает Дэнверса сзади за воротник и тащит его по полу к лестнице. Этот кусок дерьма в отключке, но Лиам не оставил ему никакой возможности вырваться на свободу. Веревка так туго обмотана вокруг его тела, что он похож на раздутую сосиску, вырывающуюся из оболочки.

Лиам тащит обмякшее тело вверх по лестнице, не заботясь о том, чтобы сделать поездку более комфортной для Дэнверса, мимо Стеллы в комнату с изуродованным телом последней жертвы Дэнверса. Мы быстро привязываем его к стальной опорной балке, которая, вероятно, была установлена именно с этой целью — для удержания и пыток.

Ни минутой позже я возвращаюсь к Стелле.

— Как ты меня нашел? — спрашивает она со своего стула, теперь ее колени подтянуты к груди, а тело полностью укрыто теплом моей куртки.

Я склоняю голову к изящной золотой цепочке на ее ушибленном запястье.

— На твоем браслете есть маячок. Джулия попросила Мака установить его перед смертью.

Ее губы приоткрываются, на лице отражается шок.

Я обещаю рассказать ей об остальном позже, но прямо сейчас мне нужно помочь Лиаму еще с одной вещью. Она соглашается оставаться на месте, и я перехожу в соседнюю комнату и становлюсь плечом к плечу с Лиамом, который мрачно смотрит на голову, висящую в окне. Содержимое моего желудка кислое. Она вылитая Стелла.

Бедная чертова женщина. В аду есть особое место для таких мужчин, как Дэнверс, и я горю желанием отправить его туда как можно скорее.

Лиам бормочет что-то, чего я не могу разобрать, затем снимает голову женщины и возвращает ее на место. Я стою неподвижно и смотрю, как он убирает с ее лица слипшиеся волосы и смотрит на нее сверху вниз, как будто она может открыть глаза и заговорить. Затем он поднимает ее изуродованное тело на руки.

Я стаскиваю старую рваную ткань с кухонного стола и помогаю Лиаму укутать ее, стараясь скрыть каждую частичку ее тела и спрятать все ее обнаженные органы обратно в тело. Лиам исчезает за дверью, не сказав больше ни слова. Я разворачиваюсь, чтобы направиться обратно в другую комнату, но останавливаюсь как вкопанный, когда вижу Стеллу, стоящую в дверном проеме со скорбным выражением лица.