Глава двадцать первая

Я ворочаюсь и ворочаюсь всю ночь. Я не могу выбросить Кэтрин из своей гребаной головы. То, как она выглядела, когда я увидел ее сегодня днем. Лилиана не просто привела стилиста. Она повернула время вспять. Это было как шаг в прошлое. Когда все было проще, легче. Когда я не чувствовал этой тяжести в груди, этого гнева, который никак не проходит…

Я не замечал этого, но было легче ненавидеть Кэтрин, когда она не выглядела так, как я ее помнил. Она все еще прекрасна. Черт, я не думаю, что эта женщина может быть некрасивой. Но когда я увидел ее, выглядящей в точности как девушка, в которую я влюбился и которую оплакивал шесть долбаных лет, мое сердце перестало биться.

― Папочка, ты проснулся? ― Грейси прыгает на моей кровати.

― Да, детка. Что случилось? ― спрашиваю я.

― Мама сказала, что сегодня мы должны попрощаться с бабушкой, ― говорит она.

― Да, мы должны. ― Я вздыхаю. ― Иди сюда. ― Я протягиваю руку, и Грейси прижимается ко мне. ― Тебе грустно?

― Мне нравилась бабушка, ― говорит она.

― Знаешь, если ты больше не можешь кого-то видеть, это не значит, что ты не можешь с ним поговорить. Если ты говоришь, бабушка тебя слышит.

― Как когда мама разговаривала с тобой?

― Твоя мама говорила со мной? О чем?

― М-м-м, не знаю, но она часто повторяла «прости». Она постоянно говорила это перед сном.

― Да, что-то в этом духе.

― Может, когда-нибудь ты и мое имя напишешь? У тебя есть мамино имя, но нет моего, ― спрашивает Грейси, проводя своими крошечными пальчиками по татуировке на моих ребрах.

― Я не знал, как правильно написать твое имя. Поэтому тебе придется написать его для меня, а потом я отнесу его в тату-салон и сделаю копию. ― Я постукиваю себя по груди. ― Над сердцем.

― Почему здесь? Разве это не больно? ― Она корчит рожицу, будто только что укусила лимон, и я смеюсь.

Уверен, что на ребре болит гораздо сильнее, малыш.

Но вслух я этого не говорю. Вместо этого я отвечаю:

― Я хочу, чтобы это было рядом с моим сердцем, потому что ты ― единственная девочка в мире, которой оно принадлежит, Грейси. Кроме того, твой папа ― хоккеист, а хоккеисты крепкие. Я даже не почувствую этого.

― Это правда.

― Нам пора вставать и собираться. ― Я вытягиваю руки над головой и зеваю.

― Тетя Алия купила мне платье, туфли и ботинки, ― говорит Грейси.

― Уже купила? Когда?

― На днях. Она приходила, когда вас с дядей Лиамом не было.

Через несколько минут я иду на кухню, чтобы встретиться с девочками, и замираю на месте, когда мой взгляд падает на Кэтрин.

― Это «Versace»?

― Твоя сестра купила его, ― стонет она.

― Конечно, купила. ― Я качаю головой и поворачиваюсь к Грейси. ― Ты готова? ― спрашиваю я Кэтрин.

Я изо всех сил стараюсь не замечать, как хорошо она выглядит в обтягивающем черном платье. У него глубокий вырез с большими пышными рукавами, но то, как материал обнимает ее бедра, заставляет мой взгляд скользить по ним и почти умолять ее повернуться, чтобы я мог увидеть, как это выглядит сзади. Волосы она оставила распущенными, уложенными свободными локонами. Длинные, светлые, распущенные локоны. Точно так же, как она носила их в колледже. Когда я встречаюсь с ее глазами, они уже не те светло-голубые, которые я помню. Конечно, цвет тот же. Но теперь они словно погасли. Кэтрин потеряла тот свет, который был у нее раньше. Наверное, то же самое она могла бы сказать и обо мне. Я достаточно смотрел на себя в зеркало, чтобы понять, что это правда.

― Не думаю, что я когда-нибудь буду готова к этому, ― говорит Кэтрин.

Я сжимаю ладонь Грейси в одной руке, другую кладу на спину Кэтрин и веду их к ожидающему внедорожнику. Я договорился, чтобы похоронное бюро было закрыто для посторонних. Никто не сможет ни войти, ни выйти. Стекла в машине тонированы, поэтому никто не сможет заглянуть внутрь. Это был единственный способ убедить Кэтрин присутствовать на похоронах ее матери.

Здесь только мы. Моя семья, Кэтрин и Грейси. Потом ее мать кремируют.

Как только мы все усаживаемся в салон внедорожника, я беру Кэтрин за руку. Она не смотрит на меня, но держится. Крепко. Я чувствую, как дрожит ее тело. Я не знаю, расстроена ли она из-за того, что сегодняшний день значит для нее, или боится, что ее увидят.

― Я тут подумал… После окончания сезона мы могли бы взять Грейси куда-нибудь в путешествие. В отпуск.

― В отпуск? Куда? ― спрашивает Грейси.

― Куда захочешь, ― говорю я ей.

― Дисней? ― Она уже подпрыгивает на своем сидении. Я замечаю волнение на ее лице.

― Ты уже была там?

― Нет. А ты?

― Был, но это было очень давно, ― говорю я ей. ― Ладно, значит, Диснейленд, так и сделаем. Решено.

― Грей, у нее занятия. Мы не можем просто забрать ее из школы, чтобы погулять по тематическому парку, ― шепчет мне Кэтрин.

― Можем и заберем. Это всего лишь неделя. А она умная девочка. За неделю она не отстанет.

― В любом случае, я не могу повлиять на твое решение. Ты просто будешь делать все, что захочешь, ― огрызается Кэтрин.

― Да? А где, блядь, было мое право голоса последние шесть лет, Кэтрин? ― шиплю я в ответ.

― Нет! ― кричит Грейси, и мы с Кэтрин оборачиваемся к ней.

― Что случилось? ― спрашиваю я.

― Ты злишься, ― говорит мне Грейси.

― Я не злюсь. Я расстроен, ― пытаюсь объяснить я. Хотя, наверное, для ребенка это звучит одинаково.

― Мне это не нравится, ― говорит она.

― Мне жаль, Грейси. Все в порядке. Мы в порядке, ― заверяю я ее.

Она ничего не говорит. Она смотрит на маму, несколько секунд просто смотрит на нее.

― С мамой не все в порядке.

― Со мной все в порядке, детка. Просто мне грустно из-за бабушки, ― говорит Кэтрин.

― Нам не обязательно отправляться в путешествие, мама. Все в порядке.

― Будет весело. Тебе понравится Диснейленд. Кроме того, папа прав. Ты достаточно умна, чтобы пропустить неделю в школе и не отстать, ― говорит ей Кэтрин.

Остаток дороги проходит в напряжении. Между мной и Кэтрин. Между мной и миром. И даже между мной и собой. Хотя я не уверен, почему. Я ни в чем не виноват. Это мне нужно наверстать упущенное время. Это я пропустил пять лет с моей дочерью. Не Кэтрин.

Когда мы наконец подъезжаем к похоронному бюро, я почти с облегчением выхожу из машины. Я провожаю всех взглядом и останавливаю отца, как только мы входим в здание. Кэтрин ведет Грейси в переднюю часть зала и садится. К ним подходит распорядитель похорон, и мой взгляд останавливается на гробе, возвышающемся посреди… это алтарь? Сцена? Не знаю. Я никогда не любил церковь и все эти религиозные атрибуты. Как бы это ни называлось, гроб стоит на платформе, усыпанной розовыми и белыми цветами.

― Как она? ― спрашивает папа.

― Не очень, ― отвечаю я ему, не сводя взгляда с Кэтрин и распорядителя.

― А как ты?

― Я в порядке, ― говорю я.

― Хорошо.

― Ты что-нибудь выяснил?

― Ничего, ― ворчит он.

― Что ж, спасибо, что попытался. ― Я провожу рукой по волосам, прежде чем успеваю остановить себя, и пробираюсь в переднюю часть зала. Моя сестра и Лиам, мать его, Кинг сидят сразу за спиной Кэтрин. Какого хрена он должен быть везде, куда идет моя сестра, я понятия не имею. Но это чертовски раздражает. Винни и Джона сидят рядом с ними.

Я киваю, проходя мимо, беру Грейси на руки, сажусь рядом с ее матерью и опускаю ее с другой стороны от себя. Затем я беру Кэтрин за руку и сжимаю ее. Я вижу, как по ее лицу текут слезы, и мне это чертовски не нравится. Я знаю, что я мудак. В одну минуту я ― вышвыриваю ее из своей постели, трахнув как шлюху. А в следующую ― хочу утешить ее и вытереть эти гребаные слезы.

Поверьте мне. Я тоже этого не понимаю. Но это то, что есть. Вряд ли я смогу это объяснить.

На протяжении всей службы Кэтрин продолжает сжимать мою руку. Ее слезы беззвучны. Как будто она тренировалась плакать, не издавая ни звука.

Когда через несколько часов мы возвращаемся домой, я веду Грейси в игровую комнату и включаю для нее телевизор. Алия и Лиам идут за мной.

― Ты можешь немного присмотреть за ней? ― спрашиваю я сестру.

― Конечно. Но сначала дай мне свою кредитку. Мы сделаем несколько покупок в Интернете. Твоей дочери нужна новая одежда. ― Алия протягивает мне ладонь, ее глаза смотрят выжидающе.

Я достаю из кармана бумажник, вытаскиваю AMEX и отдаю сестре.

― Ей пять лет, Алия. Ей не нужен «Versace», ― напоминаю я ей.

Алия вздыхает, как будто я ее оскорбил или что-то в этом роде.

― Да, ей нужен! Не волнуйся, Грей. Я научу эту девочку быть стильной и тратить твои деньги. ― Она смеется.

― Мне все равно, сколько денег она тратит, Лия. Я просто не думаю, что ей нужно бегать в платьях за две тысячи долларов, из которых она вырастет через неделю. ― Я качаю головой, выхожу из комнаты и поднимаюсь наверх в поисках Кэтрин.