Глава девятнадцатая

― Как ты справляешься с этим весь год? ― спрашиваю я Франко. Он один из центровых, игрок-ветеран, у которого дома четверо детей.

― С чем? ― спрашивает он.

― Остаешься вдали от своих детей так долго? ― Я действительно чертовски тяжело переживаю тот факт, что мне пришлось оставить Грейси из-за этой игры.

― Я бы сказал тебе, что становится легче, но это не так. Ты просто принимаешь это по одному дню за раз, ― говорит он.

― Да. ― Возможно, мне придется убедить Кэтрин согласиться на домашнее обучение. По крайней мере, тогда Грейси сможет ездить со мной.

― Ты беспокоишься, что она попытается сбежать? ― вклинивается Люк.

― Я был бы идиотом, если бы не беспокоился. Она точно хочет это сделать. Я вижу это в ее глазах каждый раз, когда она смотрит на меня, ― говорю я ему. В доме десять парней моего отца, которые следят за Грейси. На этот раз Кэтрин ни за что не удастся сбежать с моей дочерью.

Возможно, я также поместил маячок в рюкзак Грейси и ее хоккейные перчатки. Я не собираюсь рисковать. Я пытался засунуть его в эту чертову шайбу, с которой Грейси обращается как с драгоценностью. Ту, что подписал для нее Кинг. Но техник не смог сделать это, не повредив чертову штуку.

― Осталось две игры. Если мы выиграем сегодня, то Кубок будет наш. Выходите и играйте так, будто от этого зависит ваша жизнь, ― кричит тренер, возвращая все наше внимание ко льду.

У нас четвертая игра из пяти. К настоящему моменту мы выиграли две из трех. Мне нужно выкинуть из головы мысли о Грейси и сосредоточиться на игре. Было бы лучше, если бы я мог верить Кэтрин, что она не попытается снова исчезнуть. Но я не верю. И вряд ли когда-нибудь смогу. Она до сих пор не рассказала мне, что за хрень происходит и от кого она, блядь, бежит. Винни остался в доме. За последние несколько недель он завоевал ее доверие. Этот ублюдок так же, как и я, полон решимости выяснить, что она от нас скрывает.

Я выхожу на лёд. Это домашний матч Нэшвилла, поэтому трибуны красные. Кинг ждет вбрасывания шайбы, а я не спускаю глаз с одного из мудаков соперника.

― Я слышал, твоя сестра теперь доступна. По слухам, ты позволил Кингу взять ее первым, а теперь остальные члены команды будут делать это по очереди. Мне придется попросить своего агента организовать мой переход. Похоже, преимуществ у рыцарей с каждым днем становится все больше, ― говорит этот ублюдок.

Я смотрю на него. Неужели этот идиот только что сказал это?

Я выпрямляюсь, и моя клюшка падает на лёд.

― Ладно, придурок, ты действительно хочешь этого? Давай. ― Я сбрасываю перчатки, и ублюдок передо мной делает то же самое.

Его кулак взлетает. Я уворачиваюсь и хватаю левой рукой его свитер, а правой бью по лицу. Я успеваю нанести всего четыре удара, прежде чем меня оттаскивают.

― Пять минут за грубую игру, ― объявляет судья, после чего каждого из нас провожают к штрафной скамейке.

Игрок Нэшвилла ухмыляется Кингу, когда мы проходим мимо него.

― Эта тугая попка принцессы Монро наверняка будет чертовски приятной, когда я засуну в нее свой член.

Я отталкиваю судью и направляюсь к следующему ублюдку. К тому времени, когда я добираюсь до него, перчатки Кинга уже сброшены, и он избивает парня. Я присоединяюсь к хаосу, оттаскиваю парней от Кинга и с грохотом швыряю их на лёд.

Когда драку наконец разнимают, Кинг получает пятиминутный штраф, и мы теряем двух игроков, а Нэшвилл только одного. Черт!

В тот момент, когда нас заталкивают на штрафную скамейку, мой взгляд падает на ублюдка, сидящего по другую сторону стекла и улыбающегося от уха до уха, с разбитой губы которого на подбородок стекает кровь. Затем я возвращаю свое внимание к игре.

― Они пойдут за Люком, ― говорю я Кингу. Мы не сможем его защитить, и наши ребята останутся открытыми. ― И, конечно же, именно это игроки Нэшвилла и делают, как только у них появляется такая возможность. Но Люк не дурак. Он предвидит каждый удар. ― Когда мы вернемся, этот ублюдок упадет.

― Показывай дорогу, кэп. ― Кинг улыбается.

Когда до конца штрафного времени остается тридцать секунд, мы с Кингом оба уже на ногах, готовы вернуться на площадку. Нэшвилл выигрывает два очка. Эта игра в большинстве дала им преимущество. Теперь я знаю, что они планировали это с самого начала. Чертовы идиоты. Я позабочусь о том, чтобы они пожалели о своем трюке.

Мои коньки ударяют по льду, и я устремляюсь к шайбе. Люк предугадывает мои движения и отдает мне пас. Я нахожусь в идеальной позиции для гола, но в еще более выгодной позиции для того, чтобы преподать этому засранцу из Нэшвилла гребаный урок. Я отвожу клюшку назад и бью по шайбе, отправляя маленький черный диск в полет. Шайба попадает в цель со слышимым треском, и я с ухмылкой наблюдаю, как этот сукин сын падает на землю, а по его лицу струится кровь.

Может, в следующий раз он дважды подумает, прежде чем говорить гадости о моей сестре.

― Ничего страшного, что ты проиграл, папочка. В следующий раз у тебя все получится, ― говорит моя дочь в телефонную трубку.

Я лежу на кровати в отеле и чертовски жалею, что не могу оказаться дома. Видеозвонки ― это не то же самое, что быть с ней рядом.

― Я знаю, детка. Чем ты сегодня занималась? ― спрашиваю я.

― Я ходила в школу, потом на тренировку. А потом вернулась домой. Мама все еще грустит, ― говорит Грейси.

― Я думаю, она скучает по твоей бабушке. Это нормально, что она грустит. Как прошла тренировка?

― Я пихнула Адама в борт, как ты мне показывал, и он назвал меня толстой, ― хмыкает Грейси.

― Что он сделал? Вот маленький говнюк, ― рычу я в трубку. ― Грейси, ты не толстая. Совсем нет.

Черт, как жаль, что взрослый мужик не может выбить дерьмо из маленького говнюка. Я бы с удовольствием преподал этому ублюдку урок.

― Мама тоже так сказала, ― отвечает Грейси.

― Ты самая красивая девочка, которую я когда-либо видел в целом мире, милая.

― А как же мама? ― спрашивает она.

― А что с ней?

― Ее ты тоже считаешь красивой?

Я делаю паузу. Я не хочу давать Грейси понять, что между мной и ее матерью что-то есть. Но я также не хочу лгать ребенку.

― Я думаю, что она вторая по красоте из всех, кого я когда-либо видел, ― честно говорю я.

Грейси смеется.

― Она тоже так говорит.

― И что же она говорит? ― Я приподнимаюсь на кровати, как будто это как-то поможет успокоить слишком быстрое биение моего сердца. Не помогает. Я не должен так хотеть услышать, что Кэтрин говорит обо мне. Но я хочу. Неважно, сколько времени прошло, эта женщина по-прежнему влияет на меня.

― Что ты красивый. И что у тебя удивительные глаза, как у меня.

― Она так сказала, да? Ну, у тебя действительно потрясающие глаза, ― говорю я, прежде чем сменить тему. ― Итак, расскажи мне. Как мы собираемся проучить этого Адама? Мы можем попросить дядю Винни поговорить с ним завтра. Напугаем его немного.

― Нет, папочка, не нужно. Я уже ударила его по лицу.

― Что ты сделала? Грейси, ты не должна никого бить, ― говорю я ей.

― Но ты это делаешь.

Черт, она меня подловила.

― Это другое дело. Я не хочу, чтобы ты дралась. Ты лучше меня.

― Я думаю, ты лучше всех. Я очень рада, что ты мой отец и что ты нашел меня. ― Я слышу, что она улыбается, и теперь боль в моей груди становится еще сильнее.

― Да, я тоже. ― Я вздыхаю, а Грейси зевает. ― Уже поздно. Тебе пора в постель.

― Хорошо, спокойной ночи. Я люблю тебя.

― Я тоже тебя люблю, милая. ― Я кладу трубку, закрываю глаза и втягиваю воздух, игнорируя стук в дверь.

Пока тот, кто стоит за дверью, не начинает стучать громче.

― Черт, ладно, я иду, ― кричу я. Распахнув дверь, я обнаруживаю за ней Люка и Кинга. ― Вы что, ублюдки, заблудились?

― Нет, у нас есть еда. ― Люк протягивает пакет с Макдональдса.

― Лучше бы там было печенье, иначе можете разворачивать свои задницы и идти обратно, ― говорю я ему. По моему мнению, печенье из Макдональдса недооценено.

― Есть. ― Он ставит пакет на стол. Каждый из нас придвигает себе стул, прежде чем Люк начинает раздавать гамбургеры и картошку фри, а затем выкладывает четыре пачки печенья. Я забираю два из них.

― Это была хреновая игра, ― говорит Кинг.

― Серьезно? ― Я смотрю на него, и в моих словах сквозит сарказм. ― А знаешь, что еще не так?

― Что?

― Моя дочь решила, что ты собрался жениться на моей сестре.

Кинг улыбается. У этого ублюдка на лице охренительно огромная улыбка. Как будто это дерьмо кажется ему смешным.

― О, я определенно женюсь на твоей сестре, ― говорит он.

― Так… прежде чем ты включишь «старшего брата, не позволяющего трогать свою младшую сестру», подумай. Если Алия по каким-то неведомым нам причинам хочет выйти замуж за этого засранца, то ты должен найти способ смириться с этим, ― говорит Люк, набивая рот гамбургером.

― Перестань играть в гребаную Швейцарию и выбери сторону. ― Я тыкаю в него пальцем.

― Сейчас я в команде Люка. ― Он жестом показывает на себя, а затем переводит взгляд на меня и Кинга. ― Можете драться, пока не останется только один из вас, мне все равно.

― Выяснили что-нибудь о Кэтрин? Чего она боится? ― спрашивает Кинг, быстро меняя тему.

― Ни черта, ― ворчу я, беру картошку и подношу ее ко рту.

― Что-то должно было ее напугать. И до сих пор пугает. Она постоянно оглядывается через плечо, буквально, ― говорит Люк.

― Я знаю. Но что я могу с этим поделать, если она мне не говорит? Я же не могу заставить Винни вытянуть из нее информацию. Она все-таки мать моего ребенка, с ней нельзя использовать его методы.

― А что насчет ее подруги? Лилианы?

― Она слишком предана, и не стоит злить ее, если не хочешь, чтобы вся семья Валентино пришла за тобой. Поверьте мне, никто не захочет попасть им в прицел, ― стону я.

― Ты попросил отца помочь? ― спрашивает Люк.

― Нет.

― Может, стоит. ― Он пожимает плечами.

― Винни пытается что-то выяснить. Он практически папа 2.0, ― говорю я.

― Но он не твой отец. Я имею в виду, что у твоего отца и дяди гораздо больше возможностей.

― Да, мне стоит попросить его. Если он еще сам не сделал этого, ― говорю я Люку.