Мой дедушка ни за что не стал бы добровольно жить в городе.

Даже если бы он был недоволен переменами на ранчо. Даже если бы он переживал из-за нового названия. Каков отец, таков и сын.

Может быть, я немного перегнул палку.

— Они восприняли новость о названии спокойно, — сказал я папе. — Я сам сообщил об этом. Это было неожиданно, но не так шокирующе, как другие объявления за последнее время, тебе не кажется?

Отец опустил взгляд в землю. Он не мог возложить все это на Индию, когда сам это все и заварил.

— Мне нравится это название, — сказал я ему. — Очень нравится.

— Она могла бы подождать чертов год, — пробормотал он. — Проявить некоторое уважение.

— Ну, это ее собственность, не так ли? — Я не стал скрывать обвинения в своем тоне. Если он хотел, чтобы название осталось прежним, ему не следовало продавать нашу гребаную собственность. — Она может делать все, что захочет, черт возьми. И лично я думаю, что она проявила большое уважение, учитывая, что дала ему нашу фамилию, а не свою собственную.

Папа ударил ногой по камню.

— Не было никакой необходимости менять название.

— Она поступила так, как считала нужным. Это то, что она делала. И, возможно, все эти перемены были необходимы этому месту. Я достаточно мужественный, чтобы признать это. А ты?

— Ты защищаешь ее?

— Да, наверное, так и есть.

Папины губы скривились, прежде чем он направился к своему грузовику, распахнул дверцу и запрыгнул внутрь.

— Упрямый осел. — Я был уже почти у лоджа, когда его двигатель взревел, а шины выехали со стоянки.

Он не мог злиться на меня за то, что я защищал Индию. Не мог, и точка. Это была его гребаная вина.

То, что она здесь делала, было правильно. Месяц назад она сказала мне, что не враг. Послушал ли я? Нет.

Пришло время поднять белый флаг. Перестать избегать ее. Перестать злиться на нее за то, что она выбежала из моей спальни несколько недель назад, не оглянувшись.

Когда я вошел в вестибюль, из столовой донесся приглушенный гул голосов и смех.

— Привет, Уэст. — Тара сидела за стойкой регистрации.

Была среда. Деб работала в среду.

— Привет, Тара. Что происходит? Где Деб?

— Ее уволили два часа назад.

Моя челюсть ударилась о грязный носок ботинка.

— Что?

— Ага. Ты все пропустил. Индия вызвала Деб в свой кабинет, уволила ее и выпроводила за пределы лоджа. — В глазах Тары вспыхнул огонек.

Тара считала Деб ленивой и коварной сплетницей. Она не ошибалась.

— Черт. — Не могу сказать, что это меня расстроило. Деб была настоящей занозой в заднице, просто у меня не было времени ее заменить.

— Мне нравится Индия, — заявила Тара.

Мне тоже.

И в этом была проблема.

— Она у себя в кабинете? — спросил я.

— Нет. После того, как все уладилось с Деб, она ушла домой. Я сказала ей, что подменю ее, чтобы она могла отдохнуть.

— Подожди. Ты подменишь Индию? Что случилось с Мари?

Тара рассмеялась.

— Ты в пещере что ли живешь, Уэст.

— Я был занят.

— Мари уволилась на прошлой неделе.

— Что? Почему?

— Между Мари и новой девушкой Ганнера, Ханной, произошла какая-то подростковая драма. Ганнер сказал мне, что Ханна искала работу, поэтому она пришла и прошла собеседование на должность экономки. Я наняла ее, а потом узнала, что Мари ненавидит Ханну. Мари пошла к Индии, чтобы уволить Ханну, и Индия сказала ей «нет». Вот тогда-то Мари и уволилась.

— Ха, — пробормотал я, потирая рукой челюсть.

Итак, Индия сказала Мари «нет», зная, что это означало бы потерю вечернего администратора и что ей придется быть им самой.

И все это ради того, чтобы у Тары была экономка. Ганнер мог косить траву, наводить порядок в амбаре, помогать с лошадьми и делать все, что мне было нужно для работы на ранчо. А бабушка наконец-то наслаждалась тем, что вышла на пенсию и ее не вызывали работать на стойке.

Как, черт возьми, я все это пропустил?

Потому что я жил в пещере, блаженно косил сено, в то время как Индия разбиралась со всей этой курортной ерундой, которую я терпеть не мог.

Еще одна вещь, которую я должен был признать.

Она управляла этим заведением лучше, чем я когда-либо смогу.

В основном потому, что у нее было время. Но еще и потому, что курорт никогда не был для меня приоритетом. Я не любил его настолько, чтобы ставить на первое место.

— Ты выглядишь так, будто у тебя вот-вот взорвется голова, — поддразнила Тара.

— Возможно.

— Многое меняется.

Я кивнул.

— Так и есть.

— Не все перемены плохи.

Да, это так.

— Спасибо, Тара. Спокойной ночи.

— Тебе тоже.

Каждый раз, когда я приходил в лодж в эти дни, мне казалось, что я ухожу оттуда с разбитым сердцем. То же самое было, когда я ходил в «Беартус». Часть меня хотела пойти домой и расслабиться. Принять горячий душ и выпить пива с Джексом, когда он придет.

Но я не пошел к своему грузовику. Я прошел по тропинке к коттеджу Индии, затем поднялся по ступенькам крыльца, перепрыгивая через две ступеньки, и постучал в ее дверь.

Она открыла, одетая в мешковатую футболку и обтягивающие шорты, которые едва прикрывали ее задницу. Дикая копна кудрей была уложена у нее на макушке. Телефон она прижимала плечом к уху. В одной руке она держала бокал красного вина, в котором на дне оставалось не более глотка.

— Я поговорю с тобой позже. Я тоже люблю тебя, мам. — Она закончила разговор и отняла трубку от уха. Затем допила остатки вина и отодвинулась, чтобы я мог зайти внутрь.

В тот момент, когда я переступил порог, я осознал свою ошибку.

Аромат сладких роз наполнил мой нос. Этот аромат был связан с бесчисленными воспоминаниями. Поцелуй в моем старом грузовике. Вечер, когда я вел лошадь по лугу, прежде чем лишить Индию девственности. Ночь в моей постели две недели назад, которую я не мог перестать прокручивать в голове.

— Вина? — Индия подняла свой пустой бокал.

Я покачал головой.

— Нет, спасибо.

— Ты вообще любишь вино?

— Иногда. Я предпочитаю виски.

— Мы никогда не пили вместе, — пробормотала она, направляясь на кухню.

Нет, мы никогда не пили вместе. Она не знала, что моим любимым виски был «Пендлтон». Я не знал, она пьет только красное вино или предпочитает и белое. Я не знал, каким она предпочитает утренний кофе, и любит ли она вообще кофе.

Незнание мучило. Оно мучило с той ночи, когда она открыла дверь в той голубой сорочке.

Я открыл рот, собираясь спросить о вине и кофе и о любой другой детали, которая придет на ум, когда она, привстав на цыпочки, потянулась к шкафчику за новой бутылкой вина.

Подол ее футболки задрался, открывая еще больше этих шорт, которые сидели словно вторая кожа.

Блять. К черту вопросы. Мне нужно было выбраться из этого коттеджа.

— Полагаю, ты слышал, что я уволила Деб сегодня. — Индия откупорила бутылку и снова наполнила свой бокал. Жидкость забулькала и, когда она выплеснулась через край, с плеском упала на стойку.

— Да. Тара рассказала мне.

— Я не собираюсь нанимать ее обратно.

— Я не просил тебя нанимать ее обратно.

Она открутила пробку, пытаясь затолкать ее обратно в бутылку.

— Ты пьяна?

— Немного.

Я никогда не видел ее пьяной от чего-либо, кроме меня.

Круги под ее глазами казались темнее, чем были несколько недель назад. Она вообще спала?

— Ты в порядке?

Она пожала плечами.

Всю свою чертову жизнь я получал эти пожатия плечами. Они означали «нет, с ней не все в порядке».

Индия отнесла бокал с вином к обеденному столу, на котором было разложено семь аккуратных колонок карточек.

Пасьянс. Самая одинокая игра в мире.

Она провела здесь месяц, одна в этом коттедже. Ее семья и друзья были на другом конце страны. Но она решила остаться.

Почему?

В последний раз, когда Индия покидала Монтану, я был уверен, что вижу ее прекрасное лицо в последний раз. Той ночью, пока она спала, я запоминал каждую черточку. Я провел пальцем по каждому изгибу.

И все же она была здесь.

Почему? Зачем она вернулась?

Я присоединился к ней за столом, и ножки моего стула скользнули по полу, когда я сел. Только угол стола и эти карты разделяли нас.

— У меня сегодня нет сил на ссору, Уэст. — Она отставила свой бокал и положила двойку пик под тройку червей.

— Я здесь не для того, чтобы ссорится.

Ее золотистый взгляд метнулся к моему, прежде чем вернуться к картам.

Я откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу. Потом начал наблюдать, как она раскладывает пасьянс, и прикусывал язык, когда она пропускала ход.

— Где твой муж?

— Ну уж не в Монтане это точно. Отчасти это привлекательно. — Она сделала глоток вина, затем поставила бокал на стол, чтобы передвинуть стопку из четырех карт. — И он мой бывший муж.

Спасибо, черт возьми. Она заслуживала лучшего, чем Блейн.

— Что случилось?

Пожатие плечами. Я ненавидел эти чертовы пожатия плечами.

— Почему ты здесь, Инди? Ты могла бы нанять кого-нибудь для управления курортом. Вместо этого ты делаешь это сама. Почему?

Ее руки перестали двигаться, и она не отрывала взгляда от карт, разложенных между нами.

— Ради папы.

Она работала администратором по вечерам. Она следила за ремонтом домиков. Она увольняла никудышных сотрудников.

Ради Гранта.

Я хотел сказать ей, чтобы она жила своей собственной жизнью. Перестала все делать, думая об отце. Но сколько лет я делал то же самое?

Она была готова на все ради Гранта Келлера.

Я не мог винить ее за это.

Взмахом руки я собрал ее карты в стопку и уничтожил пасьянс.

— Уэст. — Она нахмурилась. — Что ты имеешь против?

— Все еще помнишь, как играть в покер?

— Да, но сегодня вечером я в покер не играю.

— Боишься проиграть?

Она закатила глаза.

— Может быть, я просто не хочу играть.

Я усмехнулся, взял карты и бросил их на стол, чтобы собрать стопку.

— У нас нет зубочисток, чтобы делать ставки, — сказала она.

— И что? Мы разыграем одну партию. Пять карт. Одна ничья. Лучшая партия получает правду.

— Правду?

— Правду. — Я кивнул. — Если я выиграю, ты должна будешь рассказать мне, что случилось с Блейном.

Она отпила глоток вина, изучая меня поверх бокала.

— А, если выиграю я, ты должен будешь рассказать мне, зачем ты купил ту землю и расширил ранчо.