9. Питер

9. Питер

Питеру потребовалось чуть больше часа, чтобы выкопать могилу. Глубина ее составляла шесть футов (182,88 см), ширина — три (91,44 см), как раз столько, чтобы в нее поместилось тело. Последняя выкопанная им могила была не настолько глубокая. Тогда он был еще маленьким, весь состоял из рук и гнева, и его стошнило в грязь задолго до того, как работа была закончена.

Он не взглянул на старуху, когда опускал ее в землю. Не произнес никаких прощальных слов, когда засыпал холмик. Зачем ему это было нужно? Он не знал ее. Большую часть жизни ничего не чувствовал. Он определенно ничего не чувствовал к мертвым.

Когда с этим было покончено, он отложил лопату и прислушиваясь, стал ждать. В безлистной роще на опушке леса было тихо. Птицы не пели. Никто не шуршал, не болтал и не шмыгал в подлеске. Часовня отбрасывала на кладбище тень солнечных часов, увенчанный шпилем гномон протягивался сквозь деревья, как зловещая рука.

Питер знал, что должен вернуться. Что, если останется, это только затянет узел в его груди, пока он не перестанет дышать. Он все равно остался, переходя из одного освещенного места в другое и останавливаясь у дерева, увитого белыми вешенками. Под ним находилась безымянная могила, на пять лет старше и значительно меньшего размера.

Долгое время он стоял над ней и совсем ничего не говорил.

— Уайатт вернулась, — наконец прошептал он. Опустился на землю, прислонившись спиной к голой сосне. Рядом с ним муравей-плотник пробирался по плоской шляпке поганки. — Ты говорил мне, что она придет, но я тебе не верил.

Ответная тишина показалась ему чутким ухом. Это была необходимая передышка. Непрекращающийся шепот не преследовал его здесь. Зверю не нравилось это место… из-за того, что деревья росли очень близко, из-за того, что почва была высушена. Из-за того, что здесь не осталось ничего, что могло бы поддерживать жизнь. Кроме мертвецов.

Он достал из кармана зажигалку Джеймса и поворачивал ее до тех пор, пока на полированном металле не вспыхнул огонек. Прошлой ночью он лежал без сна и смотрел, как кремень выплевывает слабые искры, чувствуя, как его желудок разрывается на части.

— Не думаю, что смогу потерять ее снова, — прошептал он. — Это делает меня трусом?

Это было абсурдом — задавать вопросы мертвым, и он сразу почувствовал себя смешным. Положил зажигалку на холмик и откинулся, положив руки на согнутые колени. Закрыв глаза, он опустил подбородок на грудь. Он чувствовал, что вот-вот расплачется.

— Черт. — Его голос эхом отразился от пустых деревьев. — Жаль, что тебя здесь нет. Ты бы знал, что делать.

Но это была лишь грязь. А под ней — лишь кости.

***

Когда Питер вернулся в дом, зазвонил телефон. Несколько секунд он стоял на кухне с перепачканными землей руками и слушал эту невыносимую трель. Он подождал, пока телефон прозвонит еще четыре раза, прежде чем сдаться и поднести трубку к уху.

— Уайатт. — сквозь помехи был слышен голос Джеймса Кэмпбелла. — Слава богу. Я сомневался, ответишь ли ты. Все звонил и звонил.

Питер вообще ничего не сказал. Он не шевелился. Не дышал. Даже глазом не моргнул. На другом конце провода Джеймс, казалось, запыхался, будто пробежал огромное расстояние.

— Уайатт, ты здесь? — Последовало молчание. В трубке послышалась настороженность. — Питер.

Питер мгновенно повесил трубку. Потом сорвал телефон со стены. Он выбросил его в мусорное ведро и оставил провода висеть на пустом разъеме, его сердце сильно билось. Когда все было закончено, он отправился на поиски Уайатт.

Он нашел ее в гостиной, она свернулась калачиком на диване перед доисторическим телевизором с антеннами. День был теплый, и она надела один из старых сарафанов своей матери, в цветочек. Заплетая и расплетая волосы, она молча созерцала увядающий крокус в терракотовом горшке. На коленях у нее лежал раскрытый дневник, и из двух ее пальцев текла кровь, оставляя красные пятнышки на беспорядочных записях отца.

— Я нашла кое-какие инструкции в дневниках отца, — сказала она, не поднимая глаз. — Три части крови, две части порошка. Добавить три капли смеси в почву. По его словам, это просто.

На столе стояла крошечная бутылочка с пеплом, ее содержимое было угольно-черным и тусклым. Рядом, на краю белой керамической ступки, лежала маленькая стеклянная пипетка. На дне скапливалась липкая темно-красная жидкость. Сам цветок, казалось, был на волосок от гибели. Увядший лепесток выскользнул из ее рук и упал на пол увядшей фиолетовой спиралью.

— Инструкции могут быть простыми, — сказал он, упираясь предплечьями в спинку дивана. — Это не значит, что то, что ты делаешь, легко.

Она откинулась на подушку, вздернув подбородок, пока не встретилась с ним взглядом. Сегодня она снова накрасилась, ее в злобе изогнутые губы были ярко-красными.

— В чем разница?

Стоя лицом к лицу с ней, он мог пересчитать все до последней веснушки на ее переносице. Мог разглядеть золотое кольцо вокруг радужной оболочки глаз. У него засвербело в горле.

— Удар ножом в четвертое и пятое ребро приведет к смерти противника, — объяснил он. — Если ударить под небольшим углом, можно за один раз задеть оба желудочка. Это чистое убийство. Простое. Но ведь не легкое.

Она широко распахнула глаза от удивления:

— Ты уже убивал кого-нибудь подобным образом?

— Нет, — сказал он. — Но я пережил это, и смерть — самая простая вещь в мире. Тебе ничего не нужно делать, только сидеть и принимать ее. Нет никаких инструкций, никаких дорожных карт. Есть только кровавый конец. Это настолько просто, насколько возможно, но в этом нет ничего легкого.

Так близко, что он услышал, как она сглотнула.

— Я думала, ты должен быть бессмертным.

— А я думал, ты не занимаешься магией, — он искоса взглянул в ее сторону. — Что случилось?

— Мы объявили о прекращении огня, помнишь?

— Да, — нахмурившись, он посмотрел на нее. — Но ты передумала не поэтому.

Она посмотрела на свою ладонь, ее окровавленные пальцы сжались в кулак.

— Я просто продолжаю думать, что, возможно, миссис Джермейн не была бы так одержима, если бы защитные чары были целы.

И вот оно. Он обогнул диван и опустился на его незанятую половину. Еще несколько лепестков оторвались от цветка и полетели вслед за ним, как конфетти.

— Может быть, — сказал он, схватив листок, прежде чем тот упал на пол. — А может и нет.

Некоторое время после этого они сидели в напряженном молчании. Он почти растер лепесток в пыль большим и указательным пальцами, прежде чем, наконец, набрался смелости взглянуть в ее сторону. Когда он это сделал, то обнаружил, что под ее пристальным взглядом его медленно расчленяют.

— Это был Джеймс? — спросила она. — В телефоне.

Его желудок перевернулся. Он сосредоточился на том, чтобы стряхнуть с пальцев остатки лепестка, и заскрежетал зубами, да так сильно, что те чуть не треснули.

— Так оно и было, не так ли? — Уайатт встала на колени, и платье задралось вокруг нее, когда она повернулась к нему лицом. — Что ты ему сказал?

— Ничего, — сказал он, потому что это, по крайней мере, было правдой.

— Ладно, хорошо. Что он тебе сказал?

Его левый глаз дернулся, и он ткнул в него пальцем. Он не хотел говорить о Джеймсе. Не хотел думать о том, как близко была Уайатт, или о том, сколько раз они сидели в этих самых позах, не касаясь друг друга руками, старый вентилятор не работал, горячий летний воздух влажно проникал из одного конца комнаты в другой.

— На этот раз ты должен быть начеку, Питер, — отчитывал Джеймс, доставая из своей сумки потрепанные DVD-диски. — Это Спилберг во всей своей красе.

В эти дни телевизор был сломан, Джеймс ушел, а Уайатт была все равно что мертва.

— Давай разберемся с этим, — сказал он, вместо того чтобы ответить на ее вопрос. — Зачем использовать черный порошок? Почему дневник не призывает тебя добавлять кровь Уэстлоков непосредственно в почву?

Она шмыгнула носом, потирая кончик.

— Не знаю. Я использовала чернила, потому что так велели мне дневники.

— Чернила?

— Да, порошкообразные чернила.

— Думаешь, это они?

Она бросила на него циничный взгляд.

— Они в чернильнице. Все, что нужно, — маленькое перо с перьями, чтобы завершить эстетику.

— Хм. — Он наклонился и взял пузырек со стола. Вертя его в руках, он наблюдал за перемещением вещества внутри в виде песочных часов. — Знаешь ли ты, что кости являются отличной добавкой к почве? Фермеры часто используют органическую костную муку от животных, убиваемых на бойнях, в качестве удобрения.

— Нет, я этого не знала, — осторожно ответила она.

— Костная мука выпускается в виде порошка, — продолжал он, теребя гранулированную пробку. — Посыпь ею верхний слой почвы, добавь в компост, и растения поглотят ее. В ней есть все, что им нужно для хорошего роста — калий, фосфор, кальций. Добавь немного ведьминой крови, и растения внезапно станут защитой от зла. Уговори их, и они расцветут под твоими руками.

Ее взгляд метнулся к пузырьку в его руках. К тому, что находилось внутри. Ему не нравилось думать об этом — о содержимом пузырька. О тех ужасах, которые он пережил, чтобы его заполучить.

Просто, но не легко.

— Эту особую костную муку готовят прямо здесь, на ферме. — Он постарался, чтобы это прозвучало как ни в чем не бывало. Чтобы она не заметила, как правда разрывает ему сердце.

Он почувствовал, как она изучает его, прежде чем спросить:

— Чьи это кости?

Этот вопрос задел его за живое и запал ему в душу.

— Ингредиенты просты, — сказал он, ткнув пальцем в ее открытый дневник. — Самое сложное — собрать кровь, которая обладает сильным действием. Можно взять сок из дерева, но он не превратится в сироп, пока не закипит. Так говорил твой дедушка.

Уайатт, стоявшая рядом с ним, напряглась.

— Почему ты не ответил на мой вопрос?

— Потому что это не имеет значения.

— Но ты мог бы сказать, что это куриные кости. Ты мог бы сказать, что они сжигали кости домашнего скота, и я бы тебе поверила.