Это было счастье. Она снова была его, его рабыней, его служанкой и его шлюхой. Губы у нее уже опухли, горло воспалилось, колени болели.

Его хватка на ее волосах усилилась. Он потянул – не сильно, но твердо – и она знала, что он хочет, чтобы она встала. Она снова встала на колени, подобрав пальцы ног и поднявшись прямо с пола — навык, которому она научилась у его колен, когда была моложе, и никогда не забывала.

Когда она поднялась на ноги, он повернул ее к кровати. Кончиками пальцев он подтолкнул ее вперед, пока лицом она не уткнулась в одеяло. Она положила руки на кровать у головы, а он босыми ногами раздвинул ей ноги в стороны.

Щелчок. Она вздрогнула. Он ударил не ремнем. Пока нет, пока он просто использовал его для привлечения внимания.

И у него получилось.

- Тридцать четыре, — сказал он, и это все, что он сказал. Тридцать четыре… именно столько ночей его не было. А так же сколько раз он ударит ремнем. Она порола ремнем достаточное количество своих клиентов, чтобы знать, что он свернет его вдвое, чтобы сократить длину и облегчить контроль. И нанеся первый удар прямо в верхнюю часть правого бедра, она поняла, что была права. Когда дело доходило до продолжительной порки, точность была гораздо важнее силы.

Второй удар оказался гораздо сильнее первого, и она прижалась ртом к кровати, чтобы заглушить крики боли. Они находились посреди шумного района, в отеле, в номерах вокруг и под ними находились десятки гостей. Крики не поощрялись… но не запрещались. Это был Французский квартал. Это здесь было нормой.

Удары нарастали и нарастали по ее заднице и бедрам. Она дышала сильнее, стонала тише. На двадцатом она потеряла счет. Удар уже почти не ощущался, только огонь, только горение. Кожа на плоти создает трение. Трение создает тепло. Когда она пришла, в комнате было холодно. Теперь казалось, что тут сто градусов.

Нора вздрогнула, когда что-то приземлилось рядом с ней на кровать. Она ждала, но ничего не произошло. Закончилась. Порка заокнчилась, ремень брошен. Когда ее глаза были спрятаны за повязкой, ее слух обострялся. Она услышала звуки, которые хотела услышать — шелест ткани, когда Сорен снимал одежду. Когда он вернулся к ней, она почувствовала его обнаженные бедра на своих. Он коснулся рубцов, которые оставил на ее теле, слегка ощупал их пальцами, провел по припухшим краям, ощутив их тепло на ладони. Восхищаясь своей работой, конечно.

Нора обмякла, пока Сорен тянул и поворачивал ее туда и сюда, пока она не легла на кровать спиной, прижавшись бедрами к краю матраса. Он широко раздвинул ее бедра, переместился между ними и вошел в нее пальцами. Он погладил верх, потер переднюю стенку, где она была такой мокрой, нежной и изнывающей. Он смачивал пальцы внутри нее и втирал влагу по ее пульсирующему клитору. Плечи Норы почти оторвались от кровати, когда он коснулся каждой части ее тела, к которой нужно было прикоснуться.

Она услышала его низкий насмешливый хмык и поборола желание «случайно» пнуть его. Это его вина, что она была в таком отчаянии. Целый месяц? Мужчина пытался ее убить? Он прижал головку члена ко входу в ее тело и вошел медленно, глубоко и сильно, и она застонала от облегчения.

Нора выгнулась, когда он наполнил ее, растягивая и раскрывая. Месяц без него внутри нее, и он стал достаточно большим, чтобы причинить ей боль, но это не причиняло ей боли, потому что она так сильно его хотела. Она была мокрой и готовой к нему с той самой секунды, как он засунул член ей в горло, и теперь она стала еще мокрее, когда он навис над ней. Он взял ее запястья в свои руки и крепко прижал их к кровати. Было больно, и она застонала от удовольствия и от боли.

Сорен так и не поцеловал ее в губы. Она бы умоляла об этом, если бы ей разрешили говорить. Он не дал ей разрешения, поэтому она молча страдала, пока он в нее вколачивался. Абсолютная пытка, что она не могла сказать ему, как приятно было чувствовать его большой толстый член в ее киске, как сильно она скучала по нему, как она фантазировала об этом моменте, когда они снова будут вместе.

Поскольку она не могла говорить словами, она позволила своему телу рассказать ему все, что ему нужно было знать. Нора подняла бедра, прижимаясь ими к нему, захватывая каждый дюйм его тела, пока не смогла больше выносить. Это было все, что она могла сделать, беспомощно лежа на кровати, удерживая его невероятно сильные руки на ее запястьях. Но она не была совершенно беспомощной…

Она сжала влагалище вокруг его члена так сильно, как только могла. Он ахнул, а она торжествующе ухмыльнулась. Недолгий триумф. Он отпустил ее запястья, зарылся руками в ее волосы и удерживал ее неподвижно под ними. Его толчки были жестокими, пронзающими и широко раскрывали ее. Она почувствовала его горячее дыхание на своем плече.

— Я скучал по твоей киске, — выдохнул он ей на ухо. Нора снова ахнула. Месяц от него не было ни слова, и это первое, что он ей сказал?

Ужасный мужчина. Она обожала каждый дюйм его испорченного тела.

Он прижимал ее и трахал. Возможно, они займутся любовью позже. Возможно, это будет нежно и сладко – настолько нежно и сладко, насколько любой садист мог заниматься любовью, – но сначала ее нужно было трахнуть, а ему нужно было трахнуть ее. Нора быстрее подняла бедра, покачивая ими, упираясь пятками в кровать, пока почти не сошла с ума от потребности. Сорен протянул руку между их телами, нашел ее клитор и погладил его влажными пальцами. Она напряглась, выгнула спину, прижалась грудью к его груди и кончила с почти беззвучным ворчанием в глубине горла.

Она кончила вокруг него тысячей резких сокращений. Потерянная в собственном удовольствии, она едва заметила, как он впился пальцами в ее шею, прижал ее голову к своей груди и кончил в нее. Только когда он осторожно отпустил ее и покинул ее тело, она почувствовала, как горячая сперма с ее бедер льется на кровать.

Сорен лежал рядом, запрокинув ногу на ее бедро и тесно прижимаясь к ней каждым дюймом своего длиного тела.

- Сейчас я сниму твою повязку, - сказал он, - но ты должна пообщеать что не будешь смеяться.

- Над чем? - Спросила она, и он ответил, сняв повязку.

Она подняла руку к лицу Сорена и погладила никогда прежде не виденную светлую с проседью бороду. Она не смеялась, но улыбнулась.

- Мне нравится.