Клэй стонет, напрягаясь внутри меня. В зеркале каждый мускул его спины, задницы и ног сжимается, когда он кончает. Он – искусство, проклятая скульптура эпохи Возрождения, только он грязный и настоящий.

Когда мы опускаемся, я понимаю, что мы добрались до пола. Он подо мной, защищая меня от дерева.

– Спасибо, – бормочет он мне в волосы.

Я не думаю, что он имеет в виду минет.

Его пальцы запускаются в мои волосы, убирая их с моего вспотевшего лица. В выражении его лица столько нежности.

– Думаешь, дом достаточно крепкий? – я спрашиваю.

– Может, и подойдет.

Его медленная ухмылка заставляет мое сердце замирать.

– Я даже не рассказала тебе о маргаритках.



Следующие две недели пролетели как в тумане.

Дом был обставлен мебелью, но я расставляла наши вещи и заказывала то, что нам нужно. Клэй перевез большую часть своих вещей из Денвера.

Я покупаю новые художественные принадлежности на деньги, вырученные за фреску, и расставляю те, что он мне подарил, в комнате, которую мы решили сделать моей студией.

Кроме того, я крашу весь дом. Он сказал, что мы можем нанять кого-нибудь, но с валиком или кистью в руках я чувствую себя более самостоятельной.

На первой домашней игре Клэя в Лос-Анджелесе меня познакомили с несколькими женами и подругами. Они милые, но напоминают мне Кодашьянов из Денвера – только более загорелые, с гладкими волосами до пояса, в облегающих нарядах и на таких высоких каблуках, что мне потребуется страховой полис, чтобы их носить.

Команда одерживает победу, но внутри команды нет такого волнения, как при победе Денвера. Это больше похоже на то, что ожидания становятся реальностью.

Или, может быть, в Лос-Анджелесе нет такой химии.

Пока.

Пока нет.

На следующий день я отвлекаюсь от рисования, чтобы включить телевизор. Я только что посмотрела несколько минут игры «Денвера» с «Бостоном» на востоке, когда в дверь вошел Клэй.

– Выглядит неплохо, – комментирует он, переходя к дивану и целуя меня в макушку.

– Да? Я подумала, что в следующий раз мне стоит поработать над садами. Им нужно больше цвета. Это напомнило мне, что нужно сделать прическу, – я нашла несколько мест, где можно освежить свои розовые пряди.

Клэй порылся в своей спортивной сумке и достал конверт.

– Что это? – спрашиваю я, когда он передает его. Разорвав его, я обнаруживаю черную кредитную карту с моим именем.

– У меня есть кредитная карта.

– Да, но это на мой счет. Не спорь, – начинает он, прежде чем я успеваю возразить.

– Ты можешь пожалеть об этом. Когда в последний раз ты давал женщине доступ к своему банковскому счету? – поддразниваю я.

– Никогда, – серьезность на его лице заставляет мою грудь сжаться.

– Спасибо, – пробормотала я. – Я постараюсь не изображать Джулию Робертс и не скупать все Родео Драйв.

– Если это заставит тебя улыбнуться, я хочу, чтобы ты это сделала.

Ого.

Он бросает взгляд на телевизор.

– Почему ты это смотришь?

– Я хотела узнать, как дела у наших друзей, – говорю я, когда он садится рядом со мной, заставляя массивный диван прогнуться под его весом.

На экране Денвер сосредоточенно сражается. Джей и Новичок, Майлз и Атлас, плюс новый парень, который пришел в рамках сделки с Лос-Анджелесом.

– Новичок трижды добирался до линии штрафного броска с тех пор, как я включила телевизор, и все они у него получились.

– Да ну? – я слышу веселье в голосе Клэя, когда его губы касаются моего уха.

Я тоже улыбаюсь.

– Ммм. И Майлз был хорош. Джей все еще пытается придумать схемы с новым парнем.

– Понятно, – Клэй рассеянно обхватывает меня за талию. – Думаешь, ты знаешь о баскетболе все?

– Кое-что, – соглашаюсь я, и он усмехается. – Странное ощущение – наблюдать за ними со стороны. Когда ты в последний раз разговаривал с ребятами?

– На гала-бале.

У меня открывается рот.

– Ты ни с кем из них не разговаривал? Даже по смс?

Он качает головой и направляется к нашей комнате.

– В конце концов, это бизнес.



Он уехал на Восточное побережье на две игры, когда я позвонила Мари.

– Как ты себя чувствуешь?

– Мне все еще хочется сыра. Я виню в этом ребенка.

Я смеюсь.

– У меня есть снимки с УЗИ. Хочешь посмотреть?

Мой рот открывается.

– Конечно!

Проходит минута, прежде чем мой телефон зажужжал, и я поспешно нажимаю на черно-белое изображение.

– Боже мой. Ребенок просто идеален.

Она фыркает.

– Это боб. Ты еще ничего не видишь.

– Нет, я вижу. У него огромный мозг. И еще большее сердце, – настаиваю я, пока она смеется. – И все будут его очень любить.

Мар на минуту замолкает, но в конце концов вздыхает.

– Я надеюсь на это. Как у вас с Клэем дела?

– Мы притираемся к новому месту. Я бы никогда не сказала этого Клэю, но я скучаю по Денверу.

Вечером после игр звонит Клэй, и мы разговариваем в течение часа. Я спрашиваю его о каждой игре, но он переводит разговор на то, что я делаю, или на город, в котором он находится, или как дела дома. В итоге мы занимаемся сексом по телефону, и я засыпаю, мое тело гудит от оргазма и пространства рядом со мной.

В течение нескольких дней я рисовала в своей студии. Я так привыкла рисовать фреску каждый день, что мне кажется странным, что я не уделяю этому внимания. Деньги от комиссионных лежат на моем счете, но после гала-бала интерес был ограничен. Если я хочу сделать карьеру в этом деле, мне нужно продолжать работать.

Во время утренней прогулки меня остановил рекламный щит современного танцевального представления. После обеда я отправилась на него в одиночестве и была поглощена искусством.

В течение следующих трех дней я рисую танцовщицу. Я черпаю из своей памяти и из дополнительных изображений, которые нахожу в Интернете. Когда солнечный свет проникает в мою студию, я рисую и раскрашиваю, и мое сердце наполняется так, как не наполнялось с тех пор, как я приехала в Лос-Анджелес.

Брук приезжает погостить на выходные, пока Клэй в разъездах, и мы отправляемся поужинать, пройтись по магазинам, на Хантингтон-Бич и посмотреть шоу.

Когда мы выходим из театра, я говорю: – Могу я спросить тебя о твоем брате?

– Скучаешь по Денверу настолько, что хочешь встречаться с ним вместо этого? – сухо отвечает она.

Я смеюсь.

– Нет, я имею в виду то, что произошло, когда ушел Клэй. Я не ожидала, что это вызовет такой раскол. Клэй говорит, что это всего лишь бизнес, но я в это не верю.

Более того, я ему не верю. Что для него в этом нет ничего личного. Клэй скучает по тем парням. Возможно, он даже чувствует ответственность за то, что произошло. Но он не хочет говорить со мной об этом. Мы проводим наедине больше времени, чем когда-либо, но он еще большая загадка.

– Джей понимает, как работает лига. Он в ней столько же, сколько и Клэй. Но это странная система. Как влиятельный человек, я сама решаю, с кем работать, когда и за сколько. Я выбираю своих партнеров и могу прекратить сотрудничество по любой причине. Если я устала, я могу сделать перерыв. Но как профессиональный спортсмен, они платят тебе достаточно денег, и ты перестаешь быть человеком. Ты бог, но ты также и товар. Редкий, дорогой, как бриллиант. Все вокруг поклоняются тебе, но все дело в том, чтобы получить от тебя максимум, пока ты не израсходован – больше очков, больше признаний, больше денег. Люди покупают и продают тебя, торгуют тобой и выставляют напоказ, ожидая, что ты будешь благодарен, потому что это делается по правилам соглашения с игроками, и в конце концов у тебя остается дом в Малибу и три бывшие жены.

Я вскидываю бровь.

– Это очень конкретный пример.

Мы идем по улице, сквозь толпы хорошо одетых калифорнийцев, с солнечными очками на головах и сандалиями на ногах.

– Для моего брата на первом месте стоит преданность, а на втором – работа. В его карьере были случаи, когда он мог добиться успеха за счет кого-то другого, но он этого не сделал. Были шансы заработать больше денег и продать душу, но он этого не сделал, – говорит Брук. – Когда мы были детьми, наша мама всегда говорила: «Все это не стоит того, если ты не можешь жить с самим собой». Он принял это близко к сердцу.

Мы останавливаемся на углу, ожидая, пока переключится светофор.

– Хотелось бы, чтобы Клэй смог наладить отношения с ребятами.

– Из-за расстояния это сложно.

– Но они приедут в город на следующей неделе.

Меня осеняет идея, и я ухмыляюсь подруге.

Глаза Брук сужаются.

– Что ты планируешь?