Это тот, кто я сейчас?

Есть варианты – команды, которые подписали бы со мной контракт, если бы я хотел остаться в игре, даже если мое колено не восстановится. Но мне ненавистна идея быть чем-то вроде одолжения, наследием, единственным вкладом которого является некая аура чемпионства, как несвежий одеколон, который плохо выдерживается.

Я мог бы объявить о своей отставке, но это будущее еще более мрачное.

Забор распахивается, и лимузин подъезжает к дому. Темно, внешние фонари у ворот не горят.

– Давайте я высажу вас у... – Лимузин резко останавливается на полпути к двери. – Простите, мистер Уэйд. Кажется, я въехал в ваш сад.

Невозможно перепутать звук шин по газону, когда он снова съезжает на асфальт и объезжает участок с цветами, которые Нова посадила перед домом этой весной.

Я не готов войти.

В одиночестве мне не нужно лгать о том, что я чувствую.

Делать это на людях – одно дело, а притворяться перед Новой – совсем другое.

– Подождите секунду, – говорю я водителю, когда машина плавно останавливается.

– Все в порядке, мистер Уэйд?

Я не отвечаю.

Я люблю Нову и раньше не мог дождаться нашей встречи. Теперь я не уверен, что помню, как чего-то ждать с нетерпением. Я словно отделен от мира стеклянной стеной.

На полках мини-холодильника стоят маленькие бутылочки с алкоголем, и я беру одну.

– Мистер Уэйд, мне неловко просить, но можно мне взять автограф? Это для моего сына.

Надежда в его голосе заставляет меня приостановиться. Я ставлю бутылку обратно на полку и беру кепку и маркер, которые он передает.

Выйдя из машины, я волочу ноги по подъездной дорожке и набираю код входа в дом.

В гостиной горит свет. Я направляюсь в ванную, когда вижу, что дверь в ее студию приоткрыта.

Внутри Нова рисует за мольбертом. Из колонки Bluetooth в одном из углов льется тихая музыка.

У нее светлые волосы, побледневшие от солнца, и скрученные в беспорядочный узел на голове. Розового цвета не осталось, и я пытаюсь вспомнить, когда это произошло.

Ее серое хлопковое платье доходит ей до колен. Голые ноги и ступни загорели за лето на улице.

Нова сосредоточена на своем мольберте, но она тоже покачивается.

Я представляю, как она поднимает на меня глаза, хватая меня так, как она это делала.

Я подхожу к ней.

Переворачиваю ее на руках, несу к стене и прижимаю к ней.

Ее ноги обхватывают мою талию. Она тянется к моему ремню, расстегивает его и брюки. Мы снимаем их, и я протискиваюсь между ее ног, проникая внутрь до упора. Ее спина выгибается, и она тихонько стонет.

Никто из нас не произносит ни слова.

На мгновение это все.

На мгновение этого достаточно.

Словно почувствовав мое внимание, она поднимает глаза от мольберта.

– Привет.

Я моргаю, стоя в дверях.

– Удивлен, что ты не спишь.

– Я не могла уснуть, – она вытягивает руки над головой, показывая пятна краски на руках и шее.

Вокруг нас повсюду холсты, в основном с изображениями танцоров.

– Баскетбол тебе больше не интересен, – замечаю я.

– Значит, нас двое, – мое тело напрягается, и в то же время ее глаза расширяются. – Прости. Я просто имею в виду, что сейчас сентябрь, и мы понятия не имеем, что ты будешь делать в следующем году. Где ты будешь играть или...

– Я со всем разберусь, – мой голос звучит грубее, чем я предполагал, но я чувствую, что он так же отсоединен от меня, как и все остальные части моего тела.

– Как прошел турнир?

– Мы собрали много денег, – я чувствую пустоту. – Как прошли занятия по барре? – спрашиваю, пытаясь вспомнить ее расписание.

– Хорошо. У меня появились друзья, которые пригласили нас на вечеринку в эти выходные. Хочешь пойти? – спрашивает она.

Вечеринка.

Я только что провел весь день в окружении других людей. Но она хочет – это видно.

– Да, конечно.

Она выглядит так, будто хочет сказать что-то еще, но не делает этого.

– Лимузин наехал на одну из клумб, – наконец продолжаю я.

Ее лицо искажается.

– Маргаритки?

– Может быть, – я поднимаю плечо. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

На полпути к выходу я оглядываюсь...

Но она уже снова рисует.