23

МЭЛ

Через стену гостевой спальни доносится обрывок одностороннего телефонного разговора Глеба, и его содержание выводит меня из равновесия. Пока я заканчиваю натягивать на Габби чистые брюки, в голове крутятся мысли о приемлемом способе разрешения ситуации. Потому что я не могу просто даже подумать, как Глеб снова уходит из квартиры.

Не после всего, что произошло.

Несмотря на то, что я уже предвкушаю, тихий стук в дверь нашей спальни спустя мгновение заставляет мое сердце учащенно забиться.

— Мэл? — Глеб приоткрывает дверь, а затем, убедившись, что не помешает, распахивает ее настежь.

— Мне просто нужно быстро переодеться. Мы с Габби будем готовы через пять минут, — уверенно говорю я, поднимаясь с места, чтобы встретиться с ним взглядом.

Я не дам ему возможности сказать мне, как все будет на этот раз. Если он уходит, мы уходим вместе с ним.

— Мэл. — Голова Глеба слегка дергается, отклоняясь в сторону, когда он произносит свое односложное предупреждение. Он как бы говорит «нет» - даже если об этом мне говорят только его глаза.

— Глеб, — отвечаю я, упираясь руками в бедра.

Не можем же мы всерьез вернуться туда откуда начали? Снова затевать тот же спор? Не знаю, что произошло между завтраком и сегодняшним днем, что заставило его передумать, но я чувствую, как энергия тянет его к выходу из квартиры, и он полностью намерен оставить нас позади.

— Место, куда я направляюсь, не просто опасно - это место, где я не смогу защитить тебя. Мэл, ты должна мне в этом доверять, — ровно говорит Глеб, хотя в его тоне я улавливаю нотки извинения. — Дэн и Лев скоро придут, чтобы присмотреть за вами, девочки, пока меня не будет. Я ненадолго.

Никаких обсуждений, никаких компромиссов. Он говорит мне, как все будет.

Снова.

Моя грудь сжимается, желудок опускается от безнадежного чувства покинутости, которое просачивается сквозь меня. Он говорит, что будет оберегать меня, но как же он сам? Почему он всегда так стремится уйти, готовый подвергнуть себя опасности?

Мой пульс учащается, дыхание становится коротким и быстрым, когда я выстраиваю свою защиту.

— Что бы это ни было, оно может подождать. По крайней мере, пока мы не убедимся, что Винни не пошлет за нами людей. — Мне невыносима мысль о том, что Глеб вернется домой весь в порезах и крови или еще хуже, на этот раз. От одной мысли об этом у меня на шее выступает холодный пот. Потерять Глеба навсегда? Знать, что он мертв? Меня охватывает леденящее чувство ужаса.

— Нет. Это не может ждать, — твердо говорит он. — Сейчас каждая минута на счету, Мэл. Я бы хотел, чтобы все было по-другому.

По тому, как неподвижно он поводит плечами, я понимаю, что Глеб приготовился к тому, что этот разговор может закончиться плохо. Я чувствую, как он склоняется к грани очередного спора.

Он уже защищается. Но сейчас мне все равно. Потому что я тоже. И по чертовски веской причине.

— Скажи мне, почему, — требую я.

Глеб вздыхает, его разочарование очевидно, и он нетерпеливо потирает лицо руками, прежде чем зачесать пальцы назад в свою темную стрижку.

— Я не могу.

— Потому что ты знаешь, что я тебя не отпущу? — Я бросаю вызов, моя защита поднимается, поскольку я предполагаю, что это разочарование во мне. — Это как-то связано с Келли?

Мои руки опускаются по бокам, а пальцы Габби обхватывают мой мизинец и безымянный палец, словно желая передать мне часть своей силы. Моя милая маленькая девочка, всегда утешает меня, когда я чувствую, что разваливаюсь на части. Не знаю, как мне так повезло, и я благодарно сжимаю ее руку.

— Нет, — твердо говорит Глеб. — С Винни покончено. Я же сказал тебе, он не собирается ничего предпринимать. Это не имеет отношения ни к тебе, ни к Келли. Я обещаю. Это дело Велеса. И я не могу говорить об этом, потому что поклялся Петру хранить тайну.

У меня закрадывается мысль, что все очень плохо, если Петр не разрешает Глебу говорить об этом с кем-либо. Раньше Глеб всегда открыто говорил со мной о своей работе. И не то, чтобы то, чем он зарабатывает на жизнь, было законным. Далеко не так, честно говоря. Так что же изменилось в этот раз?

Сердце замирает при мысли о том, что Глеб бежит сломя голову из одного опасного для жизни конфликта в другой. Я знаю, что Велес все еще воюет с Живодером. И если дело не в Келли то, скорее всего, в Михаиле и ублюдочной Братве, которой он управляет.

— Пожалуйста, не уходи, — вздыхаю я, эмоции сжимают горло.

Плечи Глеба опускаются, напряжение уходит из них, когда его защитная поза переходит в озабоченность. Длинные ноги проносят его через всю комнату в три легких шага, и он останавливается передо мной, его зеленые глаза смотрят на меня. В кои-то веки я вижу, как на его угловатом лице мелькает конфликт, выдавая его эмоции: брови подергиваются, напрягаясь.

Он нежно проводит тыльной стороной костяшек пальцев по моей щеке.

— Я организовал для вас с Габби самую надежную защиту. Я бы не уехал, если бы не был в этом уверен, Мэл.

— Ты снова это делаешь, — выдавила я. — Подвергаешь свою жизнь риску. Уезжаешь сразу после того, как говоришь мне, что это небезопасно. Я ненавижу волноваться за тебя каждый раз, когда ты выходишь за дверь.

К моему удивлению, Глеб улыбается. Улыбка мягкая, теплая и искренняя, эмоции излучаются от него и окутывают меня нежной лаской.

— Я ценю твою заботу. Правда, Мэл, очень ценю. Это значит для меня очень много, — бормочет он, обхватывая мою челюсть одной ладонью, чтобы погладить щеку подушечкой большого пальца. Его зеленые глаза смотрят на меня с такой искренностью, что я не могу в нем сомневаться.

И хотя я чувствую, что скоро последует «но», я могу сказать, что он работает над тем, чтобы общаться лучше, если не идти на компромисс. Он разговаривает, пытается объяснить мне свое решение, пытается объясниться, хотя я знаю, что это не его естественная склонность.

Он все еще делает то, что считает нужным, но это дает мне надежду, что он готов говорить о вещах - даже если Петр взял с него слово хранить тайну о том, во что он вовлечен.

— Но мне нужно идти, — мягко нажимает Глеб.

Вот оно. То самое «но», которого я ждала. Мама всегда говорила мне, что все, что идет перед «но», нужно воспринимать с долей соли. Это не та часть предложения, которая несет в себе смысл. И она права, потому что все, что действительно имеет значение, это то, что Глеба не будут отговаривать уезжать.

— Тебе будет легче, если ты узнаешь, что моя роль в этом деле не так уж и рискованна? — предлагает он.

— Но эта миссия опасна? — спрашиваю я.

— Да, — серьезно подтверждает Глеб. — Но на кону не моя жизнь. Если я останусь с тобой, то могу лишить жизни одного из моих братьев, одного из немногих, кто мне дорог.

Мой желудок опускается, грудь сжимается, когда я вижу, как в его глазах вспыхивает беспокойство. Глеб нечасто волнуется. Поэтому, когда он волнуется, это глубоко затрагивает меня. И я чувствую, как больно ему будет потерять этого брата. Как бы мне ни было неприятно это признавать, я рада, что у Глеба есть семья, которая ему дорога. Он не смог бы убить каждого из своих братьев с такой же бессердечной жестокостью, как он сделал это с Мико. Интересно, не этот ли брат, о котором он беспокоится, отчасти ответственен за то, что Глеб остался порядочным человеком, несмотря на свое нетрадиционное воспитание? Если так, то я бы тоже не хотела быть ответственной за его смерть.

— Мне нужно идти, Мэл, — настаивает Глеб, но его тихий голос больше похож на мольбу, безмолвная потребность в том, чтобы я поняла, приняла то, что он говорит. — Но я вернусь раньше, чем ты успеешь соскучиться по мне, — добавляет он негромко.

Это невозможно. Я уже скучаю по нему, просто думая о том, как он уезжает. Но с моей стороны было бы эгоистично просить его остаться. Я не могу, когда это может поставить под угрозу жизнь его брата.

— Хорошо, — вздыхаю я и сглатываю комок в горле.

Облегчение озаряет морскую зелень глаз Глеба. Он испускает тяжелый вздох. И одним быстрым, плавным движением обхватывает мой затылок, притягивая к себе для страстного поцелуя. Между нами разливается тепло, притяжение становится все сильнее, когда его язык легонько проводит по шву моих губ. Я вдыхаю его, впитывая смелость, которую придают мне его прикосновения. Каждый раз, когда мы целуемся, меня охватывает возбуждение.

Все заканчивается слишком быстро, и когда он отстраняется, его горло сводит спазмом, и он с трудом сглатывает. Его глаза переходят на Габби, и он проводит пальцами по ее влажным кудрям. Мое сердце сжимается. Он проверяет, не против ли она, чтобы он поцеловал меня.

Она неуверенно улыбается нам, ее свободная рука обхватывает его бедро, и она прислоняется к нему, чтобы присоединиться к нашим объятиям. Это напоминает мне о том, как сегодня утром я застала ее и Глеба в обнимку.

Ему так хорошо с ней. А ей, конечно, с ним. Я никогда не видела, чтобы она была так близка с кем-то... Ну, то есть с Киери, но это потому, что она была рядом с ней с самого начала. Но Габби тянет к Глебу почти так же необъяснимо, как и меня.

Вздыхая, я стараюсь не позволить грузу своей вины обрушиться на меня. Я хочу быть честной с Глебом, но не знаю, как это сделать. Не тогда, когда я все еще не рассказала ему о Габби. И этот секрет становится все больше, чем дольше я молчу. Но сейчас не время говорить ему об этом. Не сейчас, когда он готовится к отъезду на рискованное задание, связанное с его братом.

Я испытываю постыдное искушение согласиться с его заявлением, что «прошлое - это прошлое». Возможно, так будет лучше для всех. Я верю ему, когда он говорит, что будет любить Габби несмотря на то, что у нее другой отец. И это было бы намного проще.

Сейчас я вижу потенциал. Между нами возникает связь. Но я знаю, что наши отношения не будут работать, если я попытаюсь скрыть от Глеба что-то настолько важное. Одна мысль о том, что это будет продолжаться бесконечно, может просто заставить меня взорваться. Он слишком много видит, а я ненавижу хранить секреты. Это должно исходить от меня, и я должна сказать ему об этом как можно скорее. Если он узнает об этом каким-то другим способом - а зная Глеба, он узнает, это может привести к неприятным последствиям.