19

МЭЛ

Уже почти полночь, а я мечусь по гостиной квартиры Глеба, и от волнения у меня в животе завязываются такие узлы, что меня чуть не тошнит. Дэн молча наблюдает за мной. Он бросил попытки успокоить меня несколько часов назад.

Габби спит в постели, измотанная еще одним травмирующим днем. И я не могу не задаваться вопросом, сможет ли она когда-нибудь жить нормальной жизнью после того, через что ей пришлось пройти. Но больше всего меня напрягает Глеб. Я весь день переживала, что он не вернется домой. Этот безрассудный идиот взял с собой только одного человека, и хотя Лев верный и впечатляющий экземпляр, я видела, на что способны мужчины Келли. Они и раньше одолевали Глеба. Что помешает им сделать это снова?

— Почему они так долго? — Спрашиваю я, бросая взгляд в сторону двери.

— Далеко ехать, барышня, — напоминает мне Дэн, наверное, в сотый раз.

Как он может быть таким терпеливым?

Я бросаю взгляд на тусклое красное пятно, оставшееся на полу у Глеба, а может, это просто мое воображение после того, как я увидела кровь Мико, сочившуюся из его горла. Они проделали впечатляющую работу по уборке, хотя на это ушло несколько часов.

Я так рада, что Габби не пришлось этого видеть. Но больше всего я благодарна за то, что это была не кровь Глеба, покидающая его тело. Ведь это так легко могло случиться. А он как будто даже не знает об этом. Сердце неуютно трепещет в груди при мысли о том, что за ними могли следить из Бостона, что их могли сбить с дороги, как нас раньше.

А что, если Винни поймал его еще до того, как они выехали из города?

Его могли привязать к стулу и пытать. А я торчу здесь, бесполезная, пока он страдает. Мне кажется неправильным, что я только наполовину думаю о Льве, которому я благодарна больше, чем могу сказать, за все, что он сделал для меня и Глеба. Но все, о чем я могу думать, это о том, как мы с Глебом расстались сегодня утром.

К тому времени, как мы с Габби вышли из спальни, Мико, Глеб и Лев уже ушли. Вид мертвого брата Глеба на полу остался лишь пятном в моей памяти. У меня не было возможности попрощаться, а Глеб не зашел в нашу комнату, чтобы попытаться это сделать.

Большую часть дня мы с Габби и Дэном провели в машине, добираясь до небольшого домика в глубине леса. И когда мы наконец услышали Глеба, я уже была вне себя от волнения. Потом была вся обратная дорога, и я представляла себе ужасные, графические образы Глеба, раненого еще сильнее.

Я думала, что, может быть, он вернется домой прямо за нами. Но нет. Я успела покормить Габби, искупать ее и уложить спать. А Глеба все нет. Я даже убрала наш завтрак - прекрасное блюдо, которое он приготовил и которое простояло на столе весь день.

Теперь мне остается только ждать. А ожидание - это мука.

Спустя, наверное, целую вечность, засов на двери со щелчком открывается. Несмотря на мое предвкушение, от этого звука сердце замирает, а желудок опускается вниз. И несмотря на все терпеливое спокойствие, которое Дэн излучал с тех пор, как привел нас домой, в одно мгновение его прикрытие оказывается разрушенным, когда его рука тянется к пистолету. Его взгляд фокусируется на входной двери, намереваясь обнаружить угрозу до того, как она успеет проникнуть в квартиру.

Я замираю на месте, ледяной страх струится по моим венам. Я задерживаю дыхание. Что, если это не Глеб? Вряд ли я смогу с этим справиться, ведь это будет означать, что он мертв.

Пожалуйста, боже, будь им. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.

Глеб ничего не уточнил, когда сказал моему временному телохранителю привезти меня домой. И мое воображение стало буйствовать, пока я не оказалась на грани безумия.

Дверь распахивается.

Воздух вырывался из легких, когда Глеб переступил порог.

Он выглядит изможденным. Его стрижка в беспорядке торчит вверх. И все же, каким-то образом, он никогда не выглядел более богоподобным.

Я смутно замечаю, что позади него Лев выглядит совершенно целым. Но я не могу оторвать взгляд от высокого зеленоглазого мужчины, который входит в дверной проем легкой походкой, делающей его похожим на рыщущую пантеру.

Его глаза находят мои еще до того, как он полностью вошел в комнату, и мое сердце учащенно забилось.

— Привет, — мягко говорит он. Даже его голос звучит устало.

И тут же на меня обрушивается весь мой стресс. Вместо облегчения, в котором я так отчаянно нуждаюсь, я вдруг чувствую лишь ярость.

— Эй? И это все, что ты можешь мне сказать? — Требую я, мой голос дрожит от ярости.

Но я сдерживаюсь, чтобы не разбудить Габби. Меньше всего ей нужно слышать, как мы снова ссоримся.

Лев и Дэн переглядываются за спиной Глеба и бесшумно выходят из комнаты. Я должна найти время, чтобы поблагодарить их. Они провели весь день, помогая Глебу защищать меня. Но они уходят прежде, чем я успеваю закончить эту мысль.

Объект моего гнева поминутно качает головой, отслеживая звук закрывающейся за ними двери, сигнализирующей об их уходе. Но его глаза не покидают меня. Он держится на расстоянии, его мышцы напряжены, словно готовы к новой драке.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Мэл? — Спокойно спрашивает он, делая медленный шаг вперед.

— Не знаю. Может быть, что ты сожалеешь?

— За что?

Сердце бьется о ребра, чтобы получить шанс надрать ему задницу, и это заставляет меня преодолеть разделяющее нас пространство. Положив руки на бедра, я смотрю на Глеба, прекрасно понимая, что сейчас я не в здравом уме.

— Я уже начала думать, что могу тебе доверять. Ты говорил мне, что нужно говорить с тобой, что мы сможем разобраться во всем вместе, если я буду общаться. Но когда представилась возможность, ты не оставил мне выбора, не дал свободы. Я говорила тебе, как сильно это меня беспокоит! — Шепотом кричу я, слезы жалят глаза, грозя вырваться наружу.

— Ты совершенно свободна, — рационально говорит Глеб. — Можешь ненавидеть меня за мое решение, можешь уехать, как только я буду уверен, что опасность миновала и Келли оставили тебя в покое навсегда. Но я не собирался обсуждать план, который подвергнет тебя еще большей опасности, когда у тебя нет возможности защитить себя. Я был создан для того, чтобы справляться с подобными ситуациями, Мэл. Я тренировался для этого с того момента, как научился ходить. Так что не притворяйся, будто я лишил тебя выбора. Так и должно было быть.

— Но ты даже не стал говорить со мной об этом! — Шиплю я.

— Не о чем было говорить. Тебе нужно больше думать о своей дочери и собственной безопасности и меньше, о том, как я решил поступить.

— Это несправедливо. Ты не имеешь права думать, что беспокоишься только ты. Я весь день боялась, что ты не вернешься. Что я буду виновата в твоей смерти... — Я подавилась последними словами, эта мысль была настолько болезненной, что я не могла перевести дыхание.

Удивление в глазах Глеба заставляет меня думать, что такая возможность даже не приходила ему в голову. И вдруг я не могу больше сдерживать слезы.

— Как ты можешь быть виновата в моей смерти? — Спрашивает он.

— Потому что я просила тебя вернуться за мной! — Тихо всхлипываю я. — Каждый день, когда ты со мной, пытаясь защитить меня, я подвергаю тебя опасности. И я не могу... не могу смириться с мыслью, что ты умрешь. Я не знаю, смогу ли я жить в ладу с собой... жить без тебя.

Раскаяние вспыхивает на лице Глеба, стирая настороженное напряжение, и он в мгновение ока сокращает расстояние между нами. Одной рукой он обхватывает меня за талию, а другой берет за подбородок.

— Я в порядке, Мэл. Я здесь, — мягко заверяет он меня.

И он прижимает свои губы к моим с такой нежной страстью, что у меня перехватывает дыхание.

Мои кулаки покидают бедра и бьются о его грудь, потому что я еще не закончила бороться. Меня переполняет такой сильный страх, что он переходит в безудержный гнев. И я не знаю, как с ним справиться.

Обычно, когда я сопротивляюсь, Глеб меня отпускает. Он не ставит под сомнение мои сигналы, если и интерпретирует их, то слишком часто так, будто я говорю ему нет.

Но не сегодня.

И хотя я толкаюсь в его грудь, слезы текут сильнее, а тело ищет способ выплеснуть весь этот накопившийся стресс, Глеб прижимает меня к себе. Он не хочет бороться. Но он и не хочет, чтобы я оставила между нами пространство. И с приливом эмоций я понимаю, что тоже этого не хочу.

Мое сопротивление становится все слабее, пальцы впиваются в его рубашку, когда моя попытка оттолкнуть его переходит в мою, притягивая его ближе. Я делаю взволнованный вдох и поддаюсь своему желанию. Когда мои губы расходятся, его язык проникает между ними. Рука, державшая мой подбородок, забирается в волосы, и Глеб, углубляя поцелуй, прижимает к себе мой затылок. Придушенный стон вырывается из моей глубины, когда жар в моем теле переходит от ярости к жадному голоду.

Мои руки медленно скользят по его точеной груди, и я обхватываю его за шею, прижимаясь к нему грудью, пока не чувствую его сердце. Оно бьется вместе с моим, сильное, уверенное и такое благословенно живое.

— Боже, ты сводишь меня с ума, — шепчу я, слезы все еще текут по моим щекам.

— Мне жаль, — вздыхает он.

Я не припомню, чтобы два таких простых слова когда-либо звучали так сладко.

И я не знаю, извиняется ли он за то, что оставил меня переживать, или за то, что свел меня с ума. Честно говоря, мне все равно. Потому что мне так приятно осознавать, что он борется за это - за нас, а все остальное не имеет значения.

Если он хочет сражаться именно так, я только за. И по мере того, как мои рыдания стихают, соленый след от слез начинает высыхать.

Глеб медленно ведет меня назад, и мое сердце учащенно бьется при мысли о том, что он может отвести меня в свою спальню. Голова плывет от нахлынувших эмоций, тело гудит от желания. И когда моя спина неожиданно натыкается на входную дверь, я задыхаюсь.

Секунду спустя Глеб звучно закрывает за мной дверь.

— Значит ли это, что с Винни ничего не вышло? — Я вздыхаю, пульс нервно вздрагивает.