Глава 8. Адена

— Могу я теперь открыть глаза? Ты в порядке?

Раздается шорох ткани, за которым следует сухой ответ. — Я одет, если ты об этом спрашиваешь.

Я приоткрываю глаз и замечаю накрахмаленные белые брюки, свисающие с его бедер.

Мои губы сжимаются.

Его бедра все еще голые.

На нем только половина формы, а грудь обнажена, и я смотрю на него широко раскрытыми глазами. Мой взгляд скользит по разбросанным шрамам на его коже, прежде чем я наконец набираюсь сил, чтобы отвести взгляд. Еще несколько дней назад его обнаженная грудь была бы не столь интригующим зрелищем, но сейчас... Сейчас я ужасно очарована им всем.

— Что? — спрашивает он с пристальным взглядом. — Не делай вид, будто я единственный мужчина, которого ты видела без рубашки.

— Хм? — Мои щеки горят. — Верно.

Он замирает, глаза сужаются. — Ты ведь не видела, правда?

— Нет, — выпаливаю я, защищаясь, — есть много мужчин, которые ходят по Луту без рубашки...

— Верно. — Он медленно кивает. — И ты всегда так пристально смотришь на них?

Я не думала, что мое лицо может стать еще горячее. — Неважно. Поторопись, мне нужно быть дома. — Я спотыкаюсь на полуслове, а затем поворачиваюсь, чтобы прогнать его с глаз долой.

— Неужели? — Его тон насмешлив. — И куда ты направляешься помимо дворца сегодня вечером?

— Если ты забыл, — удовлетворенно заявляю я, — у меня есть дела.

— Ах, да. — Я оглядываюсь и успеваю заметить, как он натягивает верхнюю половину мундира на беспорядочные волны, спадающие на лицо. — У тебя есть одежда, которую можно продать. Теперь даже те, кто живет в трущобах, смогут голодать стильно.

Я одариваю его новым взглядом, который у меня появился, — нечто среднее между не впечатленным и слегка забавным. — Ну, когда ты так говоришь...

Он усмехается и поднимает руки, осматривая длину моей работы. — Выгляжу ли я соответствующе? По крайней мере, в темноте.

Я делаю несколько медленных шагов к его белой фигуре, рассматривая каждый шов и панель на ткани. Затем я хлопаю в ладоши, слегка повизгивая. — Она идеальна! Ты выглядишь более грозно, чем обычно.

Его губы подрагивают. — Самое время сделать мне комплимент.

— О, подожди, еще кое-что. — Я беру кожаную маску с пыльного рабочего стола. Подойдя достаточно близко, чтобы почувствовать запах крахмала, которым я облила его форму — разумеется, для достоверности, — я смотрю в темные глаза, которые уже прикованы ко мне.

Я остро осознаю, что мы находимся в одном воздухе, пока тянусь вверх, чтобы закрепить маску на его глазах и носу. От ощущения его взгляда, блуждающего по моему лицу, у меня потеют ладони. Но я продолжаю любоваться его чертами, следя за изгибом его скул под маской, за прямой переносицей в центре. Когда мой взгляд скользит по шраму, украшающему его губы, мне приходится бороться с желанием провести по нему пальцем.

— Все еще грозен? — пробормотал он, нависая своим лицом над моим.

— Больше, чем когда-либо, — тяжело дыша, заверяю я.

Мы смотрим друг на друга несколько дрожащих вдохов, прежде чем он прочищает горло. — Разве тебе не нужно куда-то идти? Продать какую-нибудь голубую рубашку?

При упоминании моего творения, которое он так безжалостно критикует, я нахожу в себе силы сделать шаг от него. — Да, нужно. И если она не продастся, я точно знаю, что надену на себя во время нашей маленькой миссии.

Он недоверчиво качает головой, скрещивая большие руки на груди. — Знаешь, ты гораздо хитрее, чем кажешься.

Я наклоняю подбородок вверх. — И как именно я выгляжу?

— Милой. Непритязательной. Достаточно симпатичной, чтобы не носить эту ужасно синюю рубашку.

В горле пересохло, но я все равно пытаюсь сглотнуть. Он смотрит на меня так же, как я на свое шитье. В его глазах горит восхищение, даже когда он ищет хоть какой-то недостаток, на котором можно было бы заострить внимание. Как будто он нуждается в причине, чтобы разорвать по швам то, что медленно связывало нас вместе.

— Тогда я надену ее, — заверяю я его.

Нащупав дверь — действие, обычно ассоциирующееся с тем, когда его глаза задерживаются на мне, — я поспешно выхожу на аллею.

Солнце палит мне в лицо, усыпая нос веснушками, и я спешу по Луту. Форт, к счастью, остается нетронутым, хотя для неподготовленного глаза это, по сути, куча мусора. Я вспоминаю о своем решении переделать обстановку для Пэй к ее возвращению, и добавляю это задание в свой мысленный список обязанностей.

Подняв один из многочисленных ковров, я обнаруживаю под ним одежду, принадлежащую тому свертку, который я выбросила в переулок при попытке ограбления. После встречи с Маком я вернулась, чтобы как следует собрать и вытереть пыль со своей работы и убедиться, что каждый клочок ткани спрятан под многочисленными слоями Форта.

Взяв в руки сверток с одеждой, я направляюсь в угол, который игнорировала уже почти две недели. Но после сегодняшнего вечера меня больше не будут кормить бесплатно и укладывать под его простыни — не то чтобы я не хотела этого и дальше. Но Мак очень ясно дал понять, что мне не следует встречаться с ним после нашей миссии. Хотя мне еще предстоит найти вескую причину для этого.

По какой-то абсурдно-странной причине он делает меня счастливой. Он не то чтобы луч солнца, но, пожалуй, что-то вроде лунного света. Таинственный и пугающий. Такой же красивый, но при этом достаточно мягкий, чтобы на него смотреть.

С мыслями о Маке, поглощающими все оставшиеся у меня разумные силы, я спешу по оживленной улице. Я уже почти дошла до своего угла и до сих пор не сбросила ни одного предмета одежды. Надеюсь, это станет регулярным явлением. С этой целью я крепче прижимаю к себе кучу ткани и спешу к устью своего обычного переулка.

Большинство торговцев торгуют с тележек. У меня же другие методы.

Много лет назад мы с Пэй прикрепили длинную проволоку через отверстие в этом переулке, и я потрясена тем, что ржавые гвозди все еще держатся. Балансируя со связкой одежды в руках, я начинаю перекидывать ее через проволоку, чтобы продемонстрировать свою работу. Получается что-то вроде импровизированного баннера, достаточно красочного, чтобы привлечь внимание.

Как только все вещи развешаны по моему вкусу, я опускаюсь под витрину и борюсь с желанием поковырять ногти от скуки. Решив потратить время с умом, я начинаю возиться с кусочками кожи, оставшимися от мундира Мака.

Проводя большим пальцем по гладкому материалу, я вспоминаю о коллекции его ножей. У него нет возможности носить их с собой, не опасаясь быть заколотым торчащими лезвиями.

В этот момент у меня зарождается идея. За моими закрытыми веками вдруг начинают проноситься выкройки и мерки, выстраиваясь в осязаемый дизайн. Я начинаю рвать ткань и прикалывать уголки, наблюдая, как моя идея воплощается в жизнь.

В этот момент мой желудок урчит, напоминая о том, что у меня мало денег. И, помня об этом, я ярко улыбаюсь каждому прохожему, как будто этого достаточно, чтобы убедить его купить что-нибудь.

И как раз когда мне начинает казаться, что мои попытки отпугивают покупателей, ко мне направляется мужчина.

Я встаю, перекидываю свой проект через проволоку и приветствую его, как я надеюсь, чуть менее отчаянной улыбкой. Я наблюдаю за тем, как он приближается, как с каждым шагом размытые черты лица становятся все более знакомыми.

Я знаю этого человека. Это одно из тех лиц, которые я вижу, закрывая глаза перед сном.

Это один из тех, кто следил за мной.

— Привет, красотка, — протягивает он, сокращая расстояние между нами. — Днем на тебя смотреть еще приятнее.

Мой взгляд нервно перемещается, бросая взгляд на проходящих мимо людей. С ложным чувством безопасности я пытаюсь сохранить вежливость. Профессионализм, несмотря на мой дискомфорт.

— Доброе утро, сэр. — Его ответная ухмылка настораживает. — Вы ищете что-то конкретное? Может быть, у вас есть хозяйка, для которой вы делаете покупки? Потому что у меня есть красивый голубой топ, который...

— Я бы хотел увидеть его на тебе, — вклинивается он, голос хриплый, а голубые глаза горят. — Точнее, без него.

Я делаю шаг назад, чувствуя, как мрачная стена внезапно упирается мне в плечи. Мой голос дрожит, но я заставляю себя произнести слова. — Я думаю, вам лучше уйти.

Мой взгляд задерживается на его синяке под глазом, когда он проводит рукой по маслянистым каштановым волосам. Его улыбка становится еще более безумной. — О нет, я больше не выпущу тебя из виду, красотка.

Мои губы раздвигаются, позволяя словам вырваться наружу. — Пожалуйста, я...

— Разве я не позаботился о тебе должным образом в первый раз?

Этот сухой голос прорезается сквозь мой собственный, полный вызова. Я поднимаю глаза на маячащую фигуру, внезапно оказавшуюся позади мужчины, приближающегося ко мне.

Мак выглядит расслабленным, даже скучающим в ожидании, скрестив руки на широкой груди. Большая часть его эбеновых волос стянута назад ремешком, но несколько клочков падают вокруг лица, развеваясь на легком ветерке. Серебристая прядь смотрит на меня, сверкая знакомым и уютным блеском.

При одном только взгляде на него на глаза наворачиваются слезы.

Мужчина оборачивается, глаза его расширяются. — Черт.

Я не совсем понимаю, как это произошло, ведь я выбрала неподходящий момент, чтобы моргнуть. Но лицо мужчины вдруг оказалось прижатым к грязной стене рядом со мной, а рука Мака вцепилась ему в шею.

— Ты жалко медленно учишься, — сухо говорит Мак. — Я полагал, что одного синяка под глазом будет достаточно, чтобы донести до тебя свою точку зрения. Но, похоже, ты хотел бы получить еще один.

— Я-я не узнал ее, клянусь! — Голос мужчины глухо бьется о кирпич.

Мак наклоняется к нему, его голос звучит глухо. — Мы оба знаем, почему это ложь.

А потом он хватает мужчину за воротник и грубо разворачивает его, прижимая спиной к стене. Он шипит, заставляя Мака говорить поверх него. — Дена, я думаю, ты должна оказать мне честь.